Вот не додали мне квартета из "Риголетто" в кино, сам слушать буду - тут и Паваротти с Сазерленд, и Варгас с Нетребко, и Доминго не знаю с кем, а еще Тито Гобби с Марией Каллас слушал (жаль, не знаю, как сюда встроить)
Сон был полон воды. Лето, теплая ночь, шум дождя и мрак снаружи, а внутри теплый свет и кто-то играет на рояле, двери и окна распахнуты в темноту. Стена воды по границе веранды, будто за водопадом стоишь, между скалой и водой. Захожу в дом, там странные светильники – птицы-лампы, толстые такие, вроде тетёрок, прозрачные, в животе керосин, фитиль как хохолок на темени. Какой-то юноша сочиняет о них стихи, но застрял на первой строке и всё повторяет: «В каждой птице меркнет свет, в каждой птице меркнет свет».
Потом я засыпаю в ванне, вода льется через край, из этой воды и дождя снаружи складывается всемирный потоп. «Черт, - думаю, - у меня ж пулемет под крыльцом!» Но уже поздно вынимать. Окна и двери, пока я мылся, закрыли наглухо, и все смотрят на стекла, как поднимается уровень бурлящей воды – почти до форточки, уже хлюпает красный ковер под ногами. Кто-то ударяет по клавишам, что-то пафосное, вроде Оды к радости, и все отворачиваются от окон и окружают рояль. Шампанское, пробки летят в потолок.
Приятный сон. Что-то белогвардейское, дом Турбиных.
Походу, скоро их канонизируют, карикатуры объявят шедеврами, любых критиков – пособниками террористов, и священное право поливать грязью чужие святыни будет врезано в скрижали демократии и толерантности навечно. И да, все объекты их карикатур теперь косвенно (а может и прямо) виновны в их смерти – уже что-то такое проскальзывает. Типа, видите, какие все эти мусульмане, мы с ними вежливо, карикатурой, а надо бы напалмом, а вы говорите: перестаньте бомбить Сирию! Видите, какие христиане – они продолжают вякать, что нехорошо оскорблять чужую веру – пособники террора, доколе мы будем терпеть этих опасных фанатиков!
Покойные жалости у меня не вызывают (наоборот, будь я таким, как эти старикашки – я бы о другой смерти и не мечтал, в 80 лет удостоиться смерти в бою за убеждения - это ж восторг!), но я резко против убийств таких козлов - п.ч. это приводит к сказанному выше. Пошла волна вони, как с Пуськами, и сколько сирийцев за это умрет, одному Богу известно, они будут расплачиваться за убийц своей кровью.
Я спутал Сунь Цзы с Лао Цзы, и нет мне прощения. Как теперь жить? Как смотреть людям в глаза? Ломаю руки у темного окна и если б не электронная пыхалка, то убежал бы во тьму к змею урбороссу - пусть сожрет меня вместо того, чтобы свой хвост жевать в районе Самотёки. А так - покуриваю и думаю, что надо бы убить всех свидетелей моего позора, пока они не разболтали остальному миру, а можно наплевать и забыть – все равно никто, кроме Иннокентия, не отличает одного от другого, а Иннокентий – мудак и ненавидит меня без всяких там Лао Цзы.
Я ужасный человек, я знаю. Я наряжаю Чижа в свитер с оленями, надвигаю ему на голову колпак с помпончиком, а потом ржу над ним в покат, дразню, что он похож на девочку и называю трасвеститом.
Читаю очаровательную книжку: ФЛОРИАН ИЛЛИЕС. 1913. ЛЕТО ЦЕЛОГО ВЕКА. – Документально-калейдоскопический стиль: украдена Джоконда, найдена Нефертити, Кафка влюблен, у Манна удар, мертвая петля Нестерова и прыжок Лутца, в Вене Франц-Иосиф, Сталин, Гитлер и Троцкий. Лу Саломе у Фрейда и пишет Рильке: «Мне кажется, тебе необходимо страдать», Рильке пишет Дуинские элегии, а Фрейд об отцеубийстве. «Закат Европы» Шпенглера, «По направлению к Свану» Пруста, Аста Нильсен, «Весна священная», «Сыновья и любовники», роман Альмы Малер и Оскара Кокошки, у Пикассо умирает отец и любимая собака, Камилла Клодель попадает в дурку на 30 последующих лет, Георг Тракль в поисках сестры, в которую влюблен, Готфрид Бенн встречается с Эльзой Ласкер-Шюлер, Кафка обхаживает Фелицию и т.д. и т.п. Всё очаровательно.
- Один лишь Пруст в Париже 1913 года хотел уже предаваться воспоминаниям, все остальные же стремились вперед, но иначе, чем в Берлине: лучше всего с бокалом шампанского в руке
- Стало быть – в Вену, в центр модерна anno 1913. Главные роли исполняют: Зигмунд Фрейд, Артур Шницлер, Эгон Шиле, Густав Климт, Адольф Лоос, Карл Краус, Отто Вагнер, Гуго фон Гофмансталь, Людвиг Витгенштейн, Георг Тракль, Арнольд Шёнберг, Оскар Кокошка, если назвать пару-тройку имен. Здесь разгорались бои за бессознательное, за сновидения, за новую музыку, новое видение, новое зодчество, новую логику, новую мораль
- Где у Климта мягкая кожа, там у Шиле нервы и сухожилия, где у Климта тело струится, там у Шиле оно разверзается, скрещивается, переплетается. Где у Климта женщина манит, там у Шиле она шокирует
- «Обнаженная, спускающаяся по лестнице» Марселя Дюшана стала маркой Арсенальной выставки, самым дискутируемым произведением искусства и самым шаржируемым. «Взрыв на деревоперерабатывающем заводе», как назвал ее один критик, – звучит издевкой, однако демонстрирует, сколь мощными были ударные волны, исходившие от этой работы. Женщина, ступающая сквозь пространство и время – гениальная комбинация из великих временных феноменов кубизма, футуризма и теории относительности
- Феликс Зальтен, то самое прелестное венское дарование начала двадцатого века, который издал книгу «Бэмби» и, как предполагают, – под псевдонимом – «Воспоминания Жозефины Мутценбахер», вопиющую даже для продвинутой в делах эротики Вены порнографию на венском диалекте. Порно и Бэмби – именно эта двуликость Януса составляла особенную прелесть и особую подрывную силу Вены тех лет
- Когда в 1913 году в кабинет Шницлера доставили истекающего кровью сына фабриканта, которого пони цапнул за пенис, доктор предписал: «Пациента немедленно в травматологию – а пони лучше всего к профессору Фрейду»
- Поль Клодель навещает сестру в психиатрической клинике и записывает кратко в дневнике: «В Париже. Камилла сошла с ума, обои длинными полосами содраны со стен, единственный сломанный стул, ужасная грязь. Сама она жирная, грязная и без остановки говорит монотонным металлическим голосом»
- 3 апреля Франц Кафка сообщает, что непоправимо болен – он пишет своему другу Максу Броду: «Представляю, например, что лежу плашмя на полу, разрезанный, как жаркое, и рукой медленно подталкиваю один из кусков какой-то собаке в углу – такими представлениями каждый день питается моя голова»
- Макс Вебер придумывает великое слово «расколдовывание мира». В одном эссе о ключевых понятиях социологии он пишет о том, что важно для капиталистической структуры общества: растущая технизация и онаучивание, рационализация того, что раньше считалось чудом. «Расколдовывание мира» означает, выражаясь словами самого Вебера, что человечество верит, будто все можно освоить путем расчета. Однако собственное тело Вебера воспротивилось расчетам диетических таблиц. Весной 1913 года в возрасте сорока девяти лет он один, без жены Марианны, ездил в Аскону лечиться от медикаментозной зависимости и алкоголизма. Таким образом он хочет, «расколдовавшись», вернуть себе наружную «красоту». Но шансов ноль.
- «Жизнь слишком коротка, Пруст слишком долог», – удивительно метко напишет в 1913-м Анатоль Франс к публикации первого тома «В поисках утраченного времени»
- За безвинными деревьями медленно древний рок маску немую растит. Образуются складки… И что здесь прокричала птица, станет горя морщиной там.... (Рильке, я его сократил)
- Георг Тракль бесцельно бродит по венецианскому Лидо. Светит солнце, вода теплая, а поэт – самый несчастный человек на свете. На одном августовском снимке он бредет неуверенной поступью по песку, волосы взъерошенные и ломкие, кожа бледная как у тритона, живущего в пещере глубоко по землей. Левая рука бутоном, губы дудочкой. Он стоит к морю спиной, чувствует себя ущербно жалким в своем купальном костюме, потерянный в тоске по дому; кажется, будто он бормочет себе стихи под нос. Ночью в гостинице он их потом запишет: «Мухи темным роем / Затмевают каменные своды, / И муками золотого дня / Полнится глава / Безродного»)
- 4 сентября, в Дегерлохе, Эрнст Август Вагнер убивает жену и четверых детей, чтобы избавить их от последствий задуманной им бойни. Затем он едет на велосипеде в Штутгарт. Там он садится в поезд до Мюльгаузена, где, как только на город опустилась ночь, поджигает четыре жилых дома и ждет, пока люди не начинают выбегать на улицу, спасаясь от дыма и огня. Тогда он стреляет по спасающимся из ружья: двенадцать человек убиты, восемь тяжело ранены. В итоге его задерживает полиция. В его дальнейшие планы на эту ночь входило убить сестру с ее семьей, затем поехать в Людвигсбург, чтобы сжечь дотла замок, а самому умереть в горящей постели герцогини.
В метро были древние римляне: настороженный центурион сидит в такой позе, чтобы можно было сорваться в любой момент - крупные черты лица, серебряный перстень с волчьей головой; Лукулл в дешевой мятой куртке и растянутых портках, его голова в мраморе великолепно смотрелась бы среди римских императоров, выражая пресыщение и понты; сирийская служанка с облупленным зеленым лаком на ногтях и грязными волосами; армянская принцесса, свежий персик; молодая знатная римлянка – бледная моль с плохой кожей, бесцветные глаза без ресниц: юный провинциал, мечтающий сделать политическую карьеру в Риме, жадно читает новости и бормочет обличительные речи себе под нос – сутулый, близорукий, руки в цыпках; рыжая богатая александрийская еврейка, только что с пентеры сошла, все заставлено ее чемоданами; кавказцы, понаехавшие вместе с посольством Митридата; хипстер-вольноотпущенник с айфоном выставил ноги в проход и пишет в фэйсбук о ватниках, которые обтоптали его брэндовые калиги; и я, вечно мерзнущий скифский варвар, который день пьющий неразбавленное вино, п.ч. мир чужой и непонятный, а дорогу домой забыл.
Снились летающие китаянки в доспехах из черепашьих панцирей. Летали не как птицы, а плавали в воздухе, как рыбы, и вместо пузырей выпускали изо рта ёлочные игрушки, очень красивые шарики. Мужики (какие-то чикагские гангстеры времен сухого закона) деловито развешивали эти шарики и серебряный дождик по комнате, украшали ее к Рождеству. Самый главный (уж не Саакашвили ли?) в задумчивости жевал дождик вместо спагетти.
«Смысл жизни во Христе отнюдь не в совершенствовании. Скорее, в провале. Ничего общего с совершенствованием.
О нашем священном провале Писание говорит многократно:
«… ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». (Мф. 16.25)
«Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2 Кор. 12.9).
«Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; 8 смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной». (Фил. 2. 5–8).
Можно еще многое сказать. Но пафос этих изречений далек от совершенствования, тем более от нравственного совершенствования. В духовной жизни не совершается приближения улучшенного меня к идеалу. Это как сравнить грязь и свет. Воистину великая, поистине удивительная, грязь всегда останется грязью. Она никогда не станет более световидной.
Но эти изречения указывают на путь вперед. Это путь потери, слабости и опустошенности. Смысл духовной жизни – не в том, чтобы улучшить собственную нравственность, а в том, чтобы найти настоящего себя – Нового Человека – и вжиться в того, кто рождается в нас через Христа.
Мы теряем нравственного себя, чтобы найти настоящего себя. Мы исповедуем нашу нравственную слабость и в этом исповедании находим настоящую силу Нового Человека. Мы опустошаем нравственного себя и обнаруживаем, что даже его лучшие показатели и проявления — лишь «дерево, сено и солома» (1 Кор. 3.12).
Старец Софроний предлагает такую максиму: «Путь вверх – это путь вниз». Мы сходим в глубины нашего нравственного и экзистенциального ничтожества, чтобы вознестись к соединению со Христом. К этому и сводится практика исповеди.
Исповедь – признание моего провала, моей слабости и опустошенности в присутствии Бога – и его священного свидетеля. Пророк Исаия говорит нам: «Все мы сделались — как нечистый, и вся праведность наша — как запачканная одежда» (Ис. 64.6).
Даже наша праведность, наши самые лучшие и успешные показатели – это грязные тряпки! Если бы мы это понимали, мы бы признали, что то, что мы имеем в виду, когда говорим «я делаю успехи» — так же пусто и бесполезно, как и то, за что нам бывает стыдно.
Именно этот стыд мог бы открыть для нас райские врата. Только святой человек мог бы выдержать полное опустошение, но каждый из нас мог бы понести на себе «малый стыд» (архимандрит Захария). Потому что именно в слабости и поверженности нашей жизни мы становимся «нищими духом». Эта опустошенность и слабость – место, в котором мы становимся великодушными и бесстрашными.»
Снег расстаял, всё черно, воды по колено. Предупредили об урагане: полетят крыши, попадают деревья, Алин домик унесёт в Донбасс. Жестяные коты на крыше дома напротив уцепились покрепче. Но урагана не видно – сперва проявилось голубое небо, потом на закатное солнце надвинулась дымная тяжелая туча. Сейчас темно и слякотно. А я все в ожидании экзистенциальной катастрофы.
Очень люблю такой жанр после Сэй-Сёнагон. Самое оригинальное и интересное в начале, чем позже – тем банальнее.
"Убить красоту: кричать: «Едет начальник!», когда любуются цветами; расстелить циновку на серебристом мху; обрубить ветви плакучей ивы; сушить штаны на клумбе; под барабанный бой и завывание флейт совершать прогулку в горах; зажечь светильник при луне; при красавицах на пиру вести разговор о повседневных делах; превращать сосновый лесок в нужник; развести огород во фруктовом саду; построить пагоду так, чтобы она заслоняла вид гор; развести кур в цветнике; измарать стишками прекрасную скалу.
Невыносимо слышать: страннику жалобный крик обезьян по ночам; плач старика отца по сыну; крик сороки, предвестницы счастья, когда провалился на экзаменах; весть о внезапной смерти человека, только что выдержавшего экзамены; рев животных возле дома мясника; крик кукушки в дождливую ночь; донесение из пограничного района о поражении; как развратник-кутила рассказывает непристойности.
Не научишься: хорошему голосу; силе; изяществу; бесстыдству; рожать только сыновей.
Пропадают: пора цветов, когда болен; прекрасная погода, когда занят делами; красавица жена у евнуха; праздничный день у бедняка; хорошее хозяйство в недружной семье; редкие цветы и деревья во дворе бедняка; красивый пейзаж, когда не приходят на память стихи; роскошный дом, если не устраивают в нем пиров.
Кажется, зимой — что зеленое платье холодит; летом — что от красного так и пышет жаром; когда входишь в храм и видишь богов — будто здесь черт притаился; когда смотришь на толстую монахиню — что она беременна; когда видишь тяжелый занавес — что за ним кто-то прячется; возле дома мясника — запах крови; когда глядишь на родник — что веет прохладой; при виде слив мэй — что кисло во рту.
P.S. С 17 века женщины только о забинтованных ногах думают, все сравнивают с ними, это фокус их жизни – дурной запах, когда разбинтовывают, красивые башмачки, боль при ходьбе и насмешки над большеногими.
"Можно быть уверенным в себе и своем успехе, и это противно и глупо; можно быть завороженным опасностью неуспеха, и это трусливо; можно вибрировать между вожделением успеха и страхом провала, и это суетливо и низко; можно быть безразличным к будущему, и это — смерть.
Благородство и радость — в выходе за пределы этих четырех возможностей, в том, чтобы весело идти в темноту, чтобы совершенно серьезно, «как хорошее дитя в игре», вкладывать свои силы и одновременно относиться к ее исходу легко, с полной готовностью быть побитым и смешным." /С.С. Аверинцев/
… - В январе стережет тебя слепая судьба, а в феврале – катастрофа, всё, что строил всю жизнь, будет разрушено, в марте – эмоциональный крах, в апреле – триумф, в мае – любовь, потом предательство друга, свадьба, а в ноябре – смерть.
Декабрь меня уже не интересовал. Походу, девка так ко мне клеилась: сразу набижала, размахивая сиськами и картами таро, а когда я все путал и не мог запомнить, написала мне на бумажке: Колесо фортуны – Падающая башня – Королева мечей – Туз мечей – Влюбленные – Двойка кубков – Семерка мечей – Паж мечей – Семерка жезлов – Туз кубков – Смерть – Шестерка жезлов. И свой телефончик.
Нельзя, нельзя танцевать танго в стиле семейки Адамс, если вестибулярный аппарат поломанный. Мудрость задним числом. Уронил девицу на праздничный стол, а сам упал в шкаф (и попал в Нарнию). Потом сидели с мужиками рядком на диване, смотрели Стопицот и хором ржали. С экрана время от времени доносились странные слова. «Следуй за новогодней овцой», «Ваша моча расскажет о вас всё». Потом я ушел на кухню, п.ч. там женщины из хора Пятницкого запели «Напилася я пьяна, не дойду до дома» - и слушал их, слушал, пригорюнившись, всё о тяжкой женской доле, а потом, спровоцированный коварными певуньями, сам спел им свою коронку – «Распошёл» - про белые очи да синюю грудь. И попытался сбацать цыганочку на карнизе с голубями, но дамы вытянули меня за ноги и налили чайку.
А потом на детской площадке мой новый друг-криптозоолог пытался сложить из детской азбуки что-нибудь матерное, и даже нашел букву «ё», но дальше складывался только ёжик, хоть убейся об лёд.
Синдром Корсакова в этот раз взял отгул. Обычно я поутру выковыриваю кровь из-под ногтей и пытаюсь вспомнить, какого ударника труда или пионера я по пьяни убил. А тут – всё помню. Не понимаю только, почему я вернулся домой в одном носке. Но Чиж был мне и такому рад.
С утра в подъезде обнаружилась странная бомжиха с лицом Анны Андреевны Ахматовой и интеллигентной речью. Поздравил ее с новым годом и принес мандаринку. Распахнув огромные очи, она в благодарность раскрыла мне секрет приготовления простокваши - пророческое бормотание, касатка, милая Кассандра... Чё-та пичаль.