Я не червонец, чтоб быть любезен всем
2 апреля. Колония Гначбау
"Ночь прошла спокойно. Тяжело было пробуждение: ныли ноги, плечи, руки… Ночь была холодная; уснув, не чувствовали, как сжимал и парализовал тело холод, но, проснувшись, это ощутили в полной степени. Первое желание согреться, Разложили костры. Пили кто чай, кто просто кипяток. Захотелось есть. Увы! Поиски были тщетны: в колонии немцы давно уже все распродали ранее вошедшим в нее.
Пробуждалось и сознание. Смерть Вождя! Армия окружена беспощадным врагом! Еще вчера это не было так очевидно, как сегодня. Все об этом думали, но не говорили. Когда-то потом некоторые сознались, что у них настроение в этот день было более чем подавленное.
Но душевная депрессия находила свое отражение в таких, казалось, бессмысленных поступках: кто-то ищет острый нож…
- Ты что? Зарезаться хочешь? - спрашивают, смеясь.
Уверил, что нет. Оказывается, нож ему понадобился для того, чтобы срезать погоны. Его никто не остановил от этого поступка, даже командир взвода. Над малодушными добродушно посмеивались другие, говоря им, что ни шинель без погон, ни красные документы не спасут. Положение все равно - безвыходное.
Но что касается положения вообще в армии, говорили о тревожных вещах. Будто бы существует заговор в кавалерийских частях против генерала Деникина и Романовского, которых хотят арестовать и выдать красным и тем, видимо, спасти свои жизни. Это подтверждалось тем, что 4-я рота Офицерского полка стала у штаба армии и выставила часовых. Подтверждение об открыто пораженческих настроениях нашли и в случайных разговорах с незнакомыми чинами.
В 4-ю роту забежал генерал Марков. Все вскочили.
- Садитесь! Ложитесь! Я хочу минутку отдохнуть у вас… - И заговорил, как всегда, бодрым и живым языком, отвечая на вопросы, которые, естественно были у всех на уме. По его словам, дела не так уж скверны; придется, конечно, сразиться. На Офицерский полк он надеется. Затем стал шутить. Кто-то умудрился задать вопрос о дезертирстве из армии.
- Черт с ними! - на это коротко ответил генерал Марков и ушел в штаб. Настроение в роте сильно поднялось. (Павлов)
Настроение подавленное. На совещании у Деникина Марков сказал: «Необходимо поднять веру действием». (Шаблиевка)
Кольцо сжималось, шрапнель стала рваться посреди поселка. На подъезде штаба Маркова лежало два трупа. В обозе царил ужас. Решено выступать в сумерки. Надежды на спасение почти не было. Ковалевский вспоминал: «Оставшись со мной в комнате, Сергей Леонидович сказал: «Ну что ж, вместе боролись, вместе и умирать будем. Здравый смысл и трезвый расчет говорят, что пробиться нельзя. Но тут, - он указал рукой на грудь, - что-то верит, что мы пройдем. И мы пройдем!» - прибавил он вдруг энергичным и бодрым голосом и глаза его заблестели верой.» (Камилин) (Это, похоже, обработка профессионального журналиста. У Маркова другой был жаргончик.)
Проходя по улице, я увидел, как в одном из дворов садился на лошадь генерал Марков, страшенный ругатель, но за свое бесстрашие и заботу о подчиненных любимый всей армией. К нему подошел какой-то доктор: «Ваше превосходительство, правду ли говорят, что мы окружены?»
- Совершенно верно, мы окружены, - спокойно ответил Марков. Опустившись в седло, он посмотрел на доктора: выраженье лица последнего было не из веселых.
- Знаете, доктор, говно тот начальник и говно те войска, которые не прорвут окружения. До свиданья. (М. Гетманов)
Уже утром красные начали наступать на Гначбау. Несколько их орудий открыли огонь по улице колонии по немногим ее домам. Тут действительно ни одна граната не пропадала даром. Повсюду рубили колеса ненужных повозок и пустых зарядных ящиков. Было известно, что ночью будет прорыв из красного окружения, от коего зависим судьба остатков армии. Можно было слышать разговоры: «Не пора ли распыляться»…
Борис Суворин (журналист) вышел под обстрел, уже не обращая на него внимание, потому что к этому времени уже психическая восприимчивость кончилась, и стал запрягать лошадь. Под телегой прятался от обстрела прятался хозяин дома, маленький немец-колонист. Он тихим голосом спросил у Суворина:
- Ти привик?
- Привык, - мрачно отвечал Суворин.
- Бедний...
Генерал Марков в эти жуткие минуты был, как и всегда, невозмутимо спокоен. Было особенно тяжело, когда он приказал подтянуть бывшую юнкерскую батарею к Штабу армии. Он верил мальчикам - бывшим юнкерам, свято помнившим его слова: «Нам самим ничего не надо! Да здравствует Россия!»
В эти черные безнадежные ночи отступления от Екатеринодара, мы не знали ни отдыха, ни сна. Четыре дня и четыре ночи мы шли безостановочно. Люди спали на ходу. (Ларионов)
Красная пехота открыла стрельбу. Роты молчали. У бойцов было всего лишь по 3-5 обойм патронов. Около полудня открыли огонь два красных орудия. В обозе возникла паника. Но в штабе - спокойно.
- Начала конца, - решили одни. Другие ограничились обычным: «Началось»…
У красных готовилась атака. Офицеры приготовились подпустить противника как можно ближе и перейти в контратаку. Так и произошло, красные бежали. Было слышно, как у красных митингуют: «Они от нас все равно не уйдут. Наступать ночью не нужно».
Определен порядок следования армии. Что бой неизбежен - это бесспорно; что он должен быть успешно завершен - это жизненная необходимость. Не поэтому ли в авангард назначен генерал Марков с Офицерским полком? Задачу, данную бригаде, Марков объявил начальникам ее частей перед вечером, но только не для оповещения подчиненных: армия выступает с наступлением ночи; 1-я бригада в голове. Ей придется выдержать серьезный бой и довести его до быстрой победы.
- Необходимо поднять дух и веру в частях личным примером, твердыми распоряжениями и не допускающими никаких колебаний действиями. Необходимо проявление полной энергии и исключительной инициативы, - говорил он. К этому он добавил строжайшее запрещение курить и поднимать малейший шум; и заключительное: «Приготовиться к выступлению, а пока все части на своих местах. О том, куда мы пойдем, объявлю я сам.»
Роты подошли к дороге, на которой стоял обоз. Там был генерал Марков. Он пропускал части своей бригады, говоря:
- Идем на станицу Медведовскую.
Начальники объявили задачу. Марков с группой верховых и конвоем почти в 100 шашек проскакал вперед. От штаба отделился конный разъезд и исчез в темноте, двинувшись рысью вперед. Колонна бригады тронулась в следующем порядке: впереди генерал Марков и с ним генерал Боровский, полковник Туненберг, полковник Тимановский, полковник Банин, полковник Миончинский и др.; за ними офицеры связи, конвой и конная команда подрывников: далее - 1-я батарея, Офицерский полк, Кубанский полк, артиллерийская рота. За бригадой - генерал Деникин со штабом, генерал Алексеев, арьергард - 2-я бригада.
Бойцы спали на ходу, даже храпели во сне, и только взаимные сталкивания пробуждали их. Некоторые, засыпая, падали, но мгновенно вскакивали, шли бессознательно. Но в моменты проснувшегося сознания они вспоминали: их ведет генерал Марков!
Марков ехал, тихо беседуя с офицерами. Он не мог предугадать, как развернется неизбежное столкновение с врагом, хотя и предусматривал все, что было возможно для его прозорливого ума. Обо всех деталях он уже переговорил с подчиненными начальниками и говорит о новых. (Павлов, наверно)
Генерал Марков пронесся по обозам, как ураган, но приводящий все в норму. Последовало уплотнение на подводах как раненых, так и беженцев. Весь ненужный и обременительный груз сброшен. Никакие мольбы беженцев не помогали. В результате всей чистки количество подвод армии уменьшилось более чем на двести. (Павлов)
Марков, шедший с Офицерским полком во главе обоза, внимательно прислушивается. Огонь прекратился. Темно, тихо, ни звука. Но вот далеко впереди как будто кто-то крикнул; послышалась учащенная стрельба, и отдаленное ура доносится до Маркова. «Рысью, марш!» - командует генерал. «Ура!» было условным знаком. Обоз стремительно несется по дороге. Вырвались! (Л. Половцов)
"Ночь прошла спокойно. Тяжело было пробуждение: ныли ноги, плечи, руки… Ночь была холодная; уснув, не чувствовали, как сжимал и парализовал тело холод, но, проснувшись, это ощутили в полной степени. Первое желание согреться, Разложили костры. Пили кто чай, кто просто кипяток. Захотелось есть. Увы! Поиски были тщетны: в колонии немцы давно уже все распродали ранее вошедшим в нее.
Пробуждалось и сознание. Смерть Вождя! Армия окружена беспощадным врагом! Еще вчера это не было так очевидно, как сегодня. Все об этом думали, но не говорили. Когда-то потом некоторые сознались, что у них настроение в этот день было более чем подавленное.
Но душевная депрессия находила свое отражение в таких, казалось, бессмысленных поступках: кто-то ищет острый нож…
- Ты что? Зарезаться хочешь? - спрашивают, смеясь.
Уверил, что нет. Оказывается, нож ему понадобился для того, чтобы срезать погоны. Его никто не остановил от этого поступка, даже командир взвода. Над малодушными добродушно посмеивались другие, говоря им, что ни шинель без погон, ни красные документы не спасут. Положение все равно - безвыходное.
Но что касается положения вообще в армии, говорили о тревожных вещах. Будто бы существует заговор в кавалерийских частях против генерала Деникина и Романовского, которых хотят арестовать и выдать красным и тем, видимо, спасти свои жизни. Это подтверждалось тем, что 4-я рота Офицерского полка стала у штаба армии и выставила часовых. Подтверждение об открыто пораженческих настроениях нашли и в случайных разговорах с незнакомыми чинами.
В 4-ю роту забежал генерал Марков. Все вскочили.
- Садитесь! Ложитесь! Я хочу минутку отдохнуть у вас… - И заговорил, как всегда, бодрым и живым языком, отвечая на вопросы, которые, естественно были у всех на уме. По его словам, дела не так уж скверны; придется, конечно, сразиться. На Офицерский полк он надеется. Затем стал шутить. Кто-то умудрился задать вопрос о дезертирстве из армии.
- Черт с ними! - на это коротко ответил генерал Марков и ушел в штаб. Настроение в роте сильно поднялось. (Павлов)
Настроение подавленное. На совещании у Деникина Марков сказал: «Необходимо поднять веру действием». (Шаблиевка)
Кольцо сжималось, шрапнель стала рваться посреди поселка. На подъезде штаба Маркова лежало два трупа. В обозе царил ужас. Решено выступать в сумерки. Надежды на спасение почти не было. Ковалевский вспоминал: «Оставшись со мной в комнате, Сергей Леонидович сказал: «Ну что ж, вместе боролись, вместе и умирать будем. Здравый смысл и трезвый расчет говорят, что пробиться нельзя. Но тут, - он указал рукой на грудь, - что-то верит, что мы пройдем. И мы пройдем!» - прибавил он вдруг энергичным и бодрым голосом и глаза его заблестели верой.» (Камилин) (Это, похоже, обработка профессионального журналиста. У Маркова другой был жаргончик.)
Проходя по улице, я увидел, как в одном из дворов садился на лошадь генерал Марков, страшенный ругатель, но за свое бесстрашие и заботу о подчиненных любимый всей армией. К нему подошел какой-то доктор: «Ваше превосходительство, правду ли говорят, что мы окружены?»
- Совершенно верно, мы окружены, - спокойно ответил Марков. Опустившись в седло, он посмотрел на доктора: выраженье лица последнего было не из веселых.
- Знаете, доктор, говно тот начальник и говно те войска, которые не прорвут окружения. До свиданья. (М. Гетманов)
Уже утром красные начали наступать на Гначбау. Несколько их орудий открыли огонь по улице колонии по немногим ее домам. Тут действительно ни одна граната не пропадала даром. Повсюду рубили колеса ненужных повозок и пустых зарядных ящиков. Было известно, что ночью будет прорыв из красного окружения, от коего зависим судьба остатков армии. Можно было слышать разговоры: «Не пора ли распыляться»…
Борис Суворин (журналист) вышел под обстрел, уже не обращая на него внимание, потому что к этому времени уже психическая восприимчивость кончилась, и стал запрягать лошадь. Под телегой прятался от обстрела прятался хозяин дома, маленький немец-колонист. Он тихим голосом спросил у Суворина:
- Ти привик?
- Привык, - мрачно отвечал Суворин.
- Бедний...
Генерал Марков в эти жуткие минуты был, как и всегда, невозмутимо спокоен. Было особенно тяжело, когда он приказал подтянуть бывшую юнкерскую батарею к Штабу армии. Он верил мальчикам - бывшим юнкерам, свято помнившим его слова: «Нам самим ничего не надо! Да здравствует Россия!»
В эти черные безнадежные ночи отступления от Екатеринодара, мы не знали ни отдыха, ни сна. Четыре дня и четыре ночи мы шли безостановочно. Люди спали на ходу. (Ларионов)
Красная пехота открыла стрельбу. Роты молчали. У бойцов было всего лишь по 3-5 обойм патронов. Около полудня открыли огонь два красных орудия. В обозе возникла паника. Но в штабе - спокойно.
- Начала конца, - решили одни. Другие ограничились обычным: «Началось»…
У красных готовилась атака. Офицеры приготовились подпустить противника как можно ближе и перейти в контратаку. Так и произошло, красные бежали. Было слышно, как у красных митингуют: «Они от нас все равно не уйдут. Наступать ночью не нужно».
Определен порядок следования армии. Что бой неизбежен - это бесспорно; что он должен быть успешно завершен - это жизненная необходимость. Не поэтому ли в авангард назначен генерал Марков с Офицерским полком? Задачу, данную бригаде, Марков объявил начальникам ее частей перед вечером, но только не для оповещения подчиненных: армия выступает с наступлением ночи; 1-я бригада в голове. Ей придется выдержать серьезный бой и довести его до быстрой победы.
- Необходимо поднять дух и веру в частях личным примером, твердыми распоряжениями и не допускающими никаких колебаний действиями. Необходимо проявление полной энергии и исключительной инициативы, - говорил он. К этому он добавил строжайшее запрещение курить и поднимать малейший шум; и заключительное: «Приготовиться к выступлению, а пока все части на своих местах. О том, куда мы пойдем, объявлю я сам.»
Роты подошли к дороге, на которой стоял обоз. Там был генерал Марков. Он пропускал части своей бригады, говоря:
- Идем на станицу Медведовскую.
Начальники объявили задачу. Марков с группой верховых и конвоем почти в 100 шашек проскакал вперед. От штаба отделился конный разъезд и исчез в темноте, двинувшись рысью вперед. Колонна бригады тронулась в следующем порядке: впереди генерал Марков и с ним генерал Боровский, полковник Туненберг, полковник Тимановский, полковник Банин, полковник Миончинский и др.; за ними офицеры связи, конвой и конная команда подрывников: далее - 1-я батарея, Офицерский полк, Кубанский полк, артиллерийская рота. За бригадой - генерал Деникин со штабом, генерал Алексеев, арьергард - 2-я бригада.
Бойцы спали на ходу, даже храпели во сне, и только взаимные сталкивания пробуждали их. Некоторые, засыпая, падали, но мгновенно вскакивали, шли бессознательно. Но в моменты проснувшегося сознания они вспоминали: их ведет генерал Марков!
Марков ехал, тихо беседуя с офицерами. Он не мог предугадать, как развернется неизбежное столкновение с врагом, хотя и предусматривал все, что было возможно для его прозорливого ума. Обо всех деталях он уже переговорил с подчиненными начальниками и говорит о новых. (Павлов, наверно)
Генерал Марков пронесся по обозам, как ураган, но приводящий все в норму. Последовало уплотнение на подводах как раненых, так и беженцев. Весь ненужный и обременительный груз сброшен. Никакие мольбы беженцев не помогали. В результате всей чистки количество подвод армии уменьшилось более чем на двести. (Павлов)
Марков, шедший с Офицерским полком во главе обоза, внимательно прислушивается. Огонь прекратился. Темно, тихо, ни звука. Но вот далеко впереди как будто кто-то крикнул; послышалась учащенная стрельба, и отдаленное ура доносится до Маркова. «Рысью, марш!» - командует генерал. «Ура!» было условным знаком. Обоз стремительно несется по дороге. Вырвались! (Л. Половцов)
Хожу сонный, вялый.
, кабак неизвестно где, никогда о таком не слышал, башка болит, подозреваю, что с горя ужрусь там на все деньги, как добираться ночью - черт знает, будут всякие уроды цепляться.
Ничего, на даче отвыкну.
, хоть они и в разводе, но живут вместе - может, недоволен будет? Мы с ним тоже не чужие, я ему в обезьянник сигареты носил, когда его менты свинтили. Не, думаю, не стоит. С другой стороны, на Новый год, когда меня другие соседи затащили выпить, армяночка там в подпитии голосила "Возьмемся за руки, друзья" и лезла на стол плясать. 
Это как-то слегка расхолаживает, хотя пирожки вкусные. И вообще - мир в доме дороже.
Потом переехал куда-то.
В общем, Андрюха для меня дорожку насыпал, но тут притащилась Гуга Андрюху лизнуть и смела все хвостом. Я рад, ну и он тоже рукой махнул.
(ну и еще какие-то из фэнтези, не знаю, как они себя зовут). Но главное - я в такой компании не хочу быть. Я с Офицерским генерала Маркова полком и царской илой Александра, а не с этими.
