Скачал случайно американскую книжку для мужиков, как сохранять целомудрие и чистоту. Она называется «Борьба каждого мужчины» и я думал это что-нибудь про то, как силу воли тренировать. Глянул одним глазом - и в шоке. Там мужик убивается ап стену от горя, что засмотрелся на бегунью в шортиках и машину поцарапал, и этим на всю жизнь покрыл грязью свои отношения с женой, и при этом, скорбя о грехах, описывает, что это все его отец виноват - у него на стенке висела картинка с голой бабой, и афтар нашел у него Плейбой и искусственный член (длиной 20 см – он это все измерил и сохранил в вечности) – мол, отец использовал этот член для своих извращенных сексуальных игр, и типа «чего ж от меня теперь ждать, если он был такой отвратный грешник?»

Не блин, по-моему, уж лучше ты на женщин в бикини смотри (причем, побольше, присмотришься и уже ничего порочного и ужасного в этом видеть не будешь, это только непривычных так вздрючивает). А вот наготу отца выставлять напоказ в своей гребаной книжке - это нехорошо, так Хам поступал, и не зря его имя нарицательным стало.

Нет, я американскую нравственность и религиозность, видно, никогда не пойму, она у меня вызывает стойкую блевотную реакцию.

@темы: Жизнь

---

Рабочие проблемы с моей книжкой

Здесь особо важна композиция, потому что нет прямого действия, сопереживания, соучастия, только воспоминания о прошлом блоками, отстраненно, мемуар белогвардейца, и вот надо как-то эти блоки сложить, чтобы было осмысленно и не особо монотонно. Пересказывать все линейно, по возрасту? От 5 до 10 лет целая эпоха проходит. Но тогда про одно и то же придется писать с точки зрения Гефестиона разного возраста, по спирали, постоянное возвращение к одному и тому же, только на разных уровнях. Это тоска и не хочу. В конце концов Гефестион вспоминающий – это взрослый, часто пьяный мужик, с еле преодоленной амнезией и он не особо четко помнит, что в какие годы с ним было.

Может, пространственный принцип? Сперва был дом Гефестиона. Теперь дворец и все про дворец. А потом уже расширение на город, на их с Александром прогулки по городу, школа, где уже полно других учеников и учителей. Поездки Гефестиона в свои поместья с отцом, дальше за город. Тут уже не один отец, а вся его семья, включенность его рода в македонскую историю, горная специфика, положение при дворе, карьеры родни. Потом еще надо бы написать, но я так за сто лет и не собрался, поездки вместе с царским двором в Эги, Дион, Олимпию (хоть упомянуть), праздники там, религиозные церемонии, жертвоприношения – тоже ничего нет, а плохо, потому что это наверняка должны быть самые яркие впечатления детства. У меня такие вещи только про горы написаны, а общемакедонского – ни хрена.

Теперь нужно писать главку про Филиппа и других царевичей. Я было придумал еще одного старшего Сашкиного брата Архелая, мне кажется, в реале у него должно быть значительно больше братьев и сестер, чем осталось упоминаний. Но увеличивать текст за счет этого несчастного Архелая, которого все равно надо заморить к Сашкиным 13 годам, очень неохота, и так у меня героев в книжке до хрена, как в «Войне и мире», тысячи их.

О хорошем. На завтрак съел булку люкс, полил ее подсолнечным маслом, вместо соли приправой какой-то посыпал и несколько штук редисок сгрыз. Как же вкусно! Очень летняя еда и булка просто офигенная, удерживаюсь, чтобы две оставшихся не сожрать.

@темы: Александр, О моей книжке

---

У меня еще не было Нового Года в Интернете и я не ожидал, что так заранее и так повсеместно здесь все новогоднее пойдет. Для меня - не очень-то веселый праздник. Не люблю праздники, которые отсчитывают время. Поэтому православные всегда лучше, они цикличные, а не линейные.

Ночью снег выпал и было светлее, чем сейчас. Я окна открыл и любовался. Намного светлее было, чем на картинке:

@темы: Картинки

---

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК И ЕГО КОНЕЦ

Отличную книжку читаю из отличной серии "Близкое прошлое" - воспоминания Ольги Мочаловой. "Голоса Серебряного века" Она ученица Вячеслава Иванова и любовница (на день) Гумилева. Мне очень нравится ее жесткость, выбор материала, где отрывочные цитаты из разговоров с поэтами рядом с репликами в трамвае, пересказом сплетен. Мне очень нравится, когда материал не фильтруют, не разбирают по качеству. Мне все давай, а дальше я сам разберусь.

"Похороны Брюсова Выступал Луначарский: "Я, как представитель НКПС, кланяюсь перед твоим безжизненным телом и живым делом!". Коган все умолял: "Спи, дорогой товарищ". Катафалк и двуколка, балаганно-красные, бойко помчались вместе с конной милицией к Девичьему монастырю. Событие чувствовалось, но горя не было".

Подборка цитат из книжки

Бальмонт: "Любил я два раза. Остальное (с усмешкой) так.."
"Так хорош узкий, косой разрез глаз Н.В., что после него все другие глаза кажутся пресными".
"Я как-то охотился в лесу и подстрелил дятла. Он упал. Глазки его были раскрыты, и в них еще играл свет. А в клюве крепко была зажата красная ягодка... С тех пор я бросил охоту".
Однажды его спутница, разговаривая в гостях, заплакала. Он сказал: "Ты плачешь негармонично".
"Должно быть, когда вы чего-нибудь хотите, то очень хотите? Это видно по глазам".

Андрей Белый: "Я долго видела Андрея Белого в целой серии снов с последовательно развивающимся сюжетом, плененная его фантастическим обаянием".

Рассказывала Н.П. о Л.Д.Блок: "Не красавица,но хороша красками: белая, розовая, золотистая. Она принадлежала к ряду женщин с непонятными поступками. Вот стоит в поле корова, подойди к ней - то ли боднет, то ли лизнет".

Гумилев. "Домаливался до черного солнца".
"Как хорош миг счастливого смеха той, кого целуешь".
Тумповская говорила: "Ахматова, разойдясь с Гумилевым, ворчала на его новые романы только тогда, когда он плохо выбирал".

Маяковский: В трамвае один из едущих все чихал, кашлял, морщился и кряхтел. Маяковский ему сказал: "Как вы неталантливо болеете".
Один инженер, узнав о смерти Маяковского, сказал: "Кому же тогда и жить, если не ему? Талантливый нахал".

Есенин. "Я видела его три раза, и все три раза он искал потерянную шапку.
В кафе "Домино". Есенин жалобно ныл бледный, взъерошенный, как бы обращаясь ко всем со слезной просьбой: "Люди добрые, где, где моя родная шапка, дайте ее, найдите ее, пропаду без нее".

Мандельштам пришел в ЦЕКУБУ и заявил: "Вы даете сумму на похороны умерших писателей. Дайте мне эти деньги сейчас, а я вам оставлю расписку, что после моей смерти у вас никто ничего не потребует".

Ахматова: Б.В., знавший ее подростком, говорил: "Отчаянная озорница"

Мочалову давно растащили на цитаты о Серебряном веке, так что я сюда тащу только свежее и то, что зацепило.

Вообще, там очень страшно про революцию, про нее саму, как разваливается ее жизнь, дом, остается пустота и жестокость. Нет будущего. Как и чем вынуждены жить люди. Какие-то бывшие красавицы Серебряного века читают с эстрады "Задрав штаны, бежать за комсомолом", кто-то рвется в партийные начальники, топит других, кто-то ворует у товарищей, кто-то на панель.

Очень трогает рассказ про ее двоюродную сестру, тоже поэтессу Варвару Монину (большие надежды подавала, Пастернак хвалил, красавица): "Неопределимая женственная прелесть, разлитая во всем существе. "Что в Вас такое особенное?" - спрашивал поклонник. - "Ничего, ничего", - отвечала она. Говорили, что она похожа на героиню лермонтовской "Тамани", но это неверно. Она была комнатной барышней, с нервами, малокровием, пугливостью, с наследственной надломленностью воли. "В глазах золотые круги плавают", - жаловалась она. Культ прихоти. "Это безобразие, что мне ничего не нравится". "Сельвинский поцеловал мне руку не так". Потом убили жениха, сошлась с Сергеем Бобровым (глава "Центрифуги", больше организатор, чем поэт, подлец, судя по всему), разошлись, голод. "Вот Варя полубосая приходит к матери поздней осенью и плачет, что нет обуви. Мать дает ей то, что имеет - тапочки. Вот в платье из скатерти она идет беременная по улицам. Вот на пороге дома сидит дочь Люба и поет: "Мы го-ло-да-ем". - Там много всего и куда жестче.

Мне очень нравится стиль дневника Мочаловой. Я бы тоже хотел так писать, но не могу, потому что никого не вижу, не слышу и ни с кем не встречаюсь, не за кем мне записывать, только из своей головы могу что-нибудь таскать да из книжек.

@темы: О книгах, Серебряный век

---

Продолжается страх и тоска. И острые приступы ненависти к себе, так что прям не могу себя выносить. Как всегда, когда намечаются какие-то перемены, я начинаю паниковать, и думать, что все будет плохо, плохо, плохо, не зачем было дергаться вообще. Утром писал жалостные письма Оленю, а в обед не выдержал сам себя, позвонил Коле, и он говорит: "Приезжай", и не стал смеяться, а бросил работу и мы просто покатались на машинке (недалеко, потому что пробки), погуляли по бульварам, поговорили о всяких пустяках, в кафе посидели. Я по нему скучаю. Ужасно рад, что он все никак не пошлет меня окончательно.

@музыка: уже сильно надоевшее адажио Альбинони

@темы: Жизнь

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

О дедуле, Иване Грозном и Чингизидах

Что хорошо: Гуга выспалась и встала сама на четыре лапы, как ни в чем не бывало, как будто три часа назад не висела у меня на руках мокрой тряпкой. Нос холодный, бодра, весела, побродила по квартире, все такое. Теперь опять легла спать, но уже совсем другое дело.

Решил насчет дедули проверить, как он там, на просторах интернета. (Потому что он мне недавно снился да еще в святилище). И нашел его голову анфас. Еще хуже, чем в профиль, если честно. Привычно ужахнулся. Хотя я уже давно привык, что с ним все не слава Богу. Дедуля. Слабонервным не смотреть Я вспоминаю себя с двумя фингалами и разбитым ртом после пьянки у Андрюхи - и даже нахожу какое-то мимолетное портретное сходство.

В том блоге, где я его голову нашел, дедулю сравнивают с Иваном Грозным (вот так): "Ивана Грозного в Монголии переводят как Иван Догшин. Джа-ламу, носившего титул Сайд-нойон-хутухта, тоже прозвали Догшин ("грозный, яростный"). Так вот какое совпадение любопытное. Ни к чему не обязывающее, однако: известно, что Иван Грозный ослепил зодчего Постника (Барму), когда тот построил ему невиданный в свете собор: чтобы ни у кого более не поставил он собора прекраснее. Вот и Джа-лама, после того, как один из известнейших в то время художников Цаган-Жамба написал ему отличный портрет, ослепил мастера с той же мыслью: чтобы никто не заимел портрета искуснее. Портрет ныне утерян".


Дедуля реально всех достал, это и к лучшему, потому что меня не оставляла мысль, что я "примазываюсь" и лезу в родство к известному человеку (а это он, зараза, ко мне лезет, ну да мы с ним сами разберемся по-родственному). Теперь же о нем пишут, что он "личность одиозная и никем не любимая", и что с 1914 г. от него все открещиваются. И что он застрял в бардо. (И такое впечатление, что через меня пытается из него вылезти, хотя я конечно не специалист в таких делах, и коли все от него отвернулись, то не могу же и я... В общем, бида!). Вот несколько выразительных баек о нем (одна прям очень страшная):

"Джа-лама, он же Лувсандамбижалцан - личность одиозная и никем не любимая, кроме разв что крайних калмыцких и монгольских националистов-панмонголистов. А так от него все начали открещиваться, начиная с 1914 года, когда Богдо отдал его в руки российского правосудия. В социалистический период он был, конечно, контрой, ненавистником народной власти и якобы якшался с японцами (вот и фильм о нём в 1972 году сняли именно в таком духе). Нынче его воспринимают просто как разбойника, и никак не "ламы" - дескать, самозванец, да к тому же садист. Какое отношение он может иметь к такому чистому, такому традиционному монгольскому буддизму, который сейчас так рьяно восстанавливают. Тем не менее в ламской среде до последнего времени бытовали байки о Джа-ламе, очень красочно и характерно описывающие его сверхобычные способности. Вот одна:

Собрал как-то Джа-лама неких старых лам и говорит:
- Вот вы старые, мудрые, много повидавшие ламы. А что вы скажете, если я вас сейчас убью? Страшно вам?
- Мы люди, жизнь свою уже прожившие. Особых грехов не творили, так что, наверное, в Чистые земли попадём. Нет, не страшно.
- Ну а если я, впридачу к вам, убью и всех ваших родственников, будет страшно?
- Если настало время их смерти, если карма велит им быть убитыми - значит, так кому и быть. Нет, не страшно.
- Ну а если я убью вас, и навсегда оставлю в бардо?
Ламы знали, что он это может.
- Да, вот теперь страшно.

Кто не знает - "застрять" в бардо, промежуточном состоянии между смертью и новым рождением - это очень и очень незавидная судьба для буддиста. А для того, чтобы это сделать, нужно быть очень умелым в йоге переноса сознания - пова. Или вот ещё одна история о немножко другой разновидности ой же йоги:

Якобы, некий очевидец видел, как отряд Джа-ламы возвращался с не слишком удачного налёта. Шли по дороге вереницей. Идёт лошадь, а у неё пол-брюха оторвано (видимо, последствия артиллерийского обстрела). У другой - нет головы. Третья вся изрешена пулемётами. И всадники на них такие же - кто-то цел, а у кого-то нет руки, ноги, головы. В общем, отряд из живых и мёртвых, из живых трупов. Способность "оживлять" трупы, возвращая в них на время покинувшее их в момент смерти сознание - это тоже разновидность пова.

И как характерно, что после убийства Джа-ламы его голову специально отрубили и сохранили от разложения! В Тибете бытовала, говорят, такая практика: самым страшным преступникам, которых никогда не хотели бы видеть в живых, после смерти отрубали головы и высушивали, а затем помещали в специальное хранилище. Ну, понятно, что "лишить перерождения" - это не что иное, как оставить в бардо. Этакая сладкая месть грозному Джа-богдо..."





НОВОСТИ ГЕНЕАЛОГИИ Иван Калита - потомок Чингиса.




А здесь карикатура на Чингисхана в большем размере с пояснениями.



А это гей-мисс Монголии на обложке сборника своих стихов. Для красоты.


Всё взято отсюда

@темы: Жизнь

---

Сегодня некое счастье в личной жизни сочетается с кучей всего плохого. Гуга сегодня очень слабая, даже нос теплый, не встает, надеюсь, что из-за погоды. Она не спала, когда ждала меня, а когда я пришел, сразу заснула, даже не стала обеда ждать, вот какая слабенькая. Но я ее покормил, напоил и теперь она мирно спит. Надеюсь, когда проснется, лучше будет себя чувствовать.

А до этого я наделал кучу глупостей. Чтобы понравиться Кате нашел у себя модельные штаны, которые мне когда-то Вовка подарил, такие узкие джинсы с какими-то корсетными шнурками и цепями. И на кой-то черт я их надел - помутнение рассудка, мозговая горячка, может белочка, не знаю (просто нормальные штаны мне показались очень уж убогими). И я этих штанов обстеснялся, что вообще не столько о любви и сексе думал, сколько о том, как я по-идиотски в них выгляжу.

В метро когда ехал обратно совсем опозорился. При виде подходящего поезда, какая-то тетка так резко стартанула к краю платформы, что я реально решил, что она собралась кидаться на рельсы, и внутренне пометался уйму милли-секунд, и в самый последний миг все-таки решил спасать и перехватил ее на самом краю, а она возмущенно развернулась и стала выяснять: "Чего надо?", я правда, когда ее поймал, уже почему-то понял, что она кидаться под поезд она не станет, и внутренне приготовился огрызаться, а не оправдываться. Отпустил ее с отвращением, сказал, мол, не фиг в Анну Каренину тут играть - ей реально зеркалом чуть башку не снесло. Но она - вся в порыве влезть в вагон первой, всех растолкать и добраться до сиденья, - и когда двери раскрылись, метнулась туда и бросила меня ругать. Вообще, я сейчас подумал - она наверно пьяная была. А тогда как-то не сообразил.

Я чую, что все мои фобии расцветают махровым цветом. И тетка показалась самоубийцей, наверно, тоже из-за этого.

А сейчас сижу и боюсь цифирок комментариев. Вроде и знаю, что никто по идее ничего плохого мне не скажет (а если и скажет, то от этого еще никто не помирал), но у меня прям слезы в глазах и губы трясутся их открывать. Но я себя преодолел. И в награду полюбовался на Ивана и Серого Волка у Царя, которые просто невообразимо прекрасны. Гуга проснется, я ее тоже так обниму и в лоб ей ткнусь. И сказка мне тоже понравилась, потому что я монархист-государственник (и смеялся до слез из-за прилагательных, очень мне понравилось).

@темы: Картинки, Жизнь

---

Кукольники

Вот выложу фотографии старинные, для красоты, а то меня, чую, совсем люди читать перестанут:
Всякие такие куклы и чревовещатели входят в список моих фобий (видно и не у меня одного, потому что это рожа явно припоминалась создателям "Пилы"). Мне очень не нравится их отпадающий рот и застывший смех на морде.

Куча страшных фотографий

Кукольники очень часто выглядят приличными людьми, как вот этот мужик, например, но я не понимаю, что он делает в компании с этим уродом, у которого дым из ушей. В общем, внешность обманчива.


А этот? Такое впечатление, что он с помощью черной магии реанимировал своего помершего брата-близнеца, который до этого хранился в банке со спиртом. Как братья Поля Верлена, выкидыши, заботливо собираемые и хранимые его матушкой. Это жесть.




Вот ужасный солдат Швейк, восставший из могилы. В дворники, похоже, пошел или в половые (фартук!).


А это вообще жуть, как их много, они скоро захватят землю!


А это циркачи и балаганщики, слава Богу, уже без кукол, все-таки не так страшно, но сами они тоже хороши, и эта лошадь слишком мягкая и она мне не нравится, настоящие лошади не такие, это что-то другое, а не лошадь, может, Ктулху, может еще хуже.

@темы: Картинки

---

Аристократизм. На самом деле, когда в стопиццотый раз пренебрегаешь пользой, выгодой и здравым смыслом ради принципов, и понимаешь, что всю жизнь благодаря этому будешь без штанов ходить, это, как ни странно, придает легкости, уже становится все равно, и начинаешь сам себя за эти принципы уважать, и самооценка становится высокой, независимо от того, что думают и ценят другие. Собственно, эта самооценка и остается единственным достоянием, и ладно, так и надо.

@темы: Жизнь

---

Хочу трудовую дисциплину, как у китайца. Работать, как краб, запершись в комнате, часов по 18. А чтобы не сдохнуть от непосильных трудов, надо выдавать себе поощрения. Можно сделать, как в «Динке» - привязать на веревку вкусное, что у меня есть (курага была, хоть и засохла, бананы купил, и на Гугины крекеры можно намазать джем, вкусно будет) – это все привязываем на нитку, и когда изнемогаем в трудах, тянем осторожно, «ловись рыбка», а когда выползет курага – «Ой, что это? Кому это?» - радуемся, прыгаем, лопаем, пять минут ощущаем неземное блаженство, а потом опять работать, работать и работать.

@темы: Жизнь

---

НОВАЯ КНИЖКА (продолжение)

О ДЕТЯХ И ВЗРОСЛЫХ

***********

Александр никогда не оборачивался назад и сердился, когда кто-то из старых знакомых начинал умилённые рассказы о том, каким он был замечательным малышом. И впрямь, что за радость, что кто-то помнит тебя с сопливым рылом? Я вот и в детстве понимал, что ему хочется выглядеть достойно в глазах людей, поправлял на нем одежду, волосы ему приглаживал: «Что ты растрепкой ходишь, а еще царевич…» Он мог и отмахнуться, но я держался уверенно – у Ланики подсмотрел, как следует себя с ним вести. Ланика была суровая женщина, слишком много грязных попок в жизни вытерла, легче было подставить колтун под ее расческу и потерпеть, чем спорить.

Иногда, конечно, Александр бывал ужасно смешным – когда хвастался или неумело хитрил или упивался собой или умничал. Смеяться над ним было нельзя, он этого не прощал. Кто видел, тот на на всю жизнь запомнил, должно быть, резкие и внезапные вспышки его оскорбленной гордости: вздыбленные вокруг лица жесткие волосы, запальчивый и враждебный взгляд, напоминали о Медузе Горгоне, львах и отчаянных безумцах, которым терять нечего, и потому лучше обходить их стороной. Впрочем, я над ним иногда смеялся, и мне он это прощал.

Я не боялся Александра, никогда. Память детства, когда он с белыми глазами стискивал пальцы у меня на горле, и воздуха больше не было, - я предсмертно хрипел, но был уверен, что он сейчас меня отпустит. И я знал, что так будет всегда – в последний момент руки разожмутся, камень, брошенный в голову, не убьет, и пары хриплых ругательств с моей стороны и его неловких извинений будет достаточно, чтобы вернуться к прежней дружбе. А с возрастом он все же научился держать себя в руках, и если он меня не убил тогда, когда нам по семь лет было, то и сейчас обойдется. Наверно, Клита в Мараканде это и подвело – он помнил, как Александр в детстве заходился от гнева, колотил палкой ему по ногам и орал, что выпустит ему кишки. Тогда ведь обошлось.

Кстати, о Клите: в глазах маленького Александра он был кем-то вроде оракула и с высоты своих восемнадцати лет посвящал его во взрослые дела. Александра всегда тянуло к настоящему, взрослому миру, он был благодарен тем, кто отвечал на его вопросы всерьез, и сильно к ним привязывался; впрочем, и холодел быстро - он ведь все схватывал на лету, и снисходительно- поучительный тон вскоре начинал его безмерно раздражать, и тогда он показывал, как великолепно умеет выходить из себя.

А у меня с Клитом сразу отношения не скложились. Эта орясина, этот дуб македонский и в те времена, когда мне было шесть, а ему восемнадцать, вечно пытался показать, как он велик и как я ничтожен, командуя, поучая, высмеивая или затевая борьбу, которая мне ужасно не нравилась – он был здоровый медведь, и, расшалившись, мог прилично помять кости, а я был неженка и недотрога. Нет, ну что за дурь соперничать с мальчишкой, который был тогда не выше его сапога? Но он ревновал ко мне всерьез, к тому, что не он один свет в окошке для Александра. Он ничем и ни с кем делиться не хотел.

Время от времени он и Александра влегкую предавал, рассказывая в кругу своих взрослых приятелей о детских ошибках и наивных вопросах царевича. Все хохочут, а Клит, чувствуя, что имеет успех, и расцветая, продолжает изощряться в том же духе, выставляя его уж совсем убогим идиотиком. Он был слишком до всего жаден и не мог отказаться от случая блеснуть красным словцом за счет глупого мальчишки. Я пару раз слышал такое, да и Александр, видимо, тоже, потому что иногда он к Клиту резко холодел. Но Клит особенной чуткостью не отличался и считал, что царевич его обожает и жить без него не может.

Тогда у него была странная бородка, за которой он любовно ухаживал, благовонное масло с нее так и капало, она росла из кадыка, усы он брил и вокруг рта тоже, выглядело это все очень противно, но он считал, что утончен и великолепен. Он вообще был волосат, как козел - коротконогое, широкое тело все в длинной черной шерсти, не только грудь и ляжки, но и спина, и задница, и плечи, брови толстые, как усы, лба незаметно и волосы, как свиная щетина. Клит считал, что волосатость делает его похожим на Геракла, а те, кто удаляют волосы, наверно, и задницы в банях желающим продают.

Бриться под Александра он стал сразу, как тот стал царем, но черная щетина вылезала уже к полудню. Тогда же Клит и всю манеру свою пытался сменить: не вышло стать самым умным, проницательным и законодателем вкуса, тогда он стал упирать на прямоту неискушенного воина, наивность добродушного простака и древние македонские добродетели, но зависть душила его по-прежнему. Что ни скажи – подозревает обман и насмешку, бычья шея наливается кровью, обидчивый тон, лающий голос, тупой и недоверчивый взгляд. Он всю жизнь пытался приспособить свой нрав к меняющимся обстоятельствам, но не особенно в этом преуспел – если судить по тому, чем он кончил.

Другим взрослым дружком Александра был Андроник, отец Протея. Этот даже в сравнении с Клитом умом не блистал. Решил как-то Александра маленького на ночь напугать, говорит: «У тебя в кустах под окном волк прячется. Я сейчас пойду его выгоню, а ты смотри, чтобы он в окно не прыгнул». Наивный маленький Александр поверил и свесился из окна, вглядываясь в темноту, а Андроник пошуршал на четвереньках по кустам, повыл, а потом как прыгнет из тьмы цветника с ужасным рычаньем – ну и огреб медным кувшином по дурной башке. Нос у него так и остался свернут на бок, на память о том, что царевич волков не боится.

Лет с семи Александр считал себя уже взрослым, и, когда за ним не успевали уследить, впирался на военные советы, принимал персидских послов, расхаживал по казармам, придирчиво глядя во все углы, нет ли какого беспорядка. Он великолепно умел задирать нос, делал все, что ему в голову взбредет и только раздраженно поднимал брови, если кому-то это не нравилось. «Глупец! Он думает, что может указывать царскому сыну,» - восклицал он и пожимал плечами, не желая больше тратить слова на это ничтожество.

Александр с детства жил и чувствовал так, словно все происходящее в мире касалось его лично. Он выбегал мне навстречу, кипя от возмущения, и, размахивая палкой, рассказывал о том, что выкинул спартанский царь или персидский сатрап или афинский архонт с той же горячностью, как говорил бы о Клите, Протее, знакомом стражнике… Я поначалу удивлялся: «Тебе-то что?», а потом привык. Можно сказать, что годам к семи-восьми я тоже превратился в человека государственного.

Однажды Александр сунулся в тронный зал, где что-то вершилось интересное и взрослое, бросив мне: «Жди здесь», но я даже не успел заскучать - дверь открылась, появился фалангарх Асандр, суровый пожилой воин, у которого многочисленные шрамы по всему телу складывались в какие-то странные письмена, вроде фракийских татуировок. Крепко держа Александра за ухо, он довел его до лестницы и дал ему аккуратный пинок. Александр слетел ко мне вниз; он был невменяем от бешеной ярости, дрожал, горел и долго не мог слова выговорить, а потом, судорожно схватив меня за руку, прохрипел: «Он мне ответит». Я в полной мере разделял его негодование перед бестолочью непостижимой жизни и тактично молчал, понимая, что взрослым всегда все с рук сойдет, и нечего ждать справедливости.

Вскоре совещание командиров закончилось, двери распахнулись, выпуская спорящих этеров. Появился и Асандр. «Посмотри на меня, Асандр, посмотри на меня!», - крикнул ему Александр, срывая со стены факел. Тот удивленно обернулся, и Александр сунул факел ему в лицо, борода вспыхнула, потянуло паленым. Потом был большой скандал, но это уже неважно. Самое главное, что от клятвы отомстить до совершения мести прошло не более получаса. С непреклонной и безрассудной решимостью Александр делал то, что считал нужным, а там пусть небесный свод рухнет ему на голову, - это уже было неважно, нечего было на это смотреть.

Сумасшедшая воля, исступленное упрямство, царственная властность, – все это разгоралось в нем с каждым днем все ярче, и уже начинало кое-кого беспокоить.

Однажды Александр убежал от меня вперед, чтобы поскорей похвастаться новой плеткой, подарком какого-то варварского вождя, а я лениво и неспешно шел следом. И замер в трех шагах за спиной незнакомых этеров, которые глядели ему вслед, а меня не видели. Один другому говорил:

- Хорошо бы придушить щенка, тогда Филипп и эпирскую сучку выкинет. Прыткий мальчишка, беспокойный, такие часто шеи сворачивают, никто и не удивится…

- Погоди еще, может, и без нас обойдется, - отозвался другой.

- Погоди, погоди… - рассердился первый. – Как бы поздно не было. Лет десять пройдет, не заметишь, а тогда он сам нам шею свернет…



Предыдущие главки по тэгу "Новая книжка".

@темы: Александр, Новая книжка

---

Очень нетолерантное

Все натыкаюсь в дайри на людей, которые с презрением относятся к убогим православным, но начинают чувствовать «что-то такое» - им без Бога становится как-то неуютно, и возникает мысль что-нибудь поискать в католичестве, например, где нет заполошных теток и бабок, где лавочки и можно в церковь с непокрытой головой, или в лютеранстве, где порядок и немцы.

Миддл-класс выбирает веру покомфортнее, по евростандартам, с евроремонтом, такую особую веру для «небыдла», никаких покупных майонезов и никаких православных теток, только европейское качество и священник встречает у входа, как приказчик в магазине: «Спасибо, что пришли», и жмет руку, склоняясь в поклоне. Уважение к покупателю Царства Небесного, потребителю Слова Божия, вкладчика в Жизнь Вечную.

Ренегаты из эстетических соображений, вероотступники в поисках высшей духовности. Это так утонченно. Наверно, антихрист сумеет это все использовать по полной, так понятно, на какую приманку буржуа косяками пойдет. Кто бы раньше знал, что вовсе не надо детишек в костер бросать, пока не остальные не отрекутся, не кожу сдирать с живых, а сунуть под бок в церкви вонючего бомжа и склочную бабульку, и все, блин, сразу возникает уверенность, что сабжи слишком хороши для православия, они мгновенно созревают для вероотступничества и понимают, что им здесь не место, и уходят искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.

Католичество и протестантизм, впрочем, им нравятся большей частью в туристическо-ренегатской версии, потому что в исходных - толпы полоумных крикливых итальяшек или вонючих бомжатных негров и многодетных матерей, которые только и знают, что осуждать тех, кто неподобающе оделся или похож на голубого или слушает сатанистскую музыку, они против контрацепции, гей-парадов, слэша и внебрачных связей. Ну или в эмигрантской версии, когда заграницей даже дерьмо вкуснее, во всяком случае, ради грин-карты можно и потерпеть.

А в Москве в храме Людовика Святого, который призывал к крестовому походу на православие, «огнем и мечом» – тут хорошо, тут приличная публика и культурная обстановка, тут элита, а не ширпотреб, почти как в консерватории или на выставке Дали. Еще есть сайентология, там сразу оказываешься в компании с Томом Крузом и Джоном Траволтой, и есть буддизм для Стивена Сигала, Умы Турман и бунтарей-одиночек с уникальными интеллектуальными запросами (их же миллионы).

Хотелось бы напомнить, что Христос в Царство Небесное входил вместе с разбойником, распятым на кресте, и что апостолы Его были мытари, рыбаки, они, небось, были похожи на афганцев после ковровой бомбардировки или на бомжей у трех вокзалов и приличная публика от них шарахалась, зажимая нос. Ну да не буду, ну на фиг.

Тем более, мне можно возразить, что сейчас Христос, наверно, подъезжал бы на порше к телецентру, Его пудрили бы перед выступлением и проверяли телетекст, в промежутках между проповедями Он писал бы постмодернистские романы и читал их млеющим Мариям с утонченными духовными запросами, и наверно был похож бы на Джареда Лето просветленным лицом, и мог бы легко поговорить на темы мистического секса и подходящей диеты и одевался бы только у Армани или Хьюго Босса, потому что в этом нет ничего плохого, и уровень жизни и культуры отделяет агнцев от козлищ куда лучше, чем вера, которая неизвестно что такое, и в "Коммерсанте" не пишут, в какую конкретно вкладывать, чтобы быть в плюсе.

Закрываю от комментариев, потому что дискутировать не хочу. Хотя тема для дискуссии есть: Христос вочеловечился для "быдла" или для "небыдла"? Кого Он пришел спасти и призвать к покаянию? Кто будут "много званные", а кто "мало избранные"? Тут многое можно сказать на эти темы. Но окончательное решение будет вынесено на Страшном суде.

Лучше вот проповедь Антония Сурожского. Она замечательная, и не о том, а о высоком. Притча о званых на пир

@темы: Православие

---

Про то, как все с женщинами получается

Так, эйфория прошла, теперь мне хочется влезть в свой угол, выключить телефон и где-то год-другой повспоминать и помечтать о Кате, чтобы никто не мешал, она тоже, вообще никто. У меня все время так, когда влюбляюсь.

дальше тоже про личную жизнь

Становлюсь нелюдимый, грубый, унылый, перестаю причесываться, начинаю ногти грызть. Так обычно опальных бояр изображают или писателей к которым муза не слетает. Мечусь из угла в угол и колочусь башкой о стены.

А вчера я еще ни фига не писал, и меня это очень беспокоит, типа – на фиг любовь, если я писать не смогу. Надо сделать перерыв.

Тянет позвонить, прийти в гости, опять сидеть на кухне с двумя девочками, болтать ни о чем и пить чай (ну можно вина привезти, пить вино).

Я у Алены так год провел, она меня вызывала с утра за каким-то делом, потому что ей было скучно, я сидел на кухне и ждал, пока она отмокнет в ванне, потом они с мамой садились смотреть какой-то сериал, а когда я пытался уйти, она говорила: «Еще десять минут, у меня важный разговор к тебе». Потом она находила время послать меня за хлебом или с собакой погулять, когда я возвращался, она говорила с подругой по телефону, и держала меня за рукав, чтобы я не ушел, потому что у нее еще есть ко мне важное дело, и вот она договорит и скажет, и говорила два часа, а я опять сидел на кухне и ждал. Да, и у нее всегда были ПМД, ну почти всегда. Как только кончалось до, сразу начиналось после, а потом опять до. И я был в этом виноват, судя по всему, не в этом, а в том, что она на меня орала, это типа я ее доводил.

Иногда, когда я приходил, она со мной не разговаривала, как будто я совершил преступление, я пытался выяснить, в чем же я виноват, но она явно не могла придумать причины, ей хотелось драматизма, а энергии на скандал не было, поэтому вместо обвинений был бойкот. Еще она уходила в другую комнату, захлопнув дверь у меня перед носом и там спала, не разрешала мне входит, и я сидел под дверью. А если я уходил, она на следующий день рассказывала, как ей было хреново, что она умирала, а я ее бросил, все такое, какая я сволочь.

У меня теперь такие представления о любви к женщине. Не о самой любви, а о ее упаковке. Конечно, я тогда был школьник и придурок, и она меня на лет двадцать старше была, но я не уверен, что смогу себя вести умнее теперь. На самом деле, вспомнишь все это и понимаешь, что надо радоваться жизни пока что-то такое вновь на башку не свалилось.

Нет, Катя не такая, но я просто знаю, что можно очень бездарно проводить время с женщинами, если себе это позволить.

@темы: Жизнь

---

Дайри тупят. Не могу вдруг влезть в комментарии, завтра утром попробую. Только бы не забыть.

---

У меня сегодня очень удачный день. Боюсь возгордиться. Катя - красавица, офигеть, я просто иногда думать забывал, просто любовался. Она на пять лет старше меня, что скорее хорошо, чем плохо. И молчаливая, при этом ей нравится, что я болтаю (это вообще очень похоже на щасте). У нее характер, иногда взгляд, как у пулеметчика, соседка по квартире ходит у нее по струнке и становится во фрунт, когда Катя на нее глазки скашивает, и я подозреваю, что у нее полно своих черных тараканов в башке. Я помню пару девочек чем-то похожих, которые тоже такими снайпершами со стальной волей держались, очень сдержанные и ледяные - это все было прикрытием истеричности. Но они мне обе нравились, кстати. Мой тип тараканов.

В общем, я решил мозги отключить, не думать, зачем и почему и просто наслаждаться моментом. Что будет, то и будет. Андрюха будет в восторге, как раз то, что он для меня хотел: "Женщина постарше, опытный медицинский работник". А вот Коле это все не понравится, но мне плевать, сам виноват.

Ну все, прекращаю про личную жизнь болтать.

@темы: Жизнь, На фига козе баян, она и так веселая.

---

Нашел тут случайно старую статью Быкова о Явлинском. Блин, ну ничего не меняется! Вернее, только к худшему. Быков, кажется, сам в ту же сторону за это время съехал. Ну да ладно.

До свиданья, мой маленький Гриша.

@темы: Если дело дойдет до виселицы, пусть на ней болтаются все, Политика

---

С хорошей девушкой познакомился

Невнятная болтовня на личные темы

Вчера познакомился с офигенной девушкой красоты необыкновенной. Я сколько угодно могу говорить, что априори мне нравятся брюнеты и брюнетки, но на практике что-то влюбляюсь в светловолосых (Коля самый яркий пример, вятка, как Есенин), причем не в крашеных, а в натуральных, которых, по идее уж не должно остаться нигде, кроме Финляндии, а от финских барышень радости тоже немного. Но у этой (Кати) такие сухие, объемные светло-ореховые волосы, тонкие темные брови стрелками вразлет – это уже лицо формирует, а еще нос породистый, точеный. (Я поклонник носов, никогда не пойму всех этих пластических хирургов, которые носы урезают, я бы, наоборот, приставлял.)

На Катю можно смотреть часами, и я думаю, что через десять лет ее лицо будет ничуть не хуже, даже, наверно, еще интереснее. Я даже сперва подумал, что Катя – та девушка, которой я как-то восхитился в метро, потому что такой красоты и благородства профиль очень редко встретишь и такую точеную, прямо поставленную шейку. Но нет, та была маленькая, очень худая, лягушачьи тоненькие косточки, а в Кате, я так прикинул, где-то 175-176, во всяком случае, из агентства бы не поперли из-за роста, и антично-спортивная фигура, широкие плечи, небольшая грудь, никаких крутых изгибов, скорее мальчишеские очертания, Диана-охотница. И красавица натуральная, без макияжа, очень свободно себя держит – в том смысле, что ей нет надобности показывать какой-то один свой ракурс и особо симпатичное выражение на лице, ее лицо красиво в любом ракурсе и только выигрывает в движении, с разными выражениями (эти усмешки медленные, о! и так медленно скашивает глаза вбок, как будто ей лень голову поворачивать).

В общем, я даже не столько влюбился, сколько восхитился. И в полном недоумении, что она проявила ответную заинтересованность, потому что девушка с характером, волей, сразу видно, и собирается энергично строить свою жизнь (она не из Москвы, а из Новгорода, и в ней такая северная твердость и стать видны очень четко).

В общем, девушка такая, что в голову одни серьезные намерения приходят. (Вариант Олечки, к ней тоже все исключительно с серьезными намерениями липли.) Т.е. я думаю о ней – мол, «вот на такой бы жениться, вот эта женщина бы могла таких красивых детей родить и замечательно их воспитать», вот такое в голову лезет, хотя мне-то оно как-то пофиг, потому что я ни жениться, ни заводить детей не собираюсь вообще никогда. Но у нее все сразу: не только благородство внешности, но и манера держать себя, аристократично-простая, с большим достоинством, самодостаточность, никакой суетливости и стремления выставить себе цену подороже, показав сразу все свои достоинства со всех сторон, необлупленные бока. Она очень спокойная, независимая от чужих мнений, холодноватая, присматривается сама, а себя не пиарит, мало говорит. Она иногда как-то явно выключалась из общего разговора, как будто ей становилось скучно или неинтересно, думала спокойно о чем-то своем, потом опять легко, с неторопливой вежливостью включалась. Блин, она сразу к себе офигенное уважение вызывает. И ушла тоже замечательно, хотя все уговаривали остаться, и никого при этом не обидела. (Я так совершенно не умею, всегда поддаюсь на уговоры, хотя прекрасно понимаю, что ни мне, ни хозяевам я на фиг не нужен, и все это уже переходит в маразм, когда они, зевая, говорят, «да оставайся на ночь, мы тебе на диванчике постелим, все равно метро закрылось», и я что-то невнятно бормочу, а утром тошно друг на друга смотреть, особенно если кому-то в голову приходит опохмелиться. В общем, кошмар, поэтому я в гости ходить бросил совершенно.)

Наверно, я про Катю какую-то легенду сочиняю, но она именно такое впечатление производит. Я думаю, даже матушка моя бы ее оценила, хотя у нее требования к барышням просто запредельные, у нее все – дворняжки да болонки. Я опять в полной растерянности, потому что – что мне делать с такими девушками? Они порядочные, выдержанные, себе цену знают, - на мой взгляд, им с таким раздолбаем, как я, связываться противопоказано. Но тем не менее Катя дала понять, что ответит, если я позвоню.

Это, собственно, все. Чего дальше – непонятно. Вернее, ясно, что никакой койки на первом свидании, да в общем и мне оно ни к чему. И мне сразу понятно, заранее, что у нас с ней ничего не выйдет, что я ей не подхожу, но выбросить ее из головы и забыть – тоже был бы маразм, блин, такие девушки раз в сто лет встречаются! Я дико нервничаю, потому что похоже Даша нас нарочно познакомила (они вместе с Катей учатся, и она ее нарочно привела), и теперь Андрюха будет доставать – мол, хватай, пока не сбежала, пока другие не перехватили, он мне уже на кухне всякие умные советы давал, и вообще все, кажется, решили, что эта девушка прям как раз для меня, и я в ужасе, п.ч. мне кажется, что она догадается и пошлет, а с другой стороны вроде бы она и не против – но чего я с ней делать буду, Боже мой! Я уже Андрюхе поныл по этому поводу, но он говорит, что может ей такое и надо, сильным и умным русским женщинам, мол, такие и нравятся (а я, блин, испорченный русской литературой Грибоедова вспоминаю и сгораю со стыда – «муж мальчик, муж слуга, из жениных пажей» - не блин, у меня все ж какое-то самоуважение тоже есть, да и вообще какие на фиг мужья и жены!)

Вообще, Андрюха постоянно устраивает мне разные варианты сватовства, смотрины какие-то, обычно это полный бред, хотя пара-тройка необременительных романчиков у меня таким образом завязалось, но Катя – это и правда такая женщина, которая может всего только раз в жизни встретиться (а чаще вообще никогда), а потом бейся башкой о стену, что такой шанс был и ты его …

Всю ночь провертелся в раздумьях, в шесть встал, теперь не знаю, что делать, надо все ж собраться и позвонить, просто так, чтобы отметиться, потому что боюсь, если я как-то себя в ближайшее время себя не проявлю с хорошей стороны, она меня просто вычеркнет из памяти, и все. Главное, видно, что девушка проницательная, ей нет смысла пыль в глаза пускать, она меня насквозь разглядела. Ну да это и к лучшему, я все равно притворяться не умею. Буду рассчитывать на личное отрицательное обаяние. Связно не могу писать, еще толком не проснулся, хотя уже два часа как на ногах болтаюсь.

@темы: Жизнь

---

Песенка смешная

Мелф напомнил про Хвоста и я не мог удержаться.



Я рос на Хвосте и на блатных песнях, вообще блатная романтика шла таким сногсшибательным потоком. Курил в кулак, знаю, что в несознанку по-любому идти все время лучше, раньше мог по татуировкам биографию читать, ну и уж конечно по фене ботал, и рассуждал по понятиям. Крестный отец всему учил.

А это из диссидентских любимых песенок.



Эти песенки интересны с исторической уже точки зрения. Саханевич - это был такой мужик, который так уперто решил эмигрировать, что переплыл Черное море на надувном матрасе и прославил себя в веках. Таких баек я тоже в детстве наслушался.

@темы: Музыка

---

НОВАЯ КНИЖКА (продолжение)

Лучше так кусок выложу, а то могу его еще месяц править. Блин, то я его увеличиваю раз в пять, мучительно сочиняя какие-то дополнительные истории, то кряхтя вычеркиваю это барахло, а потом опять пытаюсь сочинить еще что-нибудь. Пусть уж так пока побудет. Может, когда побольше напишу, оно само как-нибудь прояснится, как нужно. Тогда и вернусь.

Выправил главку, а то такую сырую поначалу выложил - стыдно.

ОБ ОПАСНОСТЯХ ДВОРЦОВОЙ ЖИЗНИ

********

Царский дворец был центром города, а значит и центром вселенной – так я тогда думал. Здесь собирались все свободные македонцы, которые хоть что-то из себя представляли, прохаживались в тенечке, вертя в руках чаши с ледяной водой и вином, спорили о лошадях, бабах, перепелиных боях, смотрели с туманной пленочкой в глазах, как мальчишки, сопя, борются в песке палестры или, красуясь, отрабатывают военные приемы. Философы и поэты со всех концов ойкумены, сообразившие, что в Македонии за философию, риторику и поэзию платят дороже, чем в других местах, демонстрировали образчики своих талантов и проводили время в яростных спорах, мгновенно переняв македонские приемы эристики: и посохами друг друга порой колотили, и за бороды таскали. Отца тоже всегда был здесь, он оживленно перешучивался, пересмеивался в окружении конских барышников, влюбленных мальчишек, заимодавцев, ростовщиков, игроков, книжных торговцев; ласковые синие глаза вполпьяна смотрели на все вокруг. Заметив меня, отец распахивал руки мне навстречу, подхватывал на бегу, подбрасывал вверх.

А мы с Александром везде искали себе приключений. «Царевич-то весь в затеях, как дворовый пес в репьях да блохах,» - говорили про него. Его фантазии и придумки всегда были опасными и саморазрушительными. «Давай влезем вон на ту крышу, - предлагал Александр, - и посмотрим, допрыгнем мы вон до той кучи сена или о землю брякнемся?» Обычно я в ответ зевал и тянул: «Неохота…», а он оскорблялся до слез, бушевал, размахивал руками, расписывая все великолепие своей затеи, и я постепенно тоже разгорался. А когда в качестве последнего аргумента он грозил: «Тогда я один пойду!», - я вскакивал на ноги и с непонятной самому радостью шел прыгать с крыши вслед за ним. Остановить его было невозможно – всякие увещевания его только подстегивали.

Но вот что странно, что при всей своей упрямой властности Александр совершенно не выносил полного подчинения. На мою вялую покорность он сердился, пожалуй, еще больше, чем на строптивость. «Как будто тебе все равно! - возмущался он. – Друзья – это одна душа в двух телах, а у тебя вместо души – пар, как у кошки! Мы должны быть, как львы, а не коровы». Звучало красиво, но я видел себя, скорее, птичкой, которая посматривает вниз с высокой ветки и насмешливо посвистывает; чуть что не по ней – порх! - и полетела искать, где лучше, а вы оставайтесь тут барахтаться в пыли, надоело мне с вами… Боевой дух во мне просыпался, когда я чувствовал, что кто-то меня в упор не замечает, упоенный собственным величием. Этим больше других отличались царские оруженосцы, мальчишки, которые на раз-два учились у отцов и старших братьев непомерной спеси, умению выпрашивать подарки у царя и завидовать тем, кто получает больше, и расхаживали по дворцу с важным и обидчивым видом, по-бычьи приподняв плечи, напружив шею, расставляя локти. Нам они казались взрослыми и враждебными.

Красуясь перед Александром, я задевал то одного, то другого, громко отпуская насмешливые замечания им вслед. Сам он, как ни странно, был слишком застенчив, чтобы затевать ссоры таким образом, разве что куском навоза мог в спину швырнуть, а мне нравилось дразниться. Когда же обиженный грозно оборачивался, мы тут же вставали плечом к плечу; радость и нетерпение неизбежного столкновения с врагом были у нас с Александром общим.

Набегаемся, наиграемся, а потом вдруг настигает запах горячих сладких калачей из дворцовой кухни, от которого живот подводит и слюнями заливаешься, как собака, – тогда бежим к Олимпиаде, в ту сторону, где стояли нарядные домики царских жен, где говорили, пели, плакали на разных языках женщины, взятые царем в залог крепости союза, верности договора. Там няньки с детьми, разноголосая челядь, деревья и цветы, которые напоминают царицам о родном доме - у некоторых разрослись, у других только приживаются, у третьих уж засохли.

И хитрости самого гениального архитектора не хватило бы, чтобы расположить дома жен Филиппа так, чтобы их пути не пересекались. Маленькие дети пока сползались играть в куче, но, подрастая, узнавали, что придет время резать друг друга за власть. Мимолетные дружбы из-за пустяка превращались в вечную вражду, любопытные слуги и бедные родственники сновали туда-сюда передатчиками сплетен и обид. Жрицы разных богов, гадалки, целительницы и знахарки чувствовали себя здесь желанными и важными, всем требовалось приворожить удачу, царскую милость, узнать судьбу детей, навести порчу, умягчить злые сердца. Ухмыляющаяся стража развлекалась, «шугая ворон», - разгоняли порой этих крикливых бабенок, чтоб место свое знали, а те сыпали визгливыми проклятьями и жалобами.

Дети чуют, когда разговоры разгораются злобой. Вдруг словно кто в ладоши хлопнет, подавая знак, - и поскакали, защелкали слова, как град с ясного неба, вдруг из ничего закипает бабья ссора, и чем это может кончиться, не знает никто: отравой в кикеоне, войной с нынешним союзником, сменой наследника… Да чем угодно! Женские страсти, обрамленные песенками, сластями, колечками и нарядными одеждами, казались мне забавными, но Александр по той части дворца ходил, как по египетской сокровищнице, утыканной смертельными ловушками: шаг влево - камнями завалит, шаг вправо - под ногами земля обвалится, и рухнешь в яму животом на колья.

Он рассказывал мне, как года три назад, когда царь уезжал в поход, элимиотские и линкестийские родственники Филы и Карана подняли что-то вроде бунта во дворце. Они рассудили, что Филипп может и не вернуться, а тогда за царя сойдет и малолетний Каран, особенно если убрать прочих наследников и цариц. Олимпиада с трехлетним Александром и совсем маленькой Клеопатрой закрылась в покоях. За дверью развернулось настоящее сражение, они слышали как умирали их защитники - эпирские слуги царицы легли тогда почти все, но все же продержались до подхода Пармениона с щитоносцами из цитадели.
По рассказам Александра я представлял себе Ланику с кочергой в руке, растерянного Андроника с тесаком, влажные зубки Олимпиады в собачьем оскале, то, как порвалось длинное золотое ожерелье и янтарные зерна поскакали по мраморному полу, и самого маленького Александра с расширенным, застывшим внутри себя взором. «Я стоял, как дурак, с игрушечным мечом, думал, когда они вышибут дверь, я выпущу кишки первому, кто войдет». Его мускулы напряглись, на шее вздулись жилы, пальцы стискивали рукоять ножа; он до сих пор мучительно переживал позор детской беспомощности. «Теперь бы я не стал сидеть с бабами за закрытой дверью,» - грубо говорил он, морщась, как от боли.

Со мной тоже было что-то похожее, когда мы ездили погостить к деду. Мы остановились на ночлег в одном горном селе. В доме убить гостя было невозможно, ни один бог не стерпел бы такого оскорбления гостеприимства, но послать гонца к нашим кровникам и желать нам всех благ на прощанье, зная, что на выезде из села, за поворотом на нас засада готова, – это милое дело, дело обычное. Из предрассветной тьмы прилетели стрелы, и двое наших вдруг необъяснимо, как в страшном сне, с легкими стонами упали с коней, роняя факелы из рук, мой конь, которого тоже царапнула стрела, дернулся и заплясал, и Нот повис на узде, волочась за ним по лужам, и я вцепился в гриву и судорожно сжал коленями бока, и пока мы усмиряли моего кроткого мерина, отец с дружинниками и конюхами, затушив факелы, в мечи бросились на засаду, и без труда покончили с ними – куда грязным крестьянами, наспех вооруженным, против настоящих бойцов. Не удалось из засады всех перестрелять – подставляй горло победителю, сучи опорками в агонии, разбрызгивая кровь по земле. Из деревни никто не явился вступиться за соседей, как вымерли, отцовские конюхи поговаривали, что надо бы им дома пожечь – ясно же, кто врагов навел. Не знаю, уж что там было с деревенькой, кто-то туда поскакал из наших разбираться. Отец снял меня с уже затихшего, дрожащего всем телом мерина. Глаза у него блестели, как у пьяного, когда, полоснув по горлу главарю разбойников, он мазнул меня по щеке его кровью со словами: «Какого волка завалили, а?» И, смеясь, лизнул окровавленный клинок, как запрокинутую шейку девчонки: «Как жить-то сладко, благодаря богам… - сказал он восхищенно и мечтательно. – Победа в бою, смерть врага… Это лучше, чем красотку уломать, куда лучше.»

Александр тоже помнил, как казнили участников бунта, когда Филипп вернулся. Я не понимал, почему элимиотских князей Дерду и Махату царь оставил в живых, они ведь в роду старшие, за всех своих должны были отвечать, и отец тоже считал Филиппа непростительно легкомысленным и предрекал, что его доверчивость еще выльется в большие неприятности: «Царь нарочно, что ли, себе смертных врагов растит? Дерда, Махата, сыновья Аэропа, Аминта… Ну и что, что племянник? Он вырастет и научится убивать не хуже линкестийцев». Александр взволнованно объяснял: «Ведь Дерда и Махата - друзья отца, они ничего не знали о заговоре, с отцом вместе в походе были, сражались за него. Дерда первым копье в своих родичей бросил, сам просил о такой чести»… Я смотрел то на Александра, то на картину Зевксиса у него за спиной - уродливо-искаженный лик Медузы с высунутым языком, отвращающий зло. Что ж, может быть, те, кому веришь, и не обманут, может, дружба стоит дороже кровной вражды... Филипп был хорошим царем, многие служили ему не за страх, а за совесть.



Предыдущие главки по тэгу "Новая книжка"

@темы: Александр, Новая книжка