Хотел заканчивать картинки постить, но тут не удержался. В NG две таких фотографии хороших - ретро-эскимосы с историей.

«Казалось, что передо мной какие-то загадочные существа; трудно было поверить, что это просто мужчины в масках волков» –так в 1914 году комментировал увиденное один из зрителей. (Текст: Маргарет Г. Зэковитс Фото: Карл Ломен, из архива National Geographic
National Geographic, март 2010. Рубрика «Старое фото»)

Исполняя танец орла и волка, эскимосы инупиат воздавали честь убитым животным, чтобы души тех вернулись домой – это позволяло в будущем рассчитывать на успешную охоту. По словам Дианны Кингстон, профессора антропологии Университета штата Орегон, мужчины в образе волков, внезапно вылезающие через отверстия на сцене, должны были изображать мистическое видение охотника. Танец традиционно исполнялся во время праздника, на который собирались жители соседних поселений. А для этого снимка мужчины позировали в фотостудии города Ном на Аляске в начале ХХ века. via

В начале 1900-х годов работавший в фотостудии житель Нома на Аляске сшил из кишок моржа водонепроницаемую куртку парку. (Текст: Джонна Риззо Фото: Беверли Б. Доббс/из архива National Geographic / National Geographic, сентябрь 2012. Рубрика «Старое фото»)

Легкодоступное для живущих у моря эскимосов сырье он хорошенько высушил, разрезал на полоски и соединил, прошив водонепроницаемым стежком, который применяется обычно при изготовлении лодок, в том числе и его каноэ. Оставшийся от пошива куртки материал он использовал в своем каноэ для защиты от летящих брызг.

Другим внутренностям сообразительный американец тоже нашел применение: из мочевых пузырей сделал емкости для воды, тонкие кишки сшил вместе и «застеклил» окно в построенном из дерна доме, а желудки натянул на бубен. via

@темы: Картинки

---

30.09.2012 в 23:18

Пишет  Дядя Вася Гомосек:

Гы-ы-ы, ко мне тоже такие ходят.

---

Кумадори - раскрашенные лица театра Кабуки

Здесь интересный пост

Сайт о раскрашенных лицах и что за этим стоит

А это тот самый злой Кугэ, которым меня тест обозвал

@темы: Театр

---

Благодаря [J]ХАМТАРО[/J] прошел вот такой тест. Жалованье рисом!!!!

Кем бы я был в средневековой Японии

В свитке было написано, что в средневековой Японии вы были: Кугэ

Непосредственно ниже императора на социальной лестнице при сёгунатеТокугава стояли кугэ – придворная киотоская (столичная) аристократия –родственники императора и потомки родовой аристократии периода формированияяпонского государства (III-VI вв.). Этот социальный класс был теснопереплетен с центральным правительством. Кугэ принимали участие вдетализированных дворцовых церемониях, занимавших все их свободное время.Кугэ не имели земель и, следовательно, не обладали экономической иполитической силой. Они получали жалованье рисом от сёгуна и полностьюзависела от его действий. Кугэ номинально составляли самый высокий разряд феодального дворянства(си), остальная его часть была отнесена к категории букэ (военные дома),которые и представляли господствующий в стране класс военно-феодальногодворянства.

Пройти тест

@темы: Тест

---

Дневные и вечерние впечатления

Иногда в голове вдруг резко меняется масштаб, то вижу и чувствую только себя, ну еще лужу вижу под ногами, капли за шиворотом чувствую, а потом вдруг открывается простор до горизонта, серая, все объединяющая в одно пелена дождя, тихо проносящиеся машины, в быстром свете, стремительные линии, соединяющие разные концы пространства, и мимолетные человеческие судьбы, которые мелькают перед глазами и исчезают, а ты ни лица не увидишь, ни имени не узнаешь, и церковь на Поклонной, такая чистая, тихо белеет сквозь дождь, и туча размером с небо – в общем, вдруг вижу круг мирозданья и это малость ошеломляет.

В больнице девочка, некрасивая, но очень элегантная, необычная, мне такие нравятся, почти альбинос, с тонкими, прозрачными, белыми волосами, прямой розовый пробор, руки прячет в рукава черного свитера, угрюмая, замкнутая, я смотрел на нее сверху, пока она тоже не стала смотреть на меня с вызовом. Отошел подальше. Думал, что если я когда-нибудь буду как половина местных пациентов, то закажу киллеру себя нафиг. И тут, тяжело топая, как носорог, подходит та самая дева и, отчетливо меня ненавидя, говорит, что хочет меня нарисовать и не соглашусь ли я ей позировать. Я прямо-таки услышал, как ей такую манеру поведения рекомендует психоаналитик на каком-нибудь тренинге. Хотел отказаться, но она так плотно сжимала губы и с такой ненавистью на меня смотрела, что согласился – только не сегодня. Теперь с ужасом думаю о предстоящей встрече: ей терапия, а мне – травма. Представляю, что и «творчеством» она занялась по наводке своего психиатра, и страшно подумать, чего она там нарисует и я заранее представляю свои корчи, чтобы найти подходящие слова и похвалить. Динамо, я за тебя всю жизнь болею, выноси!

В метро на эскалаторе – важно опускается дама под алым зонтом. Вид сюрный, но на самом деле – все правильно, она его сушит на длиннющем эскалаторе, чтобы с мокрым не лезть в вагон.

Мальчик с павлиньими перьями в вагоне. Сразу склоненные перья Блока вспомнились, качаются ведь, только еще хуже для мозгов, чем страусовые, - букет вздрагивающих злых Аргусовых глаз. Малец выходит со своими перьями, но на его освободившемся месте сквозь окно вижу все те же павлиньи узоры - витражи Новослободской.

Когда я сам из вагона выходил, увидел в соседнем сквозь стекло трансвестита (вроде бы) или даму-гренадера под два метра ростом с кроваво-красными губами и крошечной голубой шапочке с кокетливой белой вуалеткой на темени. А потом на эскалаторе увидел со спины еще одного, в платиновом высоком парике, дамском концертном платье, обогнал, заглянул в лицо - оказалось, обычная тетка принарядилась.

Уже около дома иду через сквер, оттуда дождь выгнал всех и вдруг стали видны деревья, огромные, с правильными кружевными кронами, таинственно прекрасные. Люди и раньше уж никак не могли их загораживать, однако, загораживали, вот так.

Красный кленовый лист среди желтых, как окровавленная жертва убийства.

@темы: Жизнь, Все было прекрасно и ничуть не больно

---

НОВАЯ КНИЖКА (продолжение)

Два куска ни о чем, ну уж что есть. Потом будет больше действия, надеюсь. Сейчас мне главное кусок выложить, чтобы дело стронулось с мертвой точки. Опять боюсь, что глаз замылился и ошибок не вижу. Пожалуйста, если кто заметит какую-нибудь неосообразность или повтор или стилистические ошибки - я буду очень благодарен за указание.


Скачать КАЗАЧЬЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ПЕСНЯ - Ой, то не вечер (Кубанский Казачий Хор).

* * * * * * *

Кармания, 4й год 113й Олимпиады, зима

- Ты такой высокий, - ластилась речистая красотка в моей постели. – У тебя такие сильные руки…

Тут я растаял, потому что до сих пор еще сомневался в своей левой руке, она так и не восстановилась полностью после ранения. Все сильней болит грудь, все чаще плечо и рука немеют. Иногда от вина легче, иногда наоборот - кажется, что вот сейчас умру, сердце разорвется, не выдержит.

– Тебя все боятся, - продолжала она, исступленно сверкая черными очами. - Когда я вижу тебя на улицах города, на коне, в твоем черном плаще – меня тоже охватывает дрожь, так ты прекрасен. Ты как серебряная статуя, словно бог в облике человека…

Да, на власть и богатство женщины сбегаются, как течные сучки к кобелю, им кажется, что они искренни, трепет ведь неподдельный. Эта бабенка, должно быть, немало заплатила Медию, чтобы он представил ее мне. Она очень красива, с ухоженной роскошной фигурой зрелой женщины, с мрачными черными кудрями, мы в них лежим, как в морском прибое, и они тихо шевелятся вокруг нас, вздымаясь тихонько и опадая.

Женщина (я не запомнил имя этой финикийки) нежна со мной, как с ребенком, и целует меня в глаза, говорит, что спросонья я смотрел вокруг, как робкое дитя – «будто не можешь понять, где оказался, и боишься, что шишига из-за угла лапы к тебе протянет». На самом деле, она сказала не «шишига», а «силува» - это местное чудище, злая волосатая великанша, и груди у нее висят до колен, чтобы покормить детенышей, она перекидывает их через плечо. Нет, моя финикийка определенно не силува. Я сонно вспоминал: похотливая людоедка, чтобы возбудить похоть в мужчинах, она лижет им ноги. Мне Дейок такую сказку рассказывал. И у любовников ненасытной ведьмы ноги истончаются, как фитильки свечей. Я взглянул на черные кудри, которые оплелили мне руки и ноги, как змеи Лаокоону, вспомнил, как гулял ее кошачий язычок по всему моему телу. Кто ее знает, может и силува… Я уже снова засыпал.

Сон – самая моя большая роскошь; все эти сандалии, подбитые золотыми гвоздями, караваны с песком из Египта и прочие признаки роскоши среди друзей Александра и в сравненье не идут с возможностью выспаться в чистой постели. Одно из самых острых наслаждений на свете – проваливаться в сон, когда смертельно хочется спать. А если спать тебе не дают, или сам себе не велишь – это такая тоска смертная, но ничего, терпишь. Если б меня кто-нибудь из богинь вознес бы на небо, я мечтал бы об участи Эндимиона – спать, спать и спать – вот в чем высшее блаженство.

И обступают воспоминания – как невидимая паутина слетает с неба и касается щеки, прилипает к ресницам. Я вдруг со всей ужасающей полнотой чувств вспомнил последние лучи солнца над черными камнями Гедрозии, почувствовал горький вкус дыма в воздухе, словно от невидимого пожара где-то за горизонтом. И тут воспоминание разлетелось на острые ранящие осколки – вот лоснящиеся галочьи волосы маленькой индианки, наклонилась над мертвым тельцем ребенка, и ясно, что она уже и сама не встанет – вон как руки лежат мертво. Вместо солнца – колесо сансары, вертится противосолонь, бредовое виденье, неизбывная печаль существования в дурной бесконечности, в тягостной смене смертей и рождений. Тошнота как при мертвой зыби. Запах тления, сохранившийся в моих волосах. Нет, нет, лучше умереть совсем. Платоники учат, что родина души - область Аида, там она снова обретет полноту своих сил, ослабленных вожделениями тела, остроту взора, затуманенного обманчивым светом дня и преходящей земной красотой. Вот я и опускался в темные воды сна, короткой смерти, доверчиво и с надеждой на лучшее.

Аид, незримый мир, рядом – протягиваю руку и она уходит в смерть; закрываю глаза, и зрачки под веками смотрят в смерть, по ту сторону Леты.

* * * * * * *

Орестийские горы, 3-й год 107й Олимпиады, осень

Каждое утро будил меня отец: «Вставай, вставай, - приговаривал он мне в ухо, вздрагивающим от веселья шепотом. - Движенье - счастье мужчины, покой - счастье женщины. Мы мужчины, нам нельзя залеживаться, жизнь надо все время подкручивать, как волчок, чтоб не падал». А потом напевал, умываясь: «Буду ласков, весел, мил, буду снова молодым. », - встряхивал крепким и черными кудрями, разбрызгивая воду, как собака, подмигивал мне, улыбался, плескал водой, а я прятался под одеяло и смеялся в темноте, пытаясь ухватить за хвост убегающий сон. Назад в Пеллу отец не торопился; наши семейные неприятности только начинались, но придворная жизнь перестала приносить ему удовольствие, и он медлил с отъездом.

Поначалу мне странно было видеть отца в доме у деда и совсем уж невероятно – у бабули. Так бы и было, если б он оставался прежним, но отец вдруг преобразился в пастушьего царя и заговорил на местном наречии так естественно, как будто его язык ничего другого, кроме этих гортанных и тягучих звуков не знал. «Сочная, вкусная речь, - сказал он, облизываясь. – А в Афинах звучала бы как бычий рев в Паполлоновом хоре…»

Много времени здесь отец проводил с Линкеем – это был один из дружинников деда, его первый помощник, настоящий горец, которому внизу, в долине и в полях, земля кажется слишком плоской, воздух слишком грязным, небо слишком далеким. Они уходили в горы на целый день с лепешкой и куском сыра за пазухой, объезжали самые дальние выпасы, куда дед годами не добирался. Отец прекрасно поладил с пастухами и табунщиками, спал у костра, завернувшись в козий плащ, загорел, поздоровел. В другие дни он ездил на охоту с Агерром, привозил оленей, кабанов, тетеревов, ходил и на медведя, а иногда, зря протаскавшись по горам пару суток, измерзшие и усталые, они привозили один подранный собаками лисий хвост, и Агерр был разобижен на весь свет, а отец чувствовал себя виноватым и обычно устраивал развеселую пирушку, чтобы развеселить дружка.

И я с отцом успел погулять по горам, когда выздоровел. Мы выходили иногда до рассвета, кутаясь в плащи или козьи шкуры, как древние герои. Дедово поместье было заботливо укрыто от ветра – и место умно выбрано, и стены, где положено, выстроены, склон же горы был превращен в ступенчатую террасу с виноградниками, маленькие поля расчищены от камней, а из камней сложены стены между ними - это было и межой и защитой. Бабка следила за садом, у нее там и шалаш стоял, где она порой жила до холодов, ей нравилось видеть чистое небо между прутьев и слышать, как травы шелестят. Груши, яблони, вишни, миндаль – каким нежным облаком сад расцветал по весне! А мы с отцом скорым шагом проходили мимо и полей, и сада, дальше - мимо кладбища, где лежали почти все мои предки. Целый лес могильных камней… Сколько же здесь лежало моих мертвых родичей, погибших в войнах, набегах, схватках с кровниками – куда больше, чем живых. И все они звали следовать за ними, к бесстрашным и отчаянным выходкам, к бессмысленному и прекрасному кровопролитию ради горсти земли и пары строк в народных песенках и небылицах.

Мы поднимались по горной дороге до самых облаков – в их промозглой сырости шерстяной плащ промокал насквозь, и висел на плечах, как огромный осьминог – белый, холодный, тяжелый, стягивающий ледяные объятия. Переговаривались осипшими голосами, и туман играл эхом, как ребенок мячиком. Но в конце концов все тонуло в белой глухоте. Дороги были такими узкими, что двоим и не разойтись. Не знаю, почему отец таскал меня по таким местам. Хотел, наверно, показать сердце гор, которое запрятано высоко и далеко, не каждый найдет.

Утро в горах наступало не ровно, а скачкАми. Смотришь - одна гора облита розовым светом, у другой свет заплясал на вершине, третья темна, и непроглядный мрак в долине. И вдруг одна за другой вспыхивают высокорогие скалы, и черный мрак дубового леса вдруг заиграл, как волна, сверкая бликами, и солнце, наконец, залило все вокруг животворящим потопом. Вспоминаю сейчас: такой покой был вокруг, в небе такое безмятежное и чистое величие, и вольная мощь дубов на земле, и теплые, светящиеся изнутри стволы сосен, и высокий лёт облаков, и ветер, заставляющий тишину звучать. Когда сердце неспокойно, смутно, смятенно, бьется не в лад и не в меру, разрывается от желаний и обид, щемит и ноет от тягостных предчувствий, - ему в этой вечной красоте и лечение, и утешение. Радость красоты щедро разлита в мире, ее на всех хватит, боги дают ее даром, как воздух, но люди часто не чувствуют благодарности. «Сколько воды поганой, порченной», - говорят горцы о море, а прибрежные жители о горах: «Сколько камней навалено, и все без толку»… Горы мои, горы, «соседки звезд» , подножие неба, обитель духов, престол богов...

Кое-где на скальных уступах нам попадались аккуратно разложенные на лопухах подношения духам: горсти обжаренного зерна, подвявшая малина, желуди, а то и доля от охотничьей добычи -заячий хвост, оленье ухо, маленькая мертвая птичка с поджатыми лапками. И гул тяжелых мух вокруг.

- Для кого это всё?

- Подношения мёртвым, - небрежно сказал отец и, сделав страшные глаза, прихватил с лопуха горстку малины. - Им оставляют еду, чтобы ели здесь и не шлялись по домам и пастбищам. Они всегда голодные. Покойников нарочно прикармливают на перевалах, перекрестках и развилках, чтобы они заодно и дорогу от чужих охраняли.

- А мёртвые не обидятся, что ты у них малину съел?

- А если и обидятся, что они мне сделают? - он хитро покосился на меня, приглашая выдумывать, сколь фантазии хватит. Я и начал сочинять:

- Камень сбросят с кручи на голову. Ночью во сне душить придут.

- Чем душить? У них же руки из дыма, никакой плотности.

- Кулак в глотку запихнут, хоть и дым - все равно подавишься. А то просто станут вокруг и начнут сопеть да выть… Тоже радости мало… - Я вспомнил свои лихорадочные виденья и поежился. Отец пренебрежительно пожал плечами:

- От этой напасти отличный способ есть. Повернись носом к стенке да плащом с головой укройся.

Иногда казалось, что отец в богов не верит вовсе. Положенные обряды он исполнял и меня приучал, а в философских спорах цитировал Протагора: «Человек есть мера всех вещей. Что до богов, я не могу знать, есть ли они, или их нет, или же они только видимость, потому что и вопрос темен, и людская жизнь коротка.»

Я удивлялся: зачем же тогда возлияния богам, жертвоприношения, таинства и все это благочестие напоказ, если вопрос тёмен? Отец отвечал: «А к чему глупое бунтарство. Пусть самозванные пророки лбом стены прошибают, а по мне есть более приятные способы провести жизнь. Мысли же, чем потаеннее, тем свободнее, - запомни.»

@темы: Александр, О моей книжке, Новая книжка

---

Сегодня сны записывал. И приснился мне Александр, огромный в виде великана, живой. Он распластался по скале, как барельеф, черные кудри разметал, и вообще такой врубелевский демон. Все в темноте, будто в пещере или лунной ночью, свет бликами высвечивает то одно, то другое. Я думаю, он был уже кем-то вроде языческого божества. Люди приходили к нему с вопросами, и я тоже. "А нельзя ли?..." А он в ответ медовым и опасным тигриным голосом: "Можно", - с улыбочкой, как у Диониса.

Потом снилось, что появилась у нас в семье еще одна собака, мелкая, белая, лохматая, брехучая, тявкает на два тона. Зовут Веничка.

Очень неприличное

Я было записал, но стёр, потому что и правда очень неприлично.

А утром, когда окончательно, проснулся, попробовал вспомнить последний сон, и из мозгов мгновенно и четко всплыло: "53%". Всё.

@темы: Сны

---

Жизнь

В доме напротив в одной из квартир устанавливают окна, вынесли рамы и теперь пока пустые дыры, которые кажутся огромными и угрожающе непонятно, что там за ними. Пока окна были – и не сомневался, что там все также, как везде, а сейчас – сомневаюсь. Может, там война, голод и разруха.

От Чижа стало псиной пахнуть. Я этот запах люблю. И выгода – можно водку без закуски пить, собачьим лбом занюхивать.

Я теперь когда с ним гуляю, беру пакет для какашек. Своего рода заклинание судьбы - смотрите, мы невинны, мы никого не обижаем, мы убираем за собой, мы хорошие - не надо нас убивать и яд подсовывать. Но живодерам, конечно, похер.

@темы: Жизнь, И на луну не голоси

---

Интерьеры

Фотограф Массимо Листри

via

@темы: Картинки

---

Слушаю классику

Увидел у Носемы ссылку на классику он-лайн тыц - и решил там немного попастись. Выбирать любимое не стал, а то ничего нового не узнаю, сразу стал слушать все подряд с первой страницы,

Слушал:
Квартет №9 ре-минор Доницетти. Исп. Кодай-квартет, Венгрия. - Это я люблю.

Михаил Коллонтай — `Молитва Анна Карениной`, ор.56 №24 (сборник `Листки, вырванные из книги исповеданий` для духового квинтета, 2007-2008) . Исп. Духовой квинтет Московской консерватории `MODUS VIVENDI` Николай Агеев (кларнет) – Не похоже на Анну Каренину, там духовые порой квакают по лягушачьи. Наверно, у нас с композитором разные о ней представления. У меня банальный подход – женщин я представляю струнными инструментами, а не духовыми. Тем более не похоже на молитву, скорее на ночное перебирание обид от Вронского.

Кароль Шимановский — Stabat Mater op. 53. Исп. Симфонический оркестр Баварского радио, Петер Дейкстра (дирижёр). Женский голос прелестный, с небольшим металлическим звоном. Очень славянская музыка, понравилась мне. Поначалу я думал, что это продолжается Анна Каренина и радовался, что вот теперь стало похоже на молитву, и даже разбирал некоторые слова на русском («все так смутно» и «Вронский»). Вронского там, конечно, не было, а так – текст там польский, так что мои глюки вполне оправданы.

Сэмюэл Барбер — Agnus Dei. Хор Баварского радио. Клаудиа Бараински (сопрано), Анке Вондунг (меццо-сопрано), Маркус Айхе (баритон), Петер Дейкстра (дирижёр) – Вот это сразу зацепило, очень понравилось, больше всего, наверно, из того, что слушал. Переписал его побольше, адажио для струнных, концерт, и т.д., все, что нашел, и вот слушаю подряд – и кажется он мне облегченным, слегка безликим и банальным. Впрочем, слушаю невнимательно, так что, наверно, сам виноват. Иногда врубаюсь и кое-что начинает нравиться.


Скачать Барбер (исп. В. Горовиц) - Экскурсии Op.20 II. Slow blues.

Клами Уно — Калевала, сюита (3-я часть). Исполнитель: Тауно Ханникайнен (дирижер) Хорошо, немножко на Грига похоже.

@темы: Музыка

---

Корней Чуковский о жизни

Никогда я не считал себя талантливым. О своем писательстве я невысокого мнения, но я грамотен и работящ.

Я вообще никогда никого не слушался, ни дур, ни умных, иначе я не написал бы даже «Крокодила».

Нет, при создании детских стихов рассчитывать на вдохновение нельзя.

Я, конечно, во всякое время мог бы складывать вот такие стишки:
Весел, ласков и красив —
Зайчик шел в кооператив,
но этого мне не позволяет моя литературная совесть.

Почему в «Мухе-Цокотухе» паук находится так близко к своей мухе. Это может вызвать у детей эротические мысли. Почему у комарика гусарский мундир? Дети, увидев комарика в гусарском мундире, немедленно затоскуют о монархическом строе? Почему мальчик в «Мойдодыре» побежал к Таврическому саду? Ведь в Таврическом саду была Государственная дума. Почему героя «Крокодила» зовут Ваня Васильчиков? Не родственник ли он какого-то князя Васильчикова, который, кажется, при Александре II занимал какой-то важный пост? И не есть ли вообще Крокодил переодетый Деникин?

Н. К. Крупская упрекает Крокодила за то, что он мещанин. Но кому нужно, чтобы он был пролетарием?

У нас был еж. Он умер. Мы похоронили его. А он ушел из могилы через два часа.

Дети живут в четвертом измерении, они в своем роде сумасшедшие, ибо твердые и устойчивые явления для них шатки, и зыбки, и текучи.

Из журнала "Эсквайр"

@темы: О книгах

---

Глаз бегемота

Это взгляд гиппопотама в зоопарке. Здесь еще другие

Они все похожи, кроткие. Хочется печальную бегемотину к груди прижать и рыдать над ним. ("Тебя любить, обнять, и плакать над тобой" - Фет)

@темы: Картинки

---

Жизнь животных

Интересно было почитать некрологи животных вот здесь. Люди так изменили их жизнь, что теперь у зверей тоже все больше индивидуальных, неповторимых судеб. Раньше-то все было более или менее одинаково, несколько вариантов для всех: убит охотником, умер от болезни, умер от ран, нанесенных соперником. А сейчас:

МАРДОС, слоненок, спасенный из колодца в июле 2005 года, был подвергнут эвтаназии 26 декабря 2006 года в заповеднике Куала-Ганда (Малайзия). Спустя год после спасения из колодца Мардос упал с автобуса, везшего его на школьное представление, и получил тяжелейшие травмы.

АРНОЛЬД ХРЯК, 6 лет, скончался в июне 2005 года, как полагают медики, от сердечной недостаточности. В 1999 году Бекки Мойер из Миннеаполиса получила свинью в подарок на день рождения. Спустя два года, в сентябре 2001-го, Арнольд спас Бекки от двух мужчин, которые пытались ее ограбить.

ДЖИННИ, 17 лет, помесь шнауцера и хаски, с 1990 года жившая у сварщика Филипа Гонсалеса в Лонг-Бич, штат Нью-Йорк, скончалась 25 августа 2005 года. Именно Джинни на третий день знакомства с Гонсалесом привела его к первой из 800 кошек, которых он впоследствии спас. Ее настойчивость и твердость сделали из Гонсалеса профессионального спасателя кошек и помогли ему справиться с длительной депрессией. В 1995 году Гонсалес вместе с Леонор Флейшер выпустил бестселлер «Собака, которая спасает кошек», а в 1996-м — его продолжение «Благословение зверей». Сейчас 55-летний Гонсалес содержит около 320 кошек в 19 приютах, дома у него живет еще 17 кошек и две собаки.

РОУЗ ТОМБЕ, коза, жена Чарльза Томбе из города Джуба (Судан) скоропостижно скончалась в начале мая 2007 года после того, как съела целлофановый пакет. Изначально Роуз принадлежала человеку по имени Алифи, который в феврале 2006 года поймал ее за занятием сексом с Чарльзом Томбе. Совет старейшин постановил, что Томбе должен «жениться» на Роуз и выплатить Алифи калым в размере около $50.

@темы: Все было прекрасно и ничуть не больно

---

Дороги

Сон сегодня как раз снился. Тоннель каких-то деревьев или кустов с переплетенными над головой ветками, без листьев, поздняя осень, твердая дорога, заворачивает круто и не видно, что за поворотом. Я думал, откуда это - а вот оно, забытые картинки в черновиках валялись.

via

---

Во Владивостоке открыли памятник Юлу Бриннеру

Монумент был установлен в сквере на ул. Алеутской возле дома "Серая лошадь" - около того места, где он родился. Хороший памятник, выразительный. Кураж, кураж. Очень люблю его. Потомок Чингисхана - папа бил морду Ленину - эмиграция - Харбин - акробат в цирке - песни в кабаке с цыганами - Париж - кино - бабы все его - офигенный мужик.

@темы: О книгах, Картинки

---

Восковые персоны Георга Стюарта

Это Распутин, Наполеон, Робеспьер, Анна Иоанновна очень выразительная

Тут много разных исторических персонажей

Галерея исторических фигур, это сайт кукольного мастера

---

Надо мне снова за сны приняться, а то перестал их запоминать. Вот сегодня такая красота шизофреническая снилась, но запомнил только, что там было что-то связано с птичьими стаями, взгляд из колодца двора на небо с птицами, и еще был лабиринт. Кажется, все черно-белое, с очень резкими контрастами.

Туплю, туплю, как с дачи приехал, интернет мозги зомбирует, пока еще иммунитет не выработался.

Беда, беда с мозгами

@темы: Жизнь, И на луну не голоси

---

Приглашение на казни и пытки

"Коммерсант" все-таки толковая газета, я одно время с людьми оттуда работал, и как журналиста меня как раз по-коммерсантовски обучали. Заглянул, хорошие статейки есть, толковые.

---

Сергей Ходнев о выставке «Виновен: преступление, наказание, люди» в Базеле

Сама идея, взятая за основу Базельским историческим музеем, для любого исторического музея довольно типична. Возьмем да и расскажем, как у нас в округе обращались с преступниками, начиная с позднего средневековья и заканчивая новейшим временем. Выбраны, естественно, какие-то самые яркие казусы числом около тридцати, и экспонаты иногда таковы, что это напоминает не то ярмарочные паноптикумы столетней давности, не то музеи пыток, которые норовит у себя завести любой старинный городок. Вот испанские сапоги, вот меч — голова с плеч, а вот оскалившиеся восковые головы, отлитые с посмертных масок бандитов Зандвега и Фельте, которые терроризировали Базель в начале 1930-х. Правда, все очень обстоятельно, и даже есть, как любят в европейских музеях, параллельная программа культурно-общественных мероприятий. Можно сходить с детишками на экскурсию по местам знаменитых преступлений. А можно прийти послушать, как представители местных, говоря на российский лад, силовиков рассказывают о современной борьбе с правонарушениями, судебной медицине и так далее. И участвуют в трогательных общественных дискуссиях на эти темы.

Здесь, конечно, есть еще тот психологический момент, что Базель вообще трудно назвать метрополией криминального мира, и изрядная часть показанных преступлений — это не человекоубийства, а, скажем, футбольное хулиганство или акции молодежи, требовавшей бесплатного общественного транспорта и потому сидевшей на трамвайных путях: оккупай, так сказать, трамвай. Кроме того, на среднестатистический взгляд из России швейцарская социальная реальность как описывалась, так, верно, и описывается бессмертной карамзинской тирадой про "счастливых швейцаров": "Всякий ли день, всякий ли час благодарите вы небо за свое счастие, живучи в объятиях прелестной натуры, под благодетельными законами братского союза, в простоте нравов и служа одному Богу?" Выставка все-таки не столько про преступления сами по себе, сколько про то, как общество и правосудие на это реагировали. Понятно, что по большому счету зрителя из дел правосудия скорее потрясет какая-нибудь гравюра с сажанием на кол, чем машинописные листки современных полицейских протоколов. А Швейцария — ну, так повелось — опять-таки не очень ассоциируется со всякими пыточными эксцессами и аутодафе.

Зря, на самом деле. У нас часто встречается такой стереотип, что вот эти вот "средневековые жестокости" — костры, колесования, четвертования и так далее — обязательно должны быть персонально связаны или с каким-то кровавым деспотом, или с коллективным тираном, инквизицией, желательно испанской. В действительности же система артистичных по своему зверству казней (повесить не до смерти, кастрировать, вскрыть живот, сжечь внутренности на глазах еще живого преступника, а потом его четвертовать — была такая популярная казнь в Англии, долго держалась в практике,— ведь какой-то же заплечных дел художник должен был это разработать?) была рутиной. Нормальным инструментом государственного правосудия, как и пытка, кстати, и как-то равномерно администрировать все эти членовредительства было нормативной задачей хорошего правителя. Вот, скажем, на выставке есть позднесредневековый гобелен, которому наивность рисунка придает даже какой-то радостный характер, и там перед мудрым правителем преступнику разбивают кости колесом, чтобы потом его на этом колесе оставить издыхать. Немного напоминает куда более раннюю "Аллегорию доброго правления" Амброджо Лоренцетти из сиенского Палаццо Публико, где милый ангел держит в руках один из плодов доброго правления — виселицу с висельником. А что до аутодафе, то тут тоже есть тот известный, но часто забываемый нюанс, что еретиков в формальном смысле сжигала не инквизиция, а опять государство, у него был соответствующий закон, который оно ко всеобщему удовольствию исполняло. Таково уж было правовое сознание, и трудно не отметить, что охотой на ведьм, сожжением еретиков и тому подобными делами в силу этого понимания задач правосудия увлеченно занимались не только злобные католики, но и добрые протестанты. Жан Кальвин, как все помнят, сжег в Женеве Мигеля Сервета, еретика-антитринитария, которому мало помогли его новаторские представления о человеческой анатомии.

Если продолжать швейцарскую тему, Базель и до, и во время Реформации, как показывает выставка, не отставал. Рьяно искали ведьм, сожгли женщину, обвиненную в убийстве мужей, но все-таки особенно прекрасно дело безымянного базельского петуха, который снес яйцо. Петуха судили по всей форме, как же, посягатель на естественные законы. И приговорили в конце концов к казни через отсечение головы. Когда читаешь про подобные казусы у Фрезера, это одно дело, но тут этот судебный случай представлен документально, серьезно, по всем правилам искусства.

Понятно, что в раннее Новое время все это изуверство трактовалось и как удовлетворение правосудию, и как назидание массам. Собственно, на этот счет все уже сказано в "Надзирать и наказывать" Мишеля Фуко, где показывается, как идея вычурной и дифференцированной публичной казни уступала со временем идее заключения, изоляции как единственного наказания. Книга Фуко открывается, если кто не помнит, описанием казни Дамьена, покушавшегося на Людовика XV: судьи аж взопрели над решением вопроса о том, как бы пострашнее умучить преступника, и в итоге разработали по старинным источникам чудовищную многочасовую процедуру, где разрывание лошадьми было так, банальным скучным финалом. Но есть еще одна вещь, которую Фуко оставляет за скобками. Это публичный интерес к наказанию, жадный, острый и иногда прямо патологический. Ну, то есть мы спокойно принимаем во внимание, что, мол, средневековые люди по грубости нравов с удовольствием ходили смотреть на публичные казни. Хорошо, средневековье средневековьем, а вот та же казнь Дамьена: есть известное ее описание из мемуаров Казановы, где рассказывается, как знакомые мемуариста наблюдали за событием, сгрудившись у удачно нанятого окна (вспомните еще более поздний, но в общем-то аналогичный римский эпизод в "Графе Монте-Кристо"). И вот, рассказывает Казанова, в процессе наблюдения за растянувшимися на четыре часа смертными муками несчастного между его знакомым и еще одной дамой происходило некоторое половое взаимодействие. Я попрошу заметить, это не либертины де Сада, а обычные люди, вполне заурядные, и сам мемуарист говорит об этом вскользь, как о забавном происшествии. И это 1757 год. То есть Дидро с д'Аламбером вовсю делали свою "Энциклопедию", а весь Париж пришел с футбольным азартом поглядеть на то, как человеку, к несчастью, самым буквальным образом отрывают руки-ноги.

Какой-то, видимо, грязный призвук появляется в правомочном наказании, если оно приобретает публичность. Посмотреть на вспоротый живот ближнего — и при этом моральную невинность соблюсти. Он, конечно, утончается со временем, этот слишком человеческий порыв. Приобретает как будто бы более терпимые формы вроде требования "расстрелять как бешеных собак"; хоть заочно, но все равно греет душу. Неприятно, но не инквизиция тому виной и не Кальвин, а что-то фундаментальное, какие-то еще менее обаятельные слои людской натуры. Которые, как принято считать, в порядке совершенствования нравов удалось как-то извести, и все равно даже теперь к тотальному взаимопониманию относительно преступлений и наказаний хотя бы на каком-то эмоциональном уровне прийти людям бывает трудновато. В том же Базеле местный правовед в порядке светской беседы наверняка будет вам, даже если вы этот факт почему-то позабыли, выражать свое воодушевление по поводу того, что вот в западноевропейских зерцалах права со времен темных веков были прописаны все эти четвертования и удавления за шею, а в "Русской Правде" никакой смертной казни не было. Но попробуйте-ка ему объяснить, почему теперь у нас есть такая невероятно популярная, если цитировать гимн нашего Отечества, предками данная мудрость народная: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Особенно если и сума, и тюрьма воспринимаются как некий совершенно неправовой, иррациональный ужас, подвергающий сомнению не то что habeas corpus, а любую самую варварскую идею божеского и человеческого правосудия.

Базель, Исторический музей, до 7 апреля

via

---

По поводу последнего пассажа: не вижу никакого иррационального ужаса в "от сумы да тюрьмы не зарекайся". Народная мудрость, фатализм, смирение, пофигизм и даже некий залихватский авось присутствует.

Мое отношение к законам не европейское. Если законы плохи или слишком жестоки - лучше беззаконие. "Суровость законов смягчается необязательностью их исполнения", - вот это мне душу греет. Да у нас даже дореволюционные кадеты, уж самые цивилизованные и юридически подкованные, и то ставили естественный нравственный закон выше закона государственного.

@темы: Если дело дойдет до виселицы, пусть на ней болтаются все, История

---

Австралийский фотограф Эндрю Смит. Для умягчения злых сердец

+ 2

А здесь еще много такого

@темы: Картинки

---

Andric Ljubodrag

@темы: Картинки