Дачный дневник, 10 и 11 июня

10 июня. Дожди половину дня. Мокрая сирень и шиповник издают сумасшедшие запахи. Запотевшие ягоды жимолости - тоже урожай даже пугающий, ну куда? листьев не видно, ягоды одни! Я пасусь в ней, как медведь в малиннике.

Лето уже разгорелось, весна совсем кончилось, теперь каждый день все ближе к осени.

Чем темнее на улице, тем светлее становится сирень. У Врубеля такая картина есть - на ней все метаморфозы сирени ночью видны. Она из сине-фиолетовой становится в синих сумерках бело-розовая и ярко светится.

Вчера пнул ногой в траву и попал большим пальцем по разбитой бутылке, море крови, бедный я, даже хотел в обморок падать, а сегодня уже и забыл. А еще я видел совершенно черную лягушку. Очень мрачно. Такая демоническая.

Пошел гулять по лужам - червяки наползли, особо злокозненные до 30 см длиной и издают мерзкий запах. Не люблю их. Я утешал себя мыслью, что я царь природы и могу при желании их съесть (вычитал хороший рецепт обжарки червяков до состояния белковой муки в книжке о подготовке разведчика).

11 июня. Наблюдал странный оптико-психологический эффект. Сороку далеко за окном на ветке дерева я принял за насекомое, которое сидит на стекле прямо передо мной. Вздрогнул от отвращения. Она похожа на жирную пяденицу (так вроде?). И полетела также, почти «стоя», хвостом вниз, и рывками. При этом как птица сорока - настоящая красотка, а как насекомое - фу, гадость!
Какие сейчас долгие молнии за окном - как будто включают свет на полминуты. Могу соседскую крышу рассмотреть всю в подробностях.

@темы: Жизнь

---

Я наверно сейчас на дачу уеду, погода вроде повеселее, а мне там лучше пишется (а здесь ваще никак ).

---

Наши-то вчера как триумфально выиграли. Я даже малость чехов зажалел. Посмеялся немножко: показывают во весь экран красивую девушку болельщицу, как она восторженно распахивает по-детски глаза, как улыбка расцветает в ожидании чуда, потом Кержаков промахивается, и нежные губки беззвучно и отчетливо говорят: "Бля!"

Я в наших не очень-то верю и никогда особо не обольщаюсь первыми успехами. По моим наблюдениям, выигрывают те, кто еле-еле выползает из группы. Тут вопрос в распределении сил. У наших все же класс не тот, и приходится в самом начале выкладываться по полной, и на самые важные матчи сил не остается совсем.

@темы: Футбол

---

Не торопясь и с удовольствием читаю Лидию Гинзбург.

Недели две тому назад Борису Михайловичу <Эйхенбауму> в час ночи позвонил Мандельштам, с тем чтобы сообщить ему, что:
— Появился Поэт!
__ ?
— Константин Вагинов!
Б. М. спросил робко: «Неужели же вы в самом деле считаете, что он выше Тихонова?»
Мандельштам рассмеялся демоническим смехом и ответил презрительно: «Хорошо, что вас не слышит телефонная барышня!»


(Вагинова люблю как прозаика, и каков Мандельштам - как живой! - В.)

В Мандельштаме видим самое лучшее: осуществляемую ценность и человека, переместившегося в свой труд. Он переместился туда всем, чем мог, — и в остатке оказалось черт знает что: скандалы, общественные суды. Люди жертвовали делу жизнью, здоровьем, свободой, карьерой, имуществом. Мандельштамовское юродство — жертва бытовым обликом человека. Это значит — ни одна частица волевого напряжения не истрачена вне поэтической работы. Поэтическая работа так нуждается в самопринуждении поэта; без непрерывного самопринуждения так быстро грубеет и мельчает. Все ушло туда, и в быту остался чудак с неурегулированными желаниями, «сумасшедший». Он полон ритмами, мыслями и движущимися словами. Он делает свое дело на ходу, бесстыдный и равнодушный к соглядатаям. Было жутко, как будто подсматриваешь биологически конкретный процесс созидания.

Откуда эта потребность подбирать чужие слова? Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка — их берут такими, какие они есть; их все равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдаленно и неточно выражающие нашу мысль, действуют, как откровение или как давно искомая и обретенная формула. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат.

Л. В. Щерба рассказал, что Бодуэн де Куртенэ вычеркивал в работах своих учеников тире, которое он называл «дамским знаком». Вслед за Бодуэном Щерба полагает, что тире, равно как и подчеркивания (в печати курсив), попало в литературу из эмоциональных форм: письма, дневника. «Сейчас письма не пишут. А прежде писали много, особенно женщины, — и многие очень хорошо писали». Он усматривает в употреблении тире и курсивов признак нелогичности или лености пишущего, который пользуется не прямыми, а добавочными средствами выражения мысли.
Я очень огорчилась — при моей орфографической бездарности тире было единственным знаком, кое-что говорившим моему уму и сердцу. Неужели у меня «дамская психология»!! Корн. Ив. Чуковский дал мне как-то менее уничижительное толкование этому пристрастию: «Тире — знак нервный, знак девятнадцатого века. Невозможно вообразить прозу восемнадцатого века, изобилующую тире».

(Ага, тире люблю - пропущенные связки, эмоциональность, сжатая проза. - В.)

«Я думаю только о вас», «Вне вас для меня ничто не существует» — мужчине эти слова представляются пафосом его жизни, женщине — распределением его дня. Она не представляет себе, как порой меняется влюбленный, выходя из ее комнаты. В душе она чувствует себя задетой, когда ее отвергнутый поклонник разговаривает с людьми, ходит в кино, ест, пьет (т. е. когда он пьет чай; когда пьет сорокаградусную, то она понимает, что это с горя). Мужчина, даже самый фатоватый, никогда не бывает так доверчив.
Женщины этого типа ошибочно полагают, что люди либо лгут, либо говорят правду. Они не замечают, что люди, кроме того, драматизируют положение, удовлетворяют свою потребность в идеальном и патетическом, и еще льстят и боятся, и поддаются эротическому гипнозу.

Несчастная любовь своего рода прерогатива мужчин; в том смысле, что она возможна для них без душевного ущерба. Она их даже украшает.
Смотреть на безответно влюбленную женщину неловко, как тяжело и неловко смотреть на женщину, которая пытается взобраться в трамвай, а ее здоровенный мужчина сталкивает с подножки.

Бестактно обливать Пушкина слезами. Это не та реакция. Другое дело в романсах — внелитературное, физиологическое действие ритма и трогательных слов.

Ум, порядочность, большие испытания — всё это вещи, которые не следует писать у себя на лбу. Вообще человек сам у себя на лбу не должен быть написан.

Удачно сочетание лени и честолюбия. Эти свойства, корректируя друг друга, удерживают их носителя от распущенности и от карьеризма.

Момент выдумки необязателен для литературы (может быть, для искусства вообще), первичны и обязательны моменты выборки (отбора) и пропуска — это две стороны процесса художнического изменения материала

Тоска — неизлечимая душевная лихорадка, ретроспективный взгляд на погибшее счастье, глухие поиски небывалых ценностей и целей... Или просто остановка. Прервалась жизненная инерция — непрерывное протекание вещей, скрывающее от человека ускользающую непостижимость существования. Он не тоскует больше ни над данным горем, ни над отнятой радостью. Тоскует от перемен: меняя квартиру, уезжая и возвращаясь, — в перерывах между двумя инерциями.

Между самой верхней и самой нижней культурой установилось правильное обратно пропорциональное отношение.

Взамен несчастной любви предшественников нам придумана мука несчастной профессии. Тяжесть бесплодной творческой воли. Черная тень от нерожденных вещей.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

И вот что я хочу сказать. Жутковато видеть, как жизнь меняет человека. У Гинзбург в молодости - мысли обо всем, о высоком и важном, весь мир художественно осмысливается. Это прекрасно, щедро, хорошо, столько сил. Потом - на мир становится почти наплевать, интересует больше всего профессиональная реализованность, жизнь сужается до рамок своей работы, почти ничего не интересует больше. Это тоже хорошо и мне нравится. Но чем дальше читаю (а я еще меньше половины прочел) - тем больше места занимают сожаления о неудавшемся, жалобы на нереализованность, счеты - кого печатают, кого нет, и почему, и что делать, и чем плохи те, кого печатают, и ужасы о критиках, редакторах и издателях.

Т.е. вместо того, чтобы писать свое - жалобы на то, что писать невозможно и незачем. Блин, как мне не хочется такой же путь повторять. Нет, на фиг, у меня другая система ценностей. Вся система ценностей неизбежно пугающе меняется, если человек в Бога не верует, сразу безнадежность: зачем жить, думать и писать в стол, если здесь, в этой жизни не будет воздаяния, успеха, одобрения и пр. бонусов. Очень это мрачно. Всеми силами постараюсь этого избежать.

@темы: О книгах, Цитаты

---

Опять убегаю. Ту гостиницу, что я себе приглядел, расхватали. Предалагают на выбор два отеля на 100 евров дороже, один где-то в Клиши, особо запомнился туристам тем, что там мыши ходят по столам, кроватям, жрут сникерсы и влезают в сумки, а второй - на Републик (я его и выбрал) - тем, что там под окнами орут и дерутся драгдилеры, лифты разваливаются и хозяин ливанец считает, что 35 градусов это прохладно и не тратится на кондиционеры. Еще там вроде вокруг китайский квартал, а не негритянский. И Марэ рядом, а Марэ оккупировали педики, блин. Наверно, опять буду траву курить с арабами, у меня в Париже всегда этим все кончается.

@темы: Я такой нежный, нах мне это показывают?

---

Писательские советы

Джек Керуак. Постулаты и техники для прозы и жизни

Исписанные скорописью тайные записные книжки и набранные на машинке в припадке безумия страницы текста — для собственного удовольствия.
Восприимчивость ко всему, открытость, желание слушать.
Никогда не напиваться вне дома.
Любить свою жизнь.
Любое чувство найдет выход и форму.
В буквальном смысле избавиться от грамматического и синтаксического аспекта.
Рассказывать истинную историю мира во внутреннем монологе.
Принять потерю — навсегда.
Верить в святую кривую жизни.
Пытаться передать тот поток, который уже бушует в голове.
Вы — всегда гений.

Тут еще Генри Миллер, Курт Воннегут, Джон Стейнбек

Генри Миллер. 11 заповедей писателя.

Пока не закончишь что-то одно, не начинай другое.
Не начинай новых книг, не добавляй глав в «Черную весну».
Не нервничай. Работай спокойно, радостно и безрассудно над тем, что есть под рукой.
Работай согласно программе, а не настроению. Останавливайся в назначенное время!
Когда невозможно творить, можно работать.
Понемногу укрепляй и цементируй результат каждый день, вместо того чтобы разрыхлять почву новыми удобрениями.
Оставайся человеком! Встречайся с людьми, выходи в свет, пей, если этого хочется.
Не будь ломовой лошадью! Работай только с удовольствием.
Нарушай разработанную программу, когда хочется, но возвращайся к ней на следующий день. Концентрируйся. Сужай круг. Исключай лишнее.
Забудь о книгах, которые хочется написать. Помни только о той, которую пишешь.
Первым делом — всегда писать. Живопись, музыка, друзья, кино — это все потом.

Распорядок дня

Утро. Если нет сил — пиши заметки и сортируй их, это может вдохновить тебя. Если в норме — пиши.

День. Часть работы перед глазами — следуй скрупулезно плану этой части. Не отвлекайся, не позволяй себя отвлекать. Пиши, пока не закончишь данную часть.

Вечер. Встречайся с друзьями, читай в кафе. Исследуй незнакомые закоулки. Пешком — если мокро, на велосипеде — если сухо. Пиши, если есть настроение, но не увлекайся. Рисуй, если чувствуешь опустошение или усталость. Составляй заметки и планы. Корректируй их.

Памятка. Оставляй некоторое дневное время на то, чтобы иногда выбраться в музей, сделать набросок и прокатиться на велосипеде. Делай наброски в кафе, поездах и на улицах. Поменьше фильмов! Библиотека для сверки — раз в неделю.

Джон Стейнбек. Говорить исключительно о том, что действительно важно.

Забудьте о мысли, будто вы когда-нибудь закончите свою работу. Не думайте о том, что надо написать 400 страниц — просто пишите по одной в день, это помогает. Однажды вы с удивлением обнаружите, что завершили свою работу.

Пишите свободно и так быстро, как можете — чтобы выплеснуть все на бумагу. Никогда не правьте и не переписывайте до тех пор, пока не поставите точку. Переписывание в процессе — это обычно не более, чем предлог, чтобы не двигаться вперед. Оно также препятствует свободному потоку мысли и ритму, которые приходят только при бессознательной работе с материалом.

Забудьте об аудитории. Во-первых, безликая масса напугает вас до смерти, во-вторых, она существует только в театре, а в литературе — нет. В литературе ваша аудитория — это один-единственный читатель. Я пришел к выводу, что иногда лучше всего выбрать кого-нибудь из знакомых или придумать воображаемого персонажа и писать для него.

Если сцена или глава не получается, и вам кажется, что вы могли бы лучше — оставьте ее в покое и идите дальше. Когда закончите, вы можете вернуться и, скорее всего, обнаружите, что причина вашей неудовлетворенности состояла в том, что эта часть текста просто оказалась не на месте.

Относитесь с осторожностью к эпизоду, который слишком дорог вашему сердцу и нравится вам намного больше, чем остальные сцены из вашего текста. Обычно такие эпизоды не вписываются в канву всего повествования.

Если вы пишите диалог — проговорите его вслух. Только тогда он зазвучит, как настоящая речь.

Курт Воннегут. Восемь советов о том, как написать хороший рассказ.

Распорядитесь временем читателя — человека вам совершенно незнакомого — таким образом, чтобы он ни на секунду не подумал, будто оно было потрачено впустую.

Дайте читателю хотя бы одного персонажа, с которым он мог бы себя хоть как-то ассоциировать.

Каждый герой должен чего-то хотеть — даже если это просто стакан воды.

Каждое предложение должно преследовать одну из следующих целей — либо раскрывать характер, либо развивать действие.

Начните настолько близко от развязки, насколько возможно.

Будьте садистом. Не важно, как милы и невинны ваши герои, — пусть с ними случаются ужасные вещи. Тогда читатели увидят, из чего эти люди на самом деле сделаны.Пишите, чтобы удовлетворить только одного человека. Если вы, так сказать, откроете окно и предложите свою любовь всему миру, ваша история подцепит пневмонию.

Предоставьте читателям в сжатом виде как можно больше информации. К черту саспенс! Читатели должны полностью разбираться в том, что происходит, и быть в состоянии закончить историю без вашей помощи, даже если тараканы сожрут последние страницы книги.

@темы: О книгах, Можно сделайт отлишни шушель, Цитаты

---

Живые статуи

Соскучился по картинкам

+3

Тут еще

@темы: Картинки

---

Финский модерн и Гауди за компанию

Посмотрел вчера у Фобса и Тендер на молодого Коровина - красотища. Как обычно, в мою больную голову забрели непонятные ассоциации - "Финский модерн". То ли Ахматова так Рериха ругала, то ли еще что. Вроде бы одна из первых выставок Бенуа или Дягилева такая была - молодые финские художники. Ну я и решил разобраться, что это такое, посмотреть.

Вот этот самый известный из них - Аксели Галлен-Каллела, основатель финского модерна, и тут сразу просматривается и Рерих, и Нестеров, и Билибин - Аксели Галлен-Каллела.

Вот он еще тыц, тут побольше академического. И вот здесь тыц. Тут в основном другие картинки.

А вот этот - Хьюго Симбрг - не знаю уж, модерн или нет, но занятный. Ангела на носилках я видел раньше, только не знал, кто художник, а другие - нет. Тут чего-то от Мунка, Климта и т.д.

ангел на носилках

Это я все для самообразования.

А пока искал финнов, нашел еще хорошенькие картинки Гауди вот, полюбовался.

@темы: Картинки

---

Я чего очередную главку "Гор" не выкладываю? Потому что дописываю туда много. Больше чем в три раза увеличил. Не потому что ничего не пишу. Надо заканчивать, а то чего-то целый роман выходит про диких горцев, а на фиг он мне сдался?

Вот так всегда на детстве героев зависаю! Нужно как-нибудь исхитриться и соскочить, и дальше писать.

@темы: О моей книжке

---

Вот здесь сотни цветов, которые распускаются прямо на глазах. Спасибо большое за наводку,  Джейк Чемберз

---

Про Маркова

Ничего нового, но пусть будет. Потом откомментирую. Кусок из Хаджиева вроде какой-то свежий - этот хан столько интервью в жизни надавал, что всегда что-нибудь новенькое найдется.

Источник
Белей найди, чем Маркова рать!

Сплошной порыв без перерыва
К чёрту за синею птицей…
Смело в атаку! Вперёд!
Нам ли пристало смутиться,
Если наш пробил черёд?..
Над простором белым белая папаха:
В самоё гуще битвы промелькнёт всегда.
Глаз горит отвагой, не знавая страха.
«А куда идём мы?» - «К чёрту, господа!» Марина Цветаева

Серге́й Леони́дович Ма́рков (7 июля 1878, Санкт-Петербургская губерния — 25 июня 1918, станция Шаблиевка Кубанской области) — российский военачальник, Генерального штаба генерал-лейтенант (1917 г.). Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Первопоходник.
Один из вождей Белого движения на Юге России и организаторов Добровольческой армии.
Кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени, орденов Святого Владимира 3-й степени и 4-й степени с мечами и бантом, орденов Святой Анны 2-й, 3-й и 4-й степеней, орденов Святого Станислава 2-й и 3-й степеней. Обладатель Георгиевского оружия.
Родился в семье офицера, потомственного дворянина Московской губернии. Брат — подпоручик 86-го Вильманстрандского полка Леонид Леонидович Марков — участвовал в русско-японской войне и умер от ран в 1904.
С. Л. Марков был женат на Марианне Павловне, урождённой княжне Путятиной, и имел двух детей — сына Леонида (родился в 1907) и дочь Марианну(родилась в 1909).
В 1920 семья эмигрировала, после Второй мировой войны жила в Бельгии, а в 1950-е годы дети генерала Маркова переехали в США.
Дети Генерала Маркова: Сын Маркова Лёня (слева) в песочнице с петухом, дочь Маркова Дитя (справа) на каталке

Окончил 1-й Московский кадетский корпус (1895), Константиновское артиллерийское училище (1898), Николаевскую академию Генерального штаба (1904).
В 1898-1901 (до поступления в академию) служил в лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригаде. С 1898 — подпоручик, с 1902 — поручик, с 1904 — штабс-капитан.

На Русско-Японской Марков зарекомендовал себя не только как штабной работник, но и как офицер Военно-топографического отделения, проводивший лихие разведки и рекогносцировки местности, за что неоднократно был отмечен наградами.
В сентябре 1904 года Марков был переведен на должность офицера Генерального штаба в сформированный штаб Восточного отряда Маньчжурской армии, где оставался вплоть до его расформирования в декабре месяце. 6 октября 1904 года штабс-капитан Марков принял участие в усиленной рекогносцировке, осуществленной бригадой пехоты генерал-майора барона Бринкена, усиленной двумя батареями в направлении со стороны деревень Лиученхутун на деревню Хамытан, исполняя обязанности начальника штаба этого отряда.
За 3 недели до Рождества 1904 года после расформирования штаба Восточного отряда Марков был переведен в штаб 1-го Сибирского армейского корпуса и вскоре был назначен исполняющим должность старшего адъютанта штаба.
В составе штаба 1-го Сибирского армейского корпуса Марков участвовал во всех боях и походах, начиная с 7 декабря по день ратификации мирного договора 2 октября 1905 года. После окончания войны Марков не раз возвращался к теме минувшей кампании, анализируя как общие причины поражения, так и отдельные ее неудачи. Одна из его работ на эту тему - вышедшая в 1911 году брошюра «Еще раз о Сандепу». Марков описал в этой книге четыре дня боев 1-го Сибирского корпуса под Хейгоутаем 11-15 января 1905 года. Анализируемая Марковым операция под Сандепу была разработана командующим 2-й маньчжурской армией генерал-адъютантом Оскар-Фердинандом Гриппенбергом. План операции был подготовлен в расчете на переход в наступление всех трех русских армий, находившихся в распоряжении Главнокомандующего - генерал-адъютанта Алексея Николаевича Куропаткина. Эта операция, закончившаяся поражением русских войск, вызвала впоследствии большие споры и взаимные обвинения Куропаткина и Гриппенберга в неудачных действиях. Марков главной причиной неудачи считал именно пассивное руководство действиями русских армий Главнокомандующим генералом Куропаткиным, который не решился не только ввести полностью в дело 1-ю и 3-ю армию, но и в самый ответственный момент остановил наступление 2-й армии. При этом Марков отмечал, что совсем не симпатизирует и генералу Гриппенбергу.

Оценивая в целом итоги войны для России, Сергей Леонидович писал: «Было бы ошибочно утверждать, что мы вышли на войну с отсталыми теоретическими взглядами, невеждами в военном деле. Все крики о полной непригодности наших уставов, проповедь новой тактики, новых боевых форм - все это лишь крайние мнения, с которыми нужно считаться, но считаться вдумчиво и осторожно. Конечно, характерные особенности войны в Маньчжурии заставили нас кое-чему переучиться, кое-что создать, но основное, главное давно твердилось в мирное время в военной литературе и с профессорских кафедр. Трагедия заключалась не в ложной отсталой теории, а в поверхностном знакомстве большинства строевых офицеров с основными требованиями уставов и в каком-то гипнозе старших начальников. Иногда получались свыше приказания, шедшие в разрез всей обстановке, всему - чему учили, во что верили, что требовал здравый смысл и положительные знания. (...) При современных огромных армиях и еще больших обозах, при всей неподвижности, неповоротливости столкнувшихся масс, кабинетные тонкости стратегии должны отойти в область предания. Главнокомандующему в будущих наступательных боях из всей массы предлагаемых ему планов надо уметь выбрать самый простой и иметь гражданское мужество довести его до конца. Пусть при выборе плана явится ошибка, и в жизнь толкнут сложную, запутанную идею - это только отдалит успех, увеличит потери, но не лишит победы. Страшны полумеры, полурешения, гибелен страх Главнокомандующего поставить на карту всю свою армию».

В октябре 1905 был переведён в распоряжение начальника штаба Варшавского военного округа. Проходил годичный ценз в качестве командира 4-й роты лейб-гвардии Финляндского полка. С января 1907 — старший адъютант штаба 16-й пехотной дивизии, с июня 1907 по январь 1908 — помощник старшего адъютанта штаба Варшавского военного округа. С июня 1908 по 1911 — помощник начальника отделения в отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. С 1909 — подполковник. Преподавал тактику, военную географию и русскую военную историю в Павловском военном училище и Михайловском артиллерийском училище. Был (вместе с полковником Г. Г. Гиссером) соавтором учебника «Военная география России. Исследование отдельных театров военных действий» (1-е издание — 1909, 2-е — 1911) и учебника «Военная география иностранных государств» (1911). Участвовал в подготовке учебника «География внеевропейских стран» (1915). Издал «Записки по истории Русской армии. 1856—1891».
С 1911 — штатный преподаватель в Николаевской военной академии. Был награждён орденом св. Анны 2-й степени.
В 1910 году Марков отправляется в командировку в Германию. Официальной целью её является усовершенствования знаний немецкого языка, однако, предположительно, Сергей Леонидович выполнял секретное разведывательное задание по фотографированию усовершенствованных фортов немецкой крепости Торн.

В канун нового 1918-го года генерал Марков пришел в помещение батареи юнкеров, где, не имея первое время определённого назначения, бывал часто, уделяя молодёжи много внимания, завоевав в её среде любовь и уважение.
Позже он читал им лекцию о патриотизме: о прошлом России и положении нынешнем, о том, как во все времена лучшие люди во имя спасения родины жертвовали своей жизнью.
Первый тост генерал поднял за гибнущую Родину, за Императора, за Добровольческую армию, которая принесет всем освобождение. Этим тостом Сергей Леонидович предложил закончить официальную часть. Затем за глинтвейном началась общая беседа, в ходе которой он высказал свою наболевшую мысль, что в этот черный период русской истории Россия не достойна еще иметь Царя, но когда наступит мир, он не может себе представить Родину республикой. После юнкера грянули бодрое: «Братья, все в одно моленье души Русские сольем»…
Под конец застолья Марков сказал обступившим его юнкерам:
- Сегодня дли многих из нас это последняя застольная беседа. Многих из собравшихся здесь не будет между нами к следующей встрече. Вот почему не будем ничего желать себе, нам ничего не надо кроме одного: Да здравствует Россия!

С началом Первой мировой войны переведён в действующую армию и назначен начальником разведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба армий Юго-Западного фронта. С сентября 1914 — начальник управления генерал-квартирмейстера. С октября 1914 — начальник штаба 19-й пехотной дивизии, участвовал в боях на Карпатах в районе Дуклинских проходов. С декабря 1914 — начальник штаба 4-й стрелковой бригады (затем — «железной» дивизии) под командованием генерала А. И. Деникина, награждён орденом св. Владимира 3-й степени, мечами к ордену св. Анны 2-й степени.
В начале декабря 1914-го года в 4-ю стрелковую бригаду генерала А.И. Деникина, позднее развернутую в 4-ю («железную») дивизию неожиданно прибыл никому не известный молодой полковник, только что получивший назначение начальником штаба бригады. Антон Иванович просил назначить на эту должность другого человека, но получил её С.Л. Марков.
Прибыв в 4-ю бригаду, Сергей Леонидович заявил, что «только что перенес небольшую операцию, пока нездоров, ездить верхом не может и поэтому на позицию не поедет». Генерал Деникин и штабные офицеры, изначально отнёсшиеся к вновь прибывшему «профессору» насторожённо, ещё более укрепились в этом мнении и с тем отправились к своим стрелкам, ведшим бой впереди города Фриштака. В разгар сражения, под непрекращающимся сильнейшим огнём к цепи подъехала огромная колымага, запряжённая парой лошадей. В ней с весёлым видом сидел С.Л. Марков.
По свидетельству Деникина «с этого дня лед растаял, и Марков занял настоящее место в семье "железной" дивизии"».
С февраля 1915 — командующий, с сентября того же года — командир 13-го стрелкового великого князя Николая Николаевича полка в этой же дивизии. «Со своим славным полком Марков шёл от одной победы к другой… Он не жил, а горел в сплошном порыве», — вспоминал А. И. Деникин.

Как и на фронте русско-японской войны, Марков был отмечен многими, но теперь более высокими боевыми наградами. Командуя полком, он проявлял доблесть, сделавшую впоследствии его имя легендарным. Всегда со своими стрелками, неизменно во главе полка, он личным примером показывал образец служения Родине. В июле 1915 года за бой под Творильней Марков был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В августе последовало награждение Георгиевским оружием. Марков мог с гордостью носить свои высокие боевые награды, зная, что ими в не меньшей степени гордятся его подчиненные.
Более года находился Сергей Леонидович во главе 13-го стрелкового полка, сроднившись за это время не только со своими офицерами, но и со стрелками, многих из которых он знал в лицо. В боевые будни, несмотря на всю их напряженность, Марков оставлял место и празднику, и заботе о своих стрелках. Незадолго до Пасхи в приказе по полку он писал: «Обходил сегодня окопы семи рот, с особенным удовольствием прошел по 9-й роте, все окопы украшены ветвями, имеют веселый праздничный вид. Сердечно благодарю от лица службы командующего 9-й ротой прапорщика Мельтцера за его заботы о вверенных ему стрелках». Во время праздника русские и австрийские солдаты вышли навстречу друг другу – это был первый случай, свидетельствующий о пока намечающимся лишь падении дисциплины…
После многократных отказов Ставка вынудила Маркова повторно принять должность начальника штаба дивизии, а весной 1916-го года Сергей Леонидович оказывается уже на Кавказском фронте, вступив в должность начальника штаба 2-й Кавказской казачьей дивизии в чине генерал-майора. Отсюда осенью того же года Марков был вызван читать лекции в открывшуюся Николаевскую академию Генерального штаба, где пробыл до начала 1917 года…

За то, что 29-го марта 1915 года, в районе д. Комарники, атаковал и взял после упорного боя высоту 783, чем в высокой степени способствовал овладению укрепленной позиции на высоте 825 у д. Высоцко-Нижне.
20 апреля 1916 назначен начальником штаба 2-й Кавказской казачьей дивизии. В конце 1916 недолго преподавал общую тактику в Академии Генштаба. С 1 января 1917 — генерал для поручений при командующем 10-й армией. С 15 апреля 1917 — командующий 10-й пехотной дивизией. 12 мая 1917 переведён в Ставку и назначен 2-м генерал-квартирмейстером при Верховном главнокомандующем. С 10 июня 1917 — и. д. начальника штаба армий Западного, с 4 августа 1917 — Юго-Западного фронта, ближайший помощник генерала Деникина. Придерживался монархических политических взглядов.

Активно поддержал выступление генерала Л. Г. Корнилова. 29 августа 1917 отчислен от должности указом А. Ф. Керенского с преданием суду за мятеж и арестован в Бердичеве. Содержался в Быховской тюрьме. Во время заключения писал в своём дневнике:
Зачем нас судят, когда участь наша предрешена! Пусть бы уж сразу расстреляли… Люди жестоки, и в борьбе политических страстей забывают человека. Я не вор, не убийца, не изменник. Мы инако мыслим, но каждый ведь любит свою Родину, как умеет, как может: теперь насмарку идет 39-летняя упорная работа. И в лучшем случае придется все начинать сначала… Военное дело, которому целиком отдал себя, приняло формы, при которых остается лишь одно: взять винтовку и встать в ряды тех, кто готов еще умереть за Родину.
Увы, драма «корниловского мятежа» окончилась победой Керенского, оказавшейся на деле поражением России и самого Временного правительства, которое через какие-то два месяца будет смещено большевиками…

Поручик Р.Б.Хаджиев, адъютант генерала Л.Г Корнилова, частый гость в Быхове, вспоминает о Маркове времен Быховского заточения:
Генерал Марков по натуре своей был офицером старой русской кавалерии - бесшабашный, море по колено, жизнь радостная, душа на распашку. На все смотрел так: - Ну, что же, случилась беда, надо ее выкурить, давай лучше играть в чехарду. Он прыгал через людей и люди прыгали через него. Под конец игры, вытирая лоб и глядя в сторону мрачной группы, состоящей из Деникина и Романовского, начинал кричать: - Ваня, иди же сюда, Ванюша!. . А Ваня не отвечал, продолжал разговор с Деникиным, который, держа обе руки в карманах, исподлобья глядел на узников. (...) Я, окруженный тесным кольцом, стал отвечать на вопросы томящихся и усталых людей, переживающих весьма тягостные дни и минуты, ожидающих в каждый момент неприятную новость. Они отпускали весьма нецензурные слова по адресу Керенского, называя его трусом, негодяем, предателем родины и т.д. (...) - Эй, вы, давайте-ка попрыгаем, - кричал, заглушая всех своим тенором, ген.Марков, вызывая по фамилиям тех, кто принимая участие в его чехарде, этим самым вносил свежую струю в жизнь мрачно настроенных людей. Потом, оборачиваясь к Романовскому, он сказал: - Ну, Ваня, пойдем, поддержи желание товарищей. Не хотите ли и вы с нами, ваше превосходительство, - обратился он к дряхлому ген.Эльснеру. Тот, не расслышав хорошенько, переспросил: "Что?" - Да попрыгать, ваше превосходительство! Но генерал Эльснер костлявой рукой с папиросой в длинном мундштуке отмахивался от такого марковского предложения. Люди хохотали.
О быховском заключении Сергей Леонидович отмечал: «Я был бы окончательно сражен, если бы почему-либо товарищ Керенский со своими присными не признал меня достойным быховского заключения. (...) Зачем нас судят, когда участь наша предрешена! Пусть бы уж сразу расстреляли... Люди жестоки, и в борьбе политических страстей забывают человека. Я не вор, не убийца, не изменник. Мы инако мыслим, но каждый ведь любит свою Родину, как умеет, как может: теперь насмарку идет 39-летняя упорная работа. И в лучшем случае придется все начинать сначала... Военное дело, которому целиком отдал себя, приняло формы, при которых остается лишь одно: взять винтовку и встать в ряды тех, кто готов еще умереть за Родину. (...) Легко быть смелым и честным, помня, что смерть лучше позорного существования в оплеванной и униженной России. (...) Как бы мне страстно хотелось передать всем свою постоянную веру в лучшее будущее! Даже теперь, когда уже для себя я жду одно плохое».

В ноябре 1917 бежал на Дон, одним из первых вступил в Добровольческую армию, принимал активное участие в её создании, был начальником штаба командующего добровольческими войсками, с января 1918 — начальником штаба 1-й Добровольческой дивизии.

В начале января 1918 г. генерал Деникин принял командование над всеми частями Добровольческой Армии в Ростове и Таганроге. Начальником его штаба стал генерал Марков, на которого легла задача срочного завершения формирования частей и приведения их в боевую готовность. В связи с новыми формированиями неимоверно распухли штабы. Он потребовал их максимального сокращения, в соответствии с численностью их частей. Марков, в силу горячего характера, резких жестов и подчас не сдержанной речью производивший ошеломляющее впечатление на не знавших его Добровольцев, заходивших в штаб, стал грозой „штабной психологии", из-за чего неудовольствие им приняло такие формы, что Корнилов дважды говорил с генералом Деникиным о необходимости освобождения Сергея Леонидовича от занимаемого поста.
Позднее Антон Иванович замечал, что, находясь на штабной должности, Марков терпел много упрёков своей работе, но, стоило ему оказаться в бою, во главе своего полка, как он тотчас стал кумиром добровольцев: «У Маркова была одна особенность - прямота, откровенность и резкость в обращении, с которыми он обрушивался на тех, кто, по его мнению, не проявлял достаточного знания, энергии или мужества. Отсюда - двойственность отношений: пока он был в штабе, войска относились к нему или сдержанно (в бригаде), или даже нестерпимо (в ростовский период Добровольческой армии). Но стоило Маркову уйти в строй, и отношение к нему становилось любовным (стрелки) и даже восторженным (добровольцы). Войска обладали своей собственной психологией: они не допускали резкости и осуждения со стороны Маркова - штабного офицера; но свой Марков - в обычной меховой куртке, с закинутой на затылок фуражкой, помахивающий неизменной нагайкой, в стрелковой цепи, под жарким огнем противника - мог быть сколько угодно резок, мог кричать, ругать, его слова возбуждали в одних радость, в других горечь, но всегда искреннее желание быть достойными признания своего начальника…» Марков был храбрым офицером, всегда ведущим своих подчиненных в атаку и способным на самую неожиданную и отчаянную инициативу. Но не ради лихости, а ради выполнения боевой задачи, ради спасения людей. В Добровольческой армии его так и называли – «сплошной порыв без перерыва». Сергей Леонидович всегда был в самых горячих местах боя, совершенно не думая о собственной жизни. Один из «первопоходцев» свидетельствует:
«В походах можно было его видеть во всех местах колонны – впереди, сзади. Повсюду наводил порядок и знал почти всех в лицо… В бою метался повсюду, и где была заминка, шел вместе с цепями или же впереди их во весь рост с белой папахой на голове, и это так влияло на добровольцев, что у них, как они сами говорили, пропадал страх.
Под пулями никогда не кланялся и говорил: «Не бойтесь пули, предназначенная вам – она всё равно везде вас найдет… Позор страны должен смыться кровью её самоотверженных граждан». Для Маркова было так естественно подняться первому в цепи и просто сказать: «Отдохнули, ну, теперь еще одно усилие, вперед, в штыки…» – и быть впереди всех с винтовкой наперевес».
Как вспоминал генерал Деникин, когда в горячие минуты боя слышался обычный приказ Маркова: "Друзья, в атаку, вперед!" - то Офицерский полк, которым он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, поднимались без сомнений и колебаний.
Если Марков встречал бегущих, то он возвращал их в бой по-суворовски, словами: «А мне как раз нужна подмога, за мной!..» Солдаты с офицерами поворачивались и с удвоенной яростью снова шли в битву.
Участник Командиром Сводно-Офицерского был назначен генерал Марков. В этом полку четырехротного состава (примерно по 200 человек в роте) на положении рядовых оказались почти все офицеры (всего из 3689 участников 1-го Кубанского похода количество офицеров вдвое превышало количество нижних чинов).
Первого Кубанского (Ледяного) похода. С 12 февраля 1918 — командир 1-го Офицерского пехотного полка (им же сформированного).

Белый Витязь

Что — свет или слезы льешь?
Эх, млад-командир-свет-Марков-
хват — ты-то не дожил что ж?!
Стой! стой!
В меховой папахе,
В прос — той
— Медведскую брал —
Куртке — той!
Млад! млад!
Ни морщин, ни плеши.
Хват — рад
С чертом хоть с самим!
Сол — дат:
Вдоль пахоты — пеший.
Сват, брат
Марковцам своим.
Край — Русь!
Нету перестарков!
На', Русь, —
Пока красовит!
Мертв — бьюсь!
То генерал Марков
На — Русь —
Марковцев своих… Марина Цветаева

За время Ледяного похода многое изменилось на юге России. Частично он был оккупирован немцами. Появился целый ряд новых «государств»: Украина, Дон, Крым... Немцы не предпринимали решительных мер против Белой армии, но старались ограничить в неё приток сил и задержать её рост. Для этого ими были созданы конкуренты Добровольческой армии - „Южная армия", "Русская Народная армия" с сугубо консервативными идеологиями, задача которых была якобы тоже борьба с большевиками. Там были немецкие деньги, там платились большие жалования и быстро и легко шло повышение в чинах. Пользы они не принесли, но разложили и оторвали довольно большую часть тех, кто собирался поступать к добровольцам, а после капитуляции Германии рассыпались сами собой.

Чтобы в самом начале обезвредить пропаганду, нацеленную на переманивание уже существующих Добровльческих отрядов, С.Л. Марков провёл беседу на эту тему с офицерами своей бригады. Он откровенно рассказал о создавшейся ситуации, о друзьях и недругах Добровольцев. Указывая на пачку газет, лежащую перед ним, Марков заявил, что нашлись и другие организации, зовущие к себе офицеров, сулящие им производство в чинах, командное положение и большое жалование.
— Как офицер Великой Русской Армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить в „Крымской" или „Всевеликой" республике, которые мало того, что своими идеями стремятся к расчленению России, но считают допустимым вступать в соглашение и находиться под покровительством страны фактически принимавшей главное участие в разрушении нашей Родины. Что даст офицерам, пошедшим на службу в какие-то Татарские, Астраханские или иные армии несуществующих государств? Хотите высших чинов? Пожалуйста!.. Но я как был произведен в генерал-лейтенанты законным русским Монархом, так и хочу остаться им, - сказал Сергей Леонидович.
Заявление это встретило абсолютною поддержку в войсках, парад которых Марков принимал на следующий день.

С 22 марта 1918 — командир 1-й пехотной бригады Добровольческой армии. Особо отличился в бою в ночь со 2 на 3 апреля 1918, когда энергичные действия генерала Маркова спасли от разгрома только что лишившуюся своего погибшего командира Л. Г. Корнилова и отступавшую от Екатеринодара Добровольческую армию. По воспоминаниям современников, события развивались следующим образом:

Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Марков, захватив железнодорожную сторожку у переезда, расположив пехотные части, выслав разведчиков в станицу для атаки противника, спешно начал переправу раненых, обоза и артиллерии. Внезапно от станции отделился бронепоезд красных и пошел к переезду, где уже находился штаб вместе с генералами Алексеевым и Деникиным. Оставалось несколько метров до переезда — и тут Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: «Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!», бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колеса паровоза. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд — сожжён.

С начала июня − командир 1-й пехотной дивизии.

Надо заметить, что, как и многих офицеров, Маркова, всегда устремлявшегося в самую гущу боя, в самые опасные его места, весьма беспокоило аналогичное стремление Верховного Главнокомандующего. Склонный к фатализму генерал Корнилов имел привычку наблюдать все бои, избрав наблюдательный пункт в самой опасной точке, стоя под огнём, который то и дело поражал находившихся рядом с ним людей.
Один из них впоследствии вспоминал:
«Уже почти с первых дней мы, добровольцы, от рядового до командиров, сразу преисполнились глубоким уважением к нему. В отдаваемых им приказаниях он был резок, в выполнении требователен. Он сам за всем наблюдал. Его можно было видеть повсюду - в боях, на самых важных участках, он был там и брал на себя руководство. Где появится генерал Марков, - это означало, что именно тут пункт тяжести, и каков бы он ни был, и каким неразрешимым не казался бы, он своей напористостью заставлял его преодолеть. Добровольцы сразу поверили в генерала Маркова и шли за ним, и не существовало для них преград, когда Марков шел с ними в бой, которых нельзя было преодолеть. Казалось, что не мы, а он, титан, схватился с врагом, а мы - только молчаливые зрители. Как в дневных походах, так и в ночных передвижениях - Марков и тут, Марков и там, и слышится его резкий, повелительный голос, дающий те или иные распоряжения или указания. Его характерная фигура в белой, сильно пожелтевшей папахе, в темно-серой, штатского покроя, ватой подстеганной до колен куртке, с генеральскими погонами, с плетью в правой руке, часто резко поднимавшейся с угрозой, иногда не только рассекавшей воздух, но и ложившейся по плечам, появлялась перед нами в совершенно неожиданных для нас местах, на невысоком, но крепко сложенном коне».
И его подчинённые были достойны своего командира. В боях и походах выковывался облик Марковцев как самоотверженных рыцарей Белой Идеи, познавших всю глубину мистической сущности своей борьбы и стремящихся к воскресению России ценой собственной жизни. Это нашло свое выражение и в их форме: полковой значок - черный флаг с крестом Андрея Первозванного, чёрная одежда и погоны как траур по порабощённой России и презрение к преходящим жизненным благам, белая кайма на погонах и белый верх фуражки – надежда на жизнь вечную и веру в воскресение России. Эта форма настолько отличалась от формы других белых частей и внушала такой ужас противнику, что часто массы красноармейцев в панике бежали, не сделав и единого точного выстрела – столь панический страх вызывали у них марширующие идеально ровные шеренги Марковцев в черной форме с белыми фуражками.
Идея самопожертвования во имя спасения Родины доходила у Марковцев даже до особого стремления к героической смерти. Они искренне верили, что своей смертью они могут спасти Россию. Один из офицеров Марковского полка так описал это стремление и эту жизненную философию жертвенного подвижничества Марковцев:
«У всякого полка есть своя физиономия. Неистощим задор и молодечество дроздовцев. Непоколебимо спокойное мужество, неотвратимый порыв корниловцев. Есть еще один полк. Странен и неповторим его облик. Строгая, простая без единого украшения черная форма, белеют лишь просветы да верхи фуражки. Заглушенный, мягкий голос.
Замедленные тихие движения. Точно эти люди знают какую-то тайну. Точно обряд какой-то они совершают, точно сквозь жизнь в обеих руках проносят они чашу с драгоценным напитком и боятся расплескать ее.
Сдержанность – вот отличительная черта этих людей, которых провинциальные барышни давно очертили «тонные марковцы». У них есть свой тон, который делает музыку, но этот тон – похоронный перезвон колоколов, и эта музыка – «De profundis» (начальные слова 130-го «похоронного» псалма» - Е.С.). Ибо они действительно совершают обряд служения неведомой прекрасной Даме – той, чей поцелуй неизбежен, чьи тонкие пальцы рано или поздно коснутся бьющегося сердца, чье имя – смерть. Недаром у многих из них четки на руках: как пилигримы, скитающиеся в сарацинских песках, мыслью уносящиеся к далекому Гробу Господню, так и они, проходя крестный путь жертвенного служения Родине, жаждут коснуться устами холодной воды источника, утоляющего всех. Смерть не страшна. Смерть не безобразна. Она – прекрасная Дама, которой посвящено служение и которой должен быть достоин рыцарь.
И Марковцы достойны своей Дамы: они умирают красиво… Будет время, под благовест кремлевских колоколов преклонят перед Добровольческими полками – Дроздовским, Корниловским и Марковским – свои венчальные головы двуглавые орлы старинных знамен. И поблекнут старые девизы, и на скрижали истории будут вписаны новые. Тогда девизом Марковского полка будет: «Ave, patria, morituri te salutant» («Радуйся, Родина, идущие на смерть приветствуют тебя» – Е.С.), а на братской могиле павших Марковцев начертано будет: «Те, кто красиво умирают».
В знак своего особого мистического призвания и распятия собственной воли некоторые Марковцы носили монашеские четки, полученные ими в июне 1919 года в женском монастыре под Белгородом как благословение: «Необычно было видеть Марковцев с монашескими чётками на руке. Те, кто их носил – носил с достоинством. Говорили – принадлежность формы Марковцев. Но это не привилось – начальство полка отнеслось не серьезно – оно не огласило этот глубокий по смыслу факт по полку, предало его забвению. Может быть потому, что знало – в разгаре жестокой борьбы невольно глохнет голос Христианской совести, ожесточается сердце и неизбежны нарушения долга, связанного с ношением чёток. Молчал о благословении и полковой священник. Но о них не все забыли: были, которые в своей жизни и поступках мысленно перебирали шарики чёток…»
А уже позднее один из офицеров размышлял: «Для воссоздания армии мы должны образовывать новые кадры не воинов просто, но духовных рыцарей. Не служба просто, но подвижничество должно лежать в основе нашей жизни… Выше идеала единой России (и большевики стремятся к единой России) стоит идеал правды и добра, за который мы боремся… Не пора ли поставить вопрос о чистом добровольчестве, об ордене духовных рыцарей, куда принимают только после искуса?».
Марковцы в определённой степени стали первыми рыцарями, приближенными к этому типу, типу «рыцарей-монахов, принесших свою волю, свою кровь и свою жизнь на алтарь служения России», как пишет современный автор.

Как в Новодмитревской, снегом занесены,
Мокрые, скованы льдом —
Шли мы безропотно, дралися весело,
Грелись холодным штыком.
Солдатская песня Марковцев

В июне 1918 года шли приготовления ко 2-му Кубанскому походу, в котором, как повелось, главная нагрузка должна была лечь на Сергея Леонидовича.
Решение вновь идти на Кубань нравилось не всем. К примеру, атаман Краснов и ряд других офицеров считали, что идти нужно на Царицын, на Волгу, чтобы соединиться с Дутовым и волжскими повстанческими отрядами, и идти совместно к центру России. Сторонники этого плана утверждали, что уход на окраины даст большевикам возможность в центре создать армию и окрепнуть и, что именно там будет решаться судьба России, а не на окраинах. Увы, дальнейшее развитие событий подтвердило их правоту.

12 (25) июня на рассвете белые вышли к станции Шаблиевской. С расположенного впереди хутора по наступающим тотчас был открыт огонь. Приходилось продвигаться перебежками по открытой и ровной местности. Атака неизбежно сулит большие потери. Видя это генерал Марков, приказал командиру конной сотни, указав на низину вправо, обскакать по ней хутор с юго-востока и атаковать его. Сотня, проделав предварительный маневр по низине, с расстояния чуть ли ни с версту кинулась в атаку на хутор. Она налетела на левый фланг расположения красных. Снаряды красных рвались сзади нее. Огонь пехоты с противоположного берега речки почти не нанес ей потерь, когда она с гиком ворвалась в южный край хутора, захватив сразу же два пулемета и до 150 пленных. Углубиться в хутор сотня не смогла, но ее удар заставил красных оставить позиции перед хутором.
Сергей Леонидович поцеловал икону и произнёс отрывисто:
- Умираю за вас… как вы за меня… Благословляю вас…
Через несколько минут генерала Маркова не стало…
Это был тяжелейший удар по Белой армии. Один из Добровольцев вспоминал:
«Сердце упало… Уныния не было, не было и отчаяния: была какая-то пустота. Отомстить, отомстить! Ко многим счетам прибавился еще один - огромный. Не такой смерти заслуживал генерал Марков…»
«Нам продлена еще жизнь для того, чтобы мы продолжали выполнять свой Долг перед Родиной и выполнять его так, как показал нам генерал Марков и те, кто погиб в бою…»
Стоявший там Офицерский полк был потрясён случившимся несчастьем. Его командир, полковник Тимановский, зачитал приказ генерала Деникина:
- Русская армия понесла тяжелую утрату: 12 (25) июня при взятии станции Шаблиевки пал смертельно раненый генерал С.Л. Марков.
Рыцарь, герой, патриот с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.
Железные стрелки чтут подвиги его под Творильней, Журавиным, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторийском… Добровольческая армия никогда не забудет любимого генерала, водившего в бой ее части в Ледяном походе, под Екатеринодаром, у Медведовской…
В непрерывных боях в двух кампаниях вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной русской руки.
Вечная память со славою павшему!

Сразу же после получения известия о его смерти 1-й Офицерский полк был переименован в 1-й Офицерский генерала Маркова полк — один из четырёх «цветных» полков белой армии на юге России, развёрнутый потом в Марковскую дивизию.
На черных марковских погонах отныне уже появился вензель генерала Маркова: "М", и вензель - "Г.М." для 1-й роты полка - "роты генерала Маркова". Меньше чем через две недели после его героической гибели, 25 июня (8 июля) 1918 года у станицы Кагальницкой Марковцы наголову разбили многократно превосходящие силы красных отважной «психической атакой».

Для увековечения памяти первого Командира 1-го Офицерскoro полка части этой впредь именоваться - 1-й ОФИЦЕРСКИЙ ГЕНЕРАЛА МАРКОВА ПОЛК.
Офицеры были подавлены. Окончив чтение приказа, Тимановский добавил:
- Отныне каждый чин полка носит имя первого его командира; не будет с нами генерала Маркова, но он будет жить в сердцах всех нас и незримо вести нас, руководить нами; мы увековечим его память своей жертвенной любовью к Родине, непоколебимым духом, своими делами, пример которых он показал нам; мы в рядах полка его имени будем выполнять свой долг с полной верой, что Россия снова будет Великой, Единой и Неделимой.

В церкви Епархиального училища у гроба генерала Маркова стали почетные часовые его полка. Целый день к церкви тянулся народ, несли венки. Приходили Марковцы. Церковь всегда была полна. Пришел и генерал Алексеев. Он стал у гроба, молился, всматривался в лицо погибшего, и из глаз его текли слезы. И невольные слезы текли у всех. Отвесив земной поклон, Михаил Васильевич вышел из церкви.
На другой день состоялось последнее отпевание и похороны. Когда гроб был опущен в могилу, генерал Алексеев тяжело повернулся лицом к присутствующим и не сразу начал говорить свое последнее надгробное слово. Хриплым, сдавленным, прерывающимся голосом он говорил о Христолюбивом Воине Сергии, положившим "жизнь свою за други своя"; говорил о верном сыне Отечества, для которого жизнь была не дорога, "жила бы только Россия во славе и благоденствии"; говорил он о примере для всех, который дал воин Сергий… Взглянув на семью покойного и повысив с усилием свой голос, Михаил Васильевич обратился к присутствующим:

- Поклонимся же мы земно матушке убиенного, вскормившей и вспоившей верного сына Родины, - и, упав на колени, отвесил ей земной поклон, а за ним - все присутствующие.
- Поклонимся мы и его жене, разделявшей с ним жизнь и благословившей его на служение Родине, - и снова земной поклон.
- Поклонимся мы и его детям, потерявшим любимого отца. - И, повернувшись к могиле, генерал Алексеев бросил первую лопату земли на гроб. Застучала земля по гробу и закрыла его. Новая могила со скромным деревянным крестом, как и на всех других могилах, появилась на Новочеркасском кладбище. На кресте не было надписи, но висел лишь терновый венец.

После окончания 2-й мировой войны родные Сергея Леонидовича проживали в Брюсселе, в Бельгии.

Генерал Марков был чужд политики. «Бог войны», как прозывали его, он служил своей Родине на поле брани и чурался любых интриг, противных его прямой и горячей натуре. А.И. Деникин писал о нём: «Его ярко-индивидуальной личности нашел отражение пафос добровольчества, свободного от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежал армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других. (...) Догматизм и политическая нетерпимость были чужды Маркову. Те острые вопросы, которые разъедали и теперь разъедают наши ряды, он решал для себя и за себя, не насилуя ничью совесть и исходя исключительно из так или иначе понимаемой целесообразности. И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ: "Друзья, в атаку, вперед!" - то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний, без сомнений. Их не смущала пресловутая "неясность и недоговоренность" лозунгов. Они несли свои головы не за революцию, не за реакцию, не за "землю и волю" и не за помещичью реставрацию, не за "рабочий контроль" и не за "эксплуатацию капиталом". Суровая и простая обстановка первых походов и в воинах, и в вождях создавали такую же упрощенную, быть может, военную психологию Добровольчества; одним из ярких представителей ее был Марков. "За Родину!" Страна порабощена большевиками, их надо разбить и свергнуть, чтобы дать ей гражданский мир и залечить тяжелые раны, нанесенные войной и революцией. В этом заключалась вся огромная, трудная и благодарная задача Добровольчества. (...) Конечно, Маркова, как человека вполне интеллигентного, не могли не интересовать вопросы государственного бытия России. Но напрасно было бы искать в нем определенной политической физиономии - никакой политический штамп к нему не подойдет. Он любил Родину, честно служил ей - вот и все».

Подвиг генерала Маркова. Захват красного бронепоезда в ходе боя за станцию Медведовская.

13 декабря 2003 в городе Сальске Ростовской области состоялось открытие памятника генералу Маркову — первый в России памятник деятелю белого движения. Он создан заслуженным художником России скульптором В. А. Суровцевым при поддержке московских предпринимателей и консультативной помощи историков и архивистов. Ранее, в 2001, в Москве в издательстве «Посев» вышло в свет капитальное издание «Марков и марковцы», основанное на архивных документах и воспоминаниях соратников генерала]).

В художественной литературе
Михаил Шолохов. "Тихий Дон (роман)".
Алексей Толстой. "Хождение по мукам"
Валентинов А. Капитан Филибер.

Сайт посвящённый генералу Маркову
general-markov.narod.ru/

После гибели Маркова Антон Иванович Деникин не раз сетовал: «Сколько раз, когда нужен был дельный совет, мы вспоминали - нет Маркова!» Героизм Сергея Леонидовича, способность находить выход из тупиковых ситуаций стали легендой. Его называли «Белым витязем», «шпагой генерала Корнилова», «Ангелом-хранителем»… Весь славный путь генерала Маркова можно определить надписью на тенте траурного венка, возложенного на его могилу генералами Деникиным и Романовским: «И жизнь, и смерть за счастье Родины».

---

Пошел опять по делам. Главное, все совсем не так, все ласковые, готовы со мной возиться, сколько надо, лишь бы деньги платил, но все равно. Запутался в старых загранпаспортах.

---

Луна огромная, круглая и странно меняет цвет: от сарая желтая, как блин, а с крыльца такая белая, что аж зеленая. Цвета - совершенно как у Куинджи, темно-зеленая ночь, серебряный свет и резкие тени. А я всё ищу фонари, потому что не могу поверить, что так светло от одной луны.

Сны:
1. Игра с кувшинами. Нужно найти, в каком из белых эмалированных кувшинов настоящая вода. Раненого, что ли, напоить. И я торопливо отхлебываю по очереди из каждого, и везде какая-то дрянь и отрава.

2. Длинный и осознанный сон, больше похож на повесть 19 века, Григоровича или Куприна. Время чеховское, базар южного города. Трое обсуждают совершенное убийство - два молодых монашка в пыльных подрясниках и какой-то студент в парусиновом костюме, я даже толком не знаю, кто из них я, перескакиваю из тел, сперва был студентом, потом монашком. Они азартно спорят, кто убийца, выдвигают всякие версии, а студент знает об этом больше, чем другие, может быть, видел само убийство, но никак не может решить, стоит ли кому об этом говорить. В конце концов, решает не связываться.

Потом еще время прошло, где-то через неделю опять на базаре встречаются. Монашек уже один, второго арестовали за то самое убийство. Студент понимает, что косвенно в этом виноват, ведь он знает, что убийца - другой человек, смущен. Надо что-то делать, но опять не решается, стыдно признаться, боится, что не поверит, и типа – все равно уже поздно. И еще он понимает, что монашек знает, что он знает, и только из особой деликатности не говорит, но смотрит с укором. И тут через толпу проходят жандармы и арестовывают второго монашка, он что-то жалобно лопочет, все оборачивается назад на студента: «Ну же, скажи им». Тут я был монашком и был уверен, что в последний момент студент вступится и скажет, кто настоящий убийца, просто, как в кино, нарочно паузу затягивают. Но тут жандарм рукой в перчатке нагибает мне голову, толкает в карету без окон и я понимаю, что зря на студента надеялся.

Странность в том, история была какая-то сомнительная, словно я ее в книжке читаю, и в то же время, смотрю, как в театре, и при этом сам участвую – то за одного, то за другого героя.

Да, я четко знал, что я сплю и даже проверку устраивал. Была там книга и я решил окончательно выяснить, можно ли во сне читать. Это был титульный лист какой-то старой книги с заглавием, посвящением и стихотворным эпиграфом, и я громко и несколько раз это всё прочел, проверяя, понимаю ли я смысл. Всё было ясно, только очень глупо. Стишок был по одному-два слова в строке, типа:

Не можно
Полюбить -
Так должно
Позабыть.
Тебя,
милАя,
и жить, шутя-
играя.

(Это я сейчас придумал, но тот во сне был очень похож.)

@темы: Сны

---

Будни идиота

Приступы социофобии из-за дел, связанных с поездкой. Я сейчас с ужасом сижу и смотрю на конверт с анкетой и опросником, боюсь открывать, обливаюсь потом, челюсть трясется. Приступы паники постоянно. Вчера фотографировался – так вцепился в стул и, видно, скреб ногтями деревяшку, как будто меня пытали, что засадил себе пару заноз под ногти. Зато теперь знаю, как я буду выглядеть перед расстрелом – и фотография есть

Когда нужно идти в какое-то учреждение, у меня приступы паники – задыхаюсь, тошнит, температура подскакивает, зубы стучат, голова кружится. Выгоняю себя силой, на подкашивающихся ногах, руки трясутся, голова как пробкой забита. Пытаюсь сосредоточиться, чтобы понять, что мне говорят, и так напрягаюсь для этого, что все силы уходят на это. Не понимаю ни слова, как глухой, переспрашиваю по сто раз. Мне уже даже не стыдно, что люди меня идиотом считают. Даже иезуитская мысль пришла: предупреждать заранее, что я не глупый, а больной, что меня даже в армию не берут.

А еще печально то, что это все зря. Матушка разводится с одним мужем, собирается за другого, ей не до меня, и она вроде бы не хочет сразу нового мной пугать. Все равно поеду, потому что потом еще лет десять не соберусь. Матушке придется час-другой для меня выделить, ничего страшного. Зато потом можно будет все из головы выбросить.

Да мне по фиг, в гробу я ее мужиков видел, но вот жить негде. Правда, я всегда в результате в гостинице жил, потому что мы долго друг друга не выдерживали. Просто сейчас самому заказывать приходится, ищу подешевле, где-нибудь Пигаль, Клиши, Каде – где негры, пип-шоу, девки и Тати. Их там до хрена, центр и дешево совсем. Блин, только бы мне это все дотянуть до конца, съездить и выкинуть из башки. Прям на луну вою от этого всего.

Так исстрадался хренью, что еще с утра решил, что у меня компьютер накрылся. Выдавал мне надпись, что диск испорчен, даже в Виндоуз не входил. Я над ним рыдал и волосы драл, а оказалось, что я в нем вчера дискету забыл и он из-за этого не врубался. Блин!

@темы: Можно сделайт отлишни шушель, Жопа, вид спереди

---

Сборная солянка про книжки

Только пожаловался вслух на дайри, как оно заработало. И все комментарии, которые не могло запомнить, вдруг запомнило. А то целый час, как дурак...

Вот про разные кинжки:

Почитал тут советский университетский учебник по истории. Блин, прям по Шекспиру - «скучная сказка, рассказанная идиотами». Ни хера в мире важного не было, кроме грызни сотни придурков из-за регламента. И все, что было когда-нибудь на свете, от первобытных людей до киношки, определяется бездарно-глумливыми упоминаниями о них лысого картавого черта. Нет, большевиков на фонарь, по-корниловски! Печать скуки, бездарности и зла на всем, за что бы они ни брались.

Про Карла ХП читаю - он решил подражать Александру и Цезарю, но только в доблестях, а не в пороках, и всю жизнь оставался девственником и трезвенником. От таких людей все за голову хватаются и причитают: «Уж лучше б он пил!». Это закон природы такой. Такие люди обычно жестоки и к человеческой слабости безжалостны.

Л.Гинзбург: «Роман обладает ретроспективной динамикой, предполагающей закономерности и оценку».
«Если нет стиля - не может родиться новое смысловое качество, слова остаются поэтически не претворенными. Это либо сырье, либо стереотипы».

Фазиль Искандер. Из записных книжек.

«Чтобы никому не завидовать, надо быть личностью. Чувство личности - чувство внутренней полноты, не требующей никаких дополнений.
Потеря аппетита к жизни приводит к усилению аппетита к алкоголю.

Злоба - вдохновение от дьявола. В злобе мы чувствуем необыкновенный прилив сил, что создает соблазн действовать и стать победителем.

У писателя есть шанс стилем победить судьбу. А что делать человеку, если он не писатель? Стилем жизни побеждать. Не допускать сознательной подлости, и ты, как бы ни сложилась твоя жизнь, победишь судьбу.

Философия равенства подлая. В условиях равенства бездарный с потрохами сожрет талантливого, владея инструментом подлости. Духовный аристократизм необходим. Ничтожество надо четко отделить от того, кто выше его, хотя бы для того, чтобы удержать от соблазна преступления.

Терпимость хороша, но вспыльчивость полезней для здоровья.»

@темы: О книгах

---

Дачный дневник 3 и 4 июня

На даче холодно, но мне здесь все равно больше нравится, потому что деревья под окном, а сейчас офигенный закат на роскошных облаках. Да и лучше мне здесь пишется вообще, телевизора нет, Интернета нет, не хочу терять это преимущество.

Наконец-то наладил компьютер, мышь обгрызенную еще котей моим приволок и ничего, работает. Буду теперь здесь печатать.

Бессонница третий день, от этого еще больше мерзну. Рассвет встречаю, вот зараза. Кажется могильная, подводная тишина - сад наш, как град Китеж, под зеленой водой лежит, но выйдешь на улицу - птицы уже вовсю орут, и вороны и певчие разные дурочки прелестные. Ледяные капли за шиворот падают отовсюду, не убережешься, обжигают. И вот да, я культурный, и параллельно с матом думаю еще о водах Коцита, которые были ледяными и ядовитыми.

А ночью была полная луна. Аж дымилась и плыла в чаду, как яичница. Дом к утру остывает, 120 в 4 утра, хотя обогреватель работает и вечером нагревал до 18. Согрелся и заснул, только когда загрузился в спальный мешок.

Сейчас же солнце светит сквозь белые облака - расплавленное серебро. Холодный, белый, слепящий свет.

Есть одна необъяснимая странность. Я раньше думал, что запад, где закат, а восход на востоке, но чем дольше живешь, тем больше понимаешь, что надеяться на законы природы тоже нельзя. Закат и восход я вижу из одного окошка, они рядом, градусов сорок между ними, не больше. И это где-то на севере, потому что между ними - Полярная звезда. Наверно, астрономия может это все объяснить, но блин хорош бы я был, если бы бежал на запад, ориентируясь по закату.

@темы: Жизнь

---

У меня дайри только для чтения сегодня. Бида.

---

Лосев о времени и о чуде

Надо убегать. Вот еще два кусочка умных лосевских текстов.

Лосев о времени. Время – боль истории, не понятная «научным» исчислениям времени. А боль жизни – яснее всего, реальнее всего. "Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию.»

Сущность времени в непрерывном нарастании бытия, когда совершенно, абсолютно неизвестно, что будет через секунду и когда прошлое совершенно, абсолютно невозвратимо и потеряно, и вообще никакие силы не могут остановить этого неудержимого, нечеловеческого потока становления. Время – судьба, воля Божия. Никакие законы природы ничего предсказать не могут. Судьба – это жестокий лик своей жизни.

Было бы просто глупо понимать время в стиле новоевропейского физического, т. е. однородного и бесконечного, пустого и темного времени. Никто никогда так не переживает времени. Подлинно реальное время, конечно, всегда неоднородно, сжимаемо и расширяемо, совершенно относительно и условно.

Кто же не переживал три секунды как целый год и год как три секунды? Я даже думаю, что с 1914 г. время как-то уплотнилось и стало протекать скорее. Апокалиптические ожидания в прошлом объясняются именно сгущением времен, близким к окончанию времени и потом рассасывавшимся.

Время, как и пространство, имеет складки и прорывы. Я не раз в своей жизни переживал какие-то ямы и разрывы во времени. Смотришь, время как будто кончилось, а потом, вишь ты, засвистело и заклубилось неохватным вихрем. Иной раз время настолько нагло прет вперед, что хочется подойти к часам в моменты их боя и разбить вдребезги эту беспощадную машинку, которой дано управлять всей жизнью. Во времени иногда бывают сотрясения. Время, наконец, в каком-то смысле обратимо. Общеизвестны сказочные мгновенные постарения и помолодения.

Религиозный экстаз характеризуется именно прекращением или свертыванием времени, сжатием прошлых и будущих времен в одну неделимую настоящую точку. По земным часам, т. е. по солнцу, человек молится, скажем, десять часов. На самом же деле, он переживает это время как несколько секунд, причем, однако, они богаче не только трех обычных секунд, но и, может быть, десяти лет.

Космос вообще бесконечно разнообразен по своей временной структуре. Время человеческой жизни и время какого-нибудь насекомого, живущего один день, совершенно несоизмеримы и несравнимы по своему существу; с точки зрения человеческой жизни один день такого насекомого есть нечто ничтожное и почти смешное. Тем не менее у этого насекомого есть своя органическая жизнь, с богатым прошлым и неведомым, значительным будущим; и если такое насекомое сознательно, то можно поручиться, что оно ни в каком случае не считает свою жизнь такой уж особенно краткой и смешной. Толковать эти времена как субъективные нет решительно никакой выгоды, ибо почему одно из времен вдруг объективно, а все остальные субъективны?

Ребенок, проживший три года, отнюдь не меньше прожил, чем девяностолетний старец. Их жизнь одинакова перед лицом вечности как жизнь, только она наполнена в обоих случаях разным содержанием и смыслом. Времен столько, сколько вещей; а вещей или, вернее, родов их столько, сколько смыслов и идей.

Лосев о чуде. Реальное бытие есть разная степень мифичности и чудесности. Личность хочет абсолютного самоутверждения. Она хочет ни от чего не зависеть или зависеть так, чтобы это не мешало ее внутренней свободе. Она хочет не распадаться на части, не метаться в противоречиях, не разлагаться во тьме и в небытии. Она хочет существовать так, как существуют вечно блаженные боги, вкушающие бесконечный мир и умную тишину своего ни от чего не зависящего, светлого бытия.

И вот, когда чувственная и пестро-случайная история личности, погруженной в относительное, полутемное, бессильное и болезненное существование, вдруг приходит к событию, в котором выявляется эта исконная и первичная, светлая предназначенность личности, вспоминается утерянное блаженное состояние и тем преодолевается томительная пустота и пестрый шум и гам эмпирии, – тогда это значит, что творится чудо.

В чуде есть веяние вечного прошлого, поруганного и растленного, и вот возникающего вновь чистым и светлым видением. Уничтоженное и опозоренное, оно незримо таится в душе, и вот – просыпается как непорочная юность, как чистое утро бытия. Прошедшее – не погибло. Оно стоит незабываемой вечностью и родиной.

В глубине памяти веков кроются корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно, это прошедшее, стоит где-то в груди и в сердце; и мы не в силах припомнить его, как будто какая-то мелодия или какая-то картина, виденная в детстве, которая вот-вот вспомнится, но никак не вспоминается.

В чуде вдруг возникает это воспоминание, возрождается память веков и обнажается вечность прошедшего, неизбывная и всегдашняя. Умной тишиной и покоем вечности веет от чуда. Это – возвращение из далеких странствий и водворение на родину. То, чем жила душа, этот шум и гам бытия, эта пустая пестрота жизни, эта порочность и гнусность самого принципа существования, – все это слетает пушинкой; и улыбаешься наивности такого бытия и жизни. И уже дается прощение, и забывается грех. И образуется как бы некая блаженная усталость плоти, и надвигается светлое утро непорочно-юного духа.

@темы: О книгах, Православие, Цитаты

---

Дачный дневник, 1 июня

Весь день по небу ходят грозовые тучи и с утра до вечера - синие сумерки, синий воздух, подводное царство. Сны, если б я не ставил будильник и не записывал, вообще не запоминались бы. Как будто в голове кто-то мгновенно пылесосит после пробуждения, чтобы ни намека не осталось.

Три намека я все ж ухватил (потому что записал)

1. Слоники. Фантасмагория. Торжественный пир в огромных залах. Главное украшение – жареные слоны на блюдах, семь штук. Лежат по размеру – от самого большого до самого маленького.

2. Война, партизаним. Оружие прячем в католических склепах. Склепы высокие и узкие, как кардинальские шапки. Польша, наверно.

3. Фаберже в ауле. Что-то вокруг украшения – размером с ладонь, букет ландышей из серебра, с зеленой эмалью. Я его ищу в кавказских аулах. Узнаю, что одна семья взяла детей-сирот, у которых это украшение и было, ради него и взяли, к детям относятся плохо, обижают. Это рассказывают мне какие-то мальчишки в папахах, которые пляшут вокруг меня лезгинку в пыли и тянут руки за деньгами.

Пара последних фотографий

Гортензия и ранняя сирень отцветают, вот что теперь получается:

А это мое рабочее место у окошка, с ландышами под носом для запаха и кофейком.

У меня фотографий очень много, но мне в лом их постить.

@темы: Жизнь, Сны

---

Тут вкуснота из Ницше

Когда Ницше это все закончил, он отправил Козиме Вагнер записку: «Мне рассказывают, что некий божий скоморох сегодня днём закончил “Дионисовы дифирамбы”». Трогательно. «Божьим скоморохом», кажется, Франциска Ассизского называли.

Про поэта вот он как здорово пишет: «Зверь, крадущийся, кровожадный, коварный, рождённый лгать», «алкать добычи, в пёстрой маске, сам себе маска, сам себе добыча», «пестроречивый, паяц под маской пестрокрикливый, пронырливый — по лживым мостам слов, по пёстрым радугам, между мнимым небом и мнимой землёю парящий, скользящий».

С задором кошки
прыжком в окно любое
шмыг!
в любой случай,
к любым джунглям принюхиваясь,
жадно-прежадно принюхиваясь,
чтобы ты по джунглям мог
меж пятнистых-пёстрых хищников
грешно-здоровым и пёстрым бегать,
красивый,
с губой похотливой,
блаженно-глумливый,
блаженно-адский, блаженно-алчный,
хищно, зорко ползать, бегать...

И как глядит он, оцепенев «в свои же пропасти»... Еще бы высокопарности у Ницше убрать! Столько у него хорошего бы осталось:

словно финик я,
бурый, сахарный, золотой, бухлый,

И о том, что «каждый горячий финик сердцем сгорает» по зубкам красотки - «льдистым, острым, белоснежным кусачкам».

Лежу я здесь, жучками
крылатыми
ороен, обжужжен.

Еще прелести: красотки-кошки Дуду и Зулейка. «Будь мужем, Зулейка. Мужайся». «Сердца-лакрицы-сумочки». «Ноздри раздув бокалом».
«Любишь бездны – имей крылья» (в стиле Козьмы Пруткова).
Человек – загадка для коршунов. «Уж они тебя разрешат!»
Пламя с бело-седым брюхом.
Метнул крючок над головой, выуживая седьмое одиночество.
«Болен нежностью ныне и влажным ветром».
Дионис говорит Ариадне: «Я твой Лабиринт»

Про пальму – Ницше горюет глумливо на тему, что у нее только одна нога. Ужасается и ржет.

О, как мне жаль прелестной другой ноги!
Куда бы ей деться и грустить позабытой?
Ноге одинокой?
Быть может, в страхе перед
злобным белокурым
львом-зверюгой? — А вдруг она
обгрызена, обглодана —
о жуть! Увы! Увы! обглодана! Селя́.

А вот душераздирающий стишок, как будто про Сашку, я прям плачу:

мужественный и глубокий,
танцор среди сражения,
средь воинов — беззаботный,
среди победителей — опечаленный,
судьбою вставший на судьбу свою,
твёрдо, задумчиво, преддумчиво, —
содрагаясь от того, что победил,
ликуя от того, что победил, умирая, —
приказывая, когда умирал,
— и приказ его гласил: уничтожьте...

И еще один стишок напоследок:

Истина проплывает надо мной,
словно облако, —
невидимыми молниями бьёт она в меня.


А картинка - лохматый тюльпан во мраке ночи на фоне незабудок.

@темы: О книгах, Цитаты