Я не червонец, чтоб быть любезен всем
31 мая, воскресенье
День Святой Троицы.
Шел к станции: укладывают асфальт прямо на газон лопатами, каток, асфальт ядовито дымится, гаражи за проволочным забором - пейзаж по виду где-то 50-х гг., времен бериевской амнистии: ржавое железо, пьяные мужики в треньках и майках-алкоголичках, собаки, валяющиеся на пригреве как дохлые, а за этим всем в небе - небоскребы Москвы-сити. К забору прикручена фанера, на ней ярко-красным написано "Явь!" Явь расплывается в миазмах горячего асфальта.
Круглая луна на еще светлом небе - печать на голубом, еще нераскрытом конверте. Я отвык от луны. Сейчас никак не мог поверить, что это она так ярко освещает все вокруг, а не фонарь. Холодный оловянный свет, четкие тени.
Пугающее изобилие цветов. Калина-бульдонеж пополам перегнулась от тяжести снежных шаров. Впечатление даже болезненное. За три дня сирень завяла в стакане. Прелестно пахнет - как мимоза.
Сильный ветер на улице гуляет со свистом, пользуясь тем, что ночью его никто не видит, таскает деревья за волосы - так и до поножовщины недалеко. По серо-буро-малиновому небу сломя голову куда-то несутся облака. Соловьи молчат. Луну расплющило.
1 июня, понедельник
День Святого Духа. Благоверного св. князя Дмитрия Донского. Непостижимая тайна святого Духа. "Господь открывает человеку только то, что необходимо для его спасения, и многие тайны остаются для нас за непроницаемой завесой."
* * *
Бурный денек. Ветер гудел и свистел и хулиганил целый день, запеленал меня мокрым Ольгиным шарфом, как мумию самого злого и несчастного фараона, и только к вечеру нагулялся и завалился спать под забор. Не пойму, то ли тепло, то ли нет. Дни лукавы. Ауспиции неблагоприятны. Неблагоприятны, Постум! Последние мокасины развалились и жрать скоро будет нечего. (Вот мокасины и сожру.)
* * *
Соскучился по снам, лег днем поспать, чтобы сон увидеть. Сон был китайский и начиналось все с японского марша под барабаны, как в фильме "Город жизни и смерти". Я шел в первом ряду, была адская жара и огромное количество трупных мух, которые лезли в рот и в глаза. И не отмахнешься, потому что каждое движение - часть этого балета-парада. На помосте сидел какой-то важный генерал, принимающий парад, а рядом с ним на подносе - мой Чиж. Он вертелся, искал меня, наконец, увидел, когда мы поближе подошли, - и стал рваться ко мне с бешеным лаем. Генерал еле удерживает его за шкирку и злится все сильнее, а я ужасно беспокоюсь, что генералу это надоест и он Чижу что-нибудь плохое сделает. Но, походу, им нужен мопс для церемониала, а другого нет.
Потом часть вторая. Какое-то русское эмигрантской ателье, там девушка Прасковья, за которой я ухаживаю. Тоненькая, элегантная и бедная, как и я, гуляем с ней по каким-то китайским задворкам, курим одну за другой, она глупенькая, все сердится, что кто-то называет ее "Прасковья Николавна". Эта "Николавна" вместо "Николаевна" ее ужасно бесит. Приятная эротический сцена, о которой я умолчу. Потом она курит на причале, а я любуюсь - ее силуэт так изысканно смотрится на фоне серого неба и моря. Еще она вспоминает, что ей отец из Нанкина прислал телеграмму про какую-то резину. "Что за резина?" - сердится она, и я тоже не понимаю, но смутное беспокойство из-за это. (Только проснувшись понял, что это "резня").
И еще начинался сюжет про колониальную лавку, где я покупал грецкие орехи и разноцветные стеклянные шарики.
И еще, что я просыпаюсь (прихожу в себя) на пустой площади, окровавленным виском на круглом камне и удивляюсь, что живой.
* * *
Луна невероятно яркая. Сад весь в резных тенях, стены дома освещены, как прожектором. Ночью пахнет каприфоль. Ее осталось слишком мало, виноград ее заглушил, но она все равно так дивно пахнет - мой любимый запах, что-то вроде ладана, только более свежее, летучее и прозрачное.
Полнолуние. Я не лунатик, но чувствую что-то такое - звон в ушах, как цикады, сердце трепыхается слишком быстро, и смутная тоска, будто на землю несется здоровенный метеорит. Ауспиции тревожны. Селезень летит на восток.
2 июня, вторник
Благоверный князь Довмонт вел в бой псковичей со словами: «Кто из вас стар, тот мне отец, кто молод, тот брат. Постоим за Святую Троицу!»
А в 17 веке святые князья Всеволод и Довмонт псковские могли казаками отстоять крепость Албазин на реке Зея на границе с Китаем. "Приходят новые поколения, меняется лицо земли, но неизменно в священный дозор у границ Отечества встают российские воины-защитники – святые Всеволод и Довмонт."
* * *
На яблоне есть сухая ветка и птицы используют ее толкает аэродром для взлета, то как трибуну или эстраду, чтобы выступить со своим номером. Сейчас там сидит крошечная пеночка (я почему-то уверен, что это самец) и полощет в горле любовную песенку. Охорашивается, откашливается, оглядывается и снова поет. Хорош, хорош, я бы сам толпой валил.
Ландыши отцветают. Все цветы, кроме роз, держатся с неделю, а потом - все.
Обезьяньи крики сорок. Тоже бандерлоги своего рода.
* * *
СТИВЕН КИНГ. ДОКТОР СОН. – 6/10
Продолжение "Сияния". Выросший Дэнни Торранс стал алкоголиком, как и его отец, но все кончится хорошо. Кинг с возрастом подобрел и хэппиэнд получился полным, даже второстепенного какого-нибудь милаху он злу скармливать не стал. Спасибо ему за это. Легкая милая книжка, но явно проходная.
ДЖОН БЕРДЖЕР. БЛОКНОТ БЕНТО. – 7/10
Книга художника о рождении замысла, этике и еще многом и разном. Написано мастерски - он еще арт-критик и умеет обращаться со словом. Философия и психология творчества, попытка воссоздать тип не дошедшего до нас блокнота Спинозы с заметками и набросками. Импульсы к творчеству. Не могу сказать, что мне это все близко, но уровень культуры и склад ума впечатляют - это весь 20й век вместо однодневного сетевого умишки начала 21.
Немного цитат:
- Странно, что в военное время музыка – одна из очень немногих вещей, которые кажутся непобедимыми.
нет, они не обманываются относительно того, кто нынче правит миром, но мир велик.
Танцовщицы говорят, что лучше всего танцевать танец живота, когда танцовщица недавно узнала, что беременна. Скрытое окутывает собою таинственное – то, в чем заключено будущее, то, что представляет собой непрерывность.
«Он был в Эрмитаже и ушел из него со скукой и холодом. Неужели картины были так хороши все те годы, пока он превращался в лагерного старика? Почему не менялись они, почему не постарели лица дивных мадонн, не ослепли от слез их глаза? Может быть, в вечности и неизменности не могущество их, а слабость? Может быть, в этом измена искусства человеку, породившему его?» (В. Гроссман. Все течет)
«Вчера вечером звонила знакомая из Вадорады. Плакала. У нее целых пятнадцать минут ушло на то, чтобы рассказать мне, в чем дело. Оно оказалось не особенно сложным, Просто ее подругу, Саиду, схватила толпа. Просто ей вспороли живот и напихали туда горящего тряпья. Просто, когда она умерла, кто-то вырезал у нее на лбу “Ом”». - Это слова Арундати Рой. Она описывает убийство тысячи мусульман фанатиками-индуистами в индийском штате Гуджарат весной 2002 года.
«По сути, вопрос таков: что мы сделали с демократией? – говорит Арундати, – Когда она опустошена, лишена смысла? Чего следует ждать, когда каждый из ее институтов под влиянием метастаз переродился в нечто опасное? Чего следует ждать теперь, когда демократия и свободный рынок слились в единый хищный организм с узким, ограниченным воображением, которое вращается исключительно вокруг мысли о том, как максимально увеличить доходы?"
Второстепенных персонажей не бывает, Каждый из них вырисовывается силуэтом на фоне неба. Все одинаково важны, Просто в конкретной истории некоторые занимают больше места.
Рисование так или иначе есть упражнение в ориентации, и в этом качестве его можно сравнить с другими процессами ориентации, происходящими в природе.
Когда я рисую, то чувствую, что становлюсь немного ближе к чему-то: к тому ли, как птицы выбирают маршрут при полете, или как зайцы, убегая от погони, находят убежище, или как рыба понимает, где метать икру, или как деревья находят дорогу к свету, или как пчелы строят свои соты.
Рисование – разновидность исследования на ощупь, А первый импульс к рисованию обычно проистекает из человеческой потребности вести поиски, наносить на бумагу точки, находить место для вещей и для себя самого.
***
Как странно, что в одном мире могут существовать Хиллари Клинтон и ландыши, кошки и ипотека, я и "как стать эффективным менеджером".
Скоро я покачусь по наклонной, с крыши в колодец. Может, даже не без удовольствия. Пропадать более естественно, чем преуспевать. Я вообще никогда о будущем не думаю, а в настоящем насобачился быть счастливым вопреки всему. Был бы я аморальным типом, я бы вообще жил лучше всех. Но мне и так хорошо.
Думаю, чтобы мне мою книжку написать, мне понадобится лет двести. Это проблема. Можно было бы выбрать некоторые эпизоды и сосредоточиться только на них, как умные люди делают, но я хочу все без изъятий, так что буду и дальше так писать, словно у меня двести лет впереди.
У каждого писателя всего одна мелодия. Моя - нечто взволнованно жалобное, с обрывами и повторами, заполошное лепетание. Мне надо всю книжку обработать в этом стиле (но только после того, когда она будет вчерне написана до конца) - а до тех пор она вроде бы и не моя. Ладно, лет через сто восемьдесят я этим займусь.
***
Растяжка на улице - небо над головой серо-голубое, руки протягиваю то к нему, то среди веток сирени и калины. Собственные руки, протянутые к небу, это так странно, так не цивилизованно. Я спрятался глубоко в сирень, чтобы никто не увидел. А то еще за буддиста примут. Посторонние мысли не особенно докучали, я вообще редко думаю - только когда сочиняю, пишу или говорю, мой мыслительный процесс практически полностью перекрывается этими тремя действиями.
* * *
Из жизни сорняков. Ольга уехала. (А перед этим меня подстригла, обозрела результат и осуждающе сказала, что я теперь стал похож на Жанну д'Арк.) Я решил прополоть ее ландыши, чтобы она удивилась и порадовалась. Сныть приятно выдирать - она не колется, не жжется и не особенно сопротивляется. Типа как я.
Все же есть в саду места, где сныть глушит ландыши и папоротники, хотя обычно те побеждают. В зарослях ландышей часто встречаются закорючки полуиздохших бледных отравленных сорняков, которые забрели в чужой раен в одиночку и теперь валяются на земле и еле хрюкают. В общем, ландыши - это сила. А под папоротниками вообще жизни нет, как на Марсе.
* * *
КЛАЙВ БАРКЕР. КНИГА КРОВИ 6. – 6/10
Нормально, все книжки хорошие, хотя иногда переводчики дурны и вкуса новизны, как в первой книжке, уже нет.
* * *
Опять луна-прожектор. Тянет на улицу - если не холод, я бы там полночи проторчал, потому что птичий хор (только соловья нет), запах каприфоли, лунный свет и лягушачий мерный несмолкающий прибой.
3 июня, среда.
Владимирской иконы Божией Матери
Практически дописал я эту часть своей книжки. Теперь буду думать, что со следующей делать. Там настоящая помойка и основной черновик - совершенно блевотный. Дополнений, как водится, вдвое больше основного текста, и они в полном беспорядке. Попробую за эти выходные их хотя бы по главкам сложить.
А потом Ольга уезжает и я остаюсь один с собаками, так что где-то месяц буду в Москву приезжать на полдня в неделю. Ну ничего, зато, может, напишу побольше.
* * *
ГАЧЕВ. НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ МИРА. ЕВРАЗИЯ. КОСМОС КОЧЕВНИКА, ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА, ГОРЦА. - 3/10
Потешный стиль изложения - в былинном духе, ой ты гой еси, народ-прародитель, узрим ли мы твою мудрость как море глубокую, как степь широкую... Вот как-то так. Не знаю, сколько я это выдержу. Ры-ы, "садистско-анальный комплекс, локализованный на Пиренеях". Уж не дружок ли он Задорнова? Научность где-то на том же уровне. "Дед-Мороз (Красный Нос - субститут-заместитель фалла)" Не, пшол на хрен. Треть прочел, остальное пролистал. А такие названия у книжек завлекательные! Жаль, жаль. Такие нынче философы пошли.
Но вот кое-что занятное из его бесед с азиатами:
- Туркмены не различают синего и зеленого.
- В юрте без окон степь слушают. Воспринимают колебания земли, как слепые. Обычай спешиваться за 50 шагов, а то звук копыт для находящихся в юрте почти невыносим.
- У горцев: если кто хочет прекратить ровную месть - ложится спать на могиле предков врага, т.е. обращение к корню кровной мести. Или целуют в грудь мать кровника и так становятся с ним молочными братьями.
- Если ударят лошадь, когда человек верхом, воспринимается как оскорбление самого всадника.
- Статуи у народов севера без зрачков. Сделаешь зрачок - оживет, станет опасной. Кочевники едят глаза животных, но зрачки вырезают - от дурного глаза.
- Вино: земледельцу после тяжкого труда нужно расслабление, а у кочевников день течет ровно, им не надо.
- У казахов мать, лаская ребенка нюхает его, а не любуется, не гладит, и на память в разлуке берет не фото, а пеленку.
* * *
За зиму я форму несколько потерял. Сергун построил меня в три шеренги и я теперь тренируюсь на спецназовца, весь такой резкий, весь такой пассивно-агрессивный. Синица вылезает из дупла на крыльцо на меня, дурака, посмотреть и поржать. А я ее за это обозвал Субстанцией. И дети у нее будут Субстанцевичи, славный род желтомордых собирателей, гнездостроителей и мухопожирателей.
* * *
НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ. ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ – 7/10
Словно маленькая энциклопедия со словарем Даля. Тут и о государственном управлении, и о кошачьей ярмарке, о масти собак, о пении птиц, виды узоров, лошадиные клички, пермские обычаи, праздники, заковыристая ругань. В общем, прелесть.
ИГОРЬ НЕГАТИН. ЕСТЬ ВРЕМЯ ЖИТЬ. - 4/10
Про зомбей в Литве. Меня больше национальный колорит заинтересовал, чем зомби. Упертый кулацкий индивидуализм - даже для меня, социофоба, какой-то запредельный. Ну типа несколько семей собираются вместе, чтобы выживать, и общаются только главы семей, а остальные практически даже не знакомятся. Хуторяне - непреодолимые проблемы даже охрану поселка организовать, никто не соглашается дежурить. При том, что зомби ходят вокруг и ведают дом за домом. И каждый знает, что если у соседа будет возможность сделать гадость, непременно сделает. Мол, если соседу плохо - тебе профит. Может, конечно, это автор так мрачно на жизнь смотрит, но там даже в положительных героях что-то такое чуждое просматривается, холод и недоверие к друзьям, некая принципиальная разобщенность и необщительность.
Я в детстве всю Прибалтику объехал, и литовцы мне как раз показались наиболее близкими, похожими на нас. Эстонцы - раз в десять мрачнее. А финны! В общем, беда.
У меня, при всей отчужденности от людей, в экстремальных ситуациях как раз инстинктивно возникает желание укрепить и улучшить социальные связи. Да и у других также. Если в доме что-то загорелось, соседи внезапно начинают друг с другом общаться, ходят по квартирам предупредить остальных, особенно одиноких стариков под прикладом держат, предлагают помощь, устраивают систему общего оповещения, все на какое-то время становятся друзьями. На дачах то же самое - если банды воров появляются или опять же угроза пожара. Ни какой самоотверженности, альтруизма, просто чувство самосохранения, видимо, так выражается - когда есть угроза для всех, лучше жить с соседями в мире. Удивительно, что так не у всех.
4 июня, четверг
Думаю, что мне делать со следующей частью. Мозги закипают.
Ветер целый день. Сирень, как в бадминтоне, перебрасывает ароматы по ветру, из угла в угол.
Анемоны. Шиповник первый. Скоро дельфиниумы.
* * *
НИЗАМИ ГЯНДЖЕВИ. ИСКАНДЕР-НАМЕ. - 6/10
Не очень мне нравится - то ли переводчик нехорош, то ли ритм Низами мне не по сердцу. Не то что касыды мои любимые и газели и рубаи. Тут вместо Гефестиона Аристотель - учился вместе с Александром, верный его спутник и первый визирь. Это довольно ловкий литературный ход. Александру добавили востока - он стал более чувствительным, боится в большой битве, но преодолевает себя, он больше думает о том, чтобы быть безупречно справедливым, не хочет нападать на Дария первым, ждет, пока тот не спровоцирует. У Низами Александр не может победить в сражении, весы в равновесии, но появляются два предателя, которые готовые убить Дария, и Александр принимает их помощь. Как странно тасуется колода.
Он хитрит, он лжет и изворачиваться, когда его уличают. Он обещает всем мир и воюет. Он милует индийского царя, потому что тот предлагает ему богатые дары. Таков идеальный правитель востока. Его очаровывают и побеждают в спорах женщины.
Зато великолепны военные куски. Я зачитался. С интересом читал, как Александр воевал с русскими. Они были последними и самыми крутыми. Под конец выпустили на Александра неведомое существо. Существо всех раскидало, но увидело Александра, пленилось и пошло к нему в Букефалы. С русскими помирились, сели водку пить.
Смешной рассказ о том, как Аристотель объявил себя самым умным, а Платон расстроился и спрятался в бочку от злых людей, а потом ушел в степь и играл зверям на балалайке. Аристотель же такого не умел.
ИННА БУЛГАКОВА. СОЛНЦЕ ЛЮБВИ. - 6/10
Мне нравятся ее детективы - очень московские, ностальгические, литературные. Будто Мамлеев, но с другой стороны, взгляд женский, православный. Эта книжка не из лучших у нее, скомканная, вся из прежних приемов, но все равно читать интересно, очень близкая атмосфера - православные философы, грешники, девственницы, страсть, кающиеся убийцы, интеллигентская бедность, богема, Достоевский, эскапистское презрение к нынешним обычаям и понятиям.
@темы: Александр, О книгах, Православие, Жизнь, О моей книжке, Сны, Цитаты
-
-
05.06.2015 в 16:02-
-
05.06.2015 в 16:05-
-
05.06.2015 в 16:05-
-
07.06.2015 в 16:07А мне кажется, что книга и сейчас такая, в ней есть именно взволнованная мелодия. И вообще я ее читаю, как стихи, так же легко и запоминаются целые фразы, такие они музыкальные.
-
-
13.06.2015 в 12:14