Соскучился по Маркову. Буду о нем думать. Сейчас как раз по календарю они бы отступали от Екатеринодара.


Сережа здесь совершенно махновского вида, мало тянет на генерала. Вид довольный. Одна из моих любимых фотографий.

1 (14) апреля 1918 г. Отступление от Екатеринодара. Бой у станицы Андреевской

"Ровно в полночь армия пошла быстрым маршем куда-то в ночной темноте. Куда? - никто не знал. Впереди шел Офицерский полк. 1500 одних раненых тряслось на подводах. 64 человека тяжело раненных оставлено в станице «на милость победителя"… "Милость по обычаю большевиков, была жестока: за исключением нескольких, все были убиты.
До рассвета армия прошла до 25 верст, но без остановок шла дальше, не задерживаясь даже в хуторах, где люди могли хотя бы утолить жажду. Порядок нарушился, части перемешались. Многие отставали. Слышавшийся вправо бой, где конная бригада, жертвуя собой, сдерживала красных, не производил никакого впечатления на крайне утомленных добровольцев". (Павлов)

Все было похоже на полный кирдык. И военное положение, и настроение в армии. Екатеринодар не взят, цель движения пропала, куда деваться непонятно, полное окружение, красные преследуют, нападают, сеть железных дорог держат красные, гоняют бронепоезда, каждый переход через ж/д может стать гибелью для остатков армии. Корнилов убит. Дальнейшие цели не сформулированы. Деникин просто пытается вывести остатки армии из окружения.

Все активно говорят о распылении, казачки втихую разбегаются по домам, в штабах и обозе говорят о переговорах с красными, слухи о том, что та или другая часть решила сговориться с красными, выдав им командиров. В общем, полное разложение, идут вместе только потому, что все равно идти некуда.

В каких-то воспоминаниях (цитирую по памяти): мол, везде было уныние, растерянность и полный бардак. Лишь один генерал Марков сохранял спокойствие - как бешеный носился между повозками, размахивая плетью, набрасывался с руганью то на одного, то на другого... Да, меня бы это тоже успокоило

Цифры (как всегда красноречивы).
Марковский полк: Части, вошедшие в состав полка, почти полностью состоявшие из офицеров, вышли в 1-й кубанский поход в составе ок.1320 штыков, в т.ч. сам Сводно-офицерский полк - 800 (еще до похода потеряли ок. 600 человек), в сер. марта влили Юнкерский батальон. Под Екатеринодаром было 800 штыков, после штурма - 400 (это еще по-божески, потому что охраняли переправу и первые два дня дрались без них).
Корниловский полк: при выступлении в поход - 1200 человек, в нач. штурма Екатеринодара - 1000 штыков, пополнение - 650 кубанских казаков, после штурма осталось 67 человек (кровавые потери - 1538).
Партизанский (Алексеевский) полк - под Екатеринодаром 800, после штурма - 300.

Бедный Пауль в это время в раненый в обозе. Был "голливудский красавчик", пуля выбила глаз, раздробила глазницу, челюсть, еще и в ногу тяжело ранен, абсолютно беспомощен, хотели бросить в Елизаветинской, но когда увидели, что он собирается стреляться, запихнули на арт. повозку. Постоянно теряет сознание, иногда приходит в себя: "На краю станицы у разветвления дорог большой костер. Пламя поднимается на целую сажень. У костра стоит Марков и, как всегда, своей характерной речью направляет отдельные части. Эта фигура Маркова, залитая мигающим светом костра, так ярко выделяющимся на темном фоне, у меня в памяти"… (Пауль) - Мне нравится это видение Маркова в бреду умирающего. "Характерной речью" - это, конечно, мат. Бедный Пауль, умирает под марковскую матерщину - впрочем, его самого это успокаивает и вдохновляет.

"В армии исчезла та вера, которая давала ей силу совершать чудеса. Если она сейчас шла, то единственно потому что с ней шел генерал Марков. А куда он ее вел, никто не хотел спрашивать, заранее зная, что последует тот же ответ, что и в Ольгинской: «К черту!» (Хан Хаджиев, адъютант Корнилова, когда вернутся в Донскую область, из армии сбежит, ломая ноги, вместе с остальными текинцами)

Ген. Африкан Богаевский (командир Партизанского полка): "Сидя на валу, я пропускал мимо себя отступавшие части Маркова. Ко мне подсел и сам бригадный командир. Тяжело у нас было на душе: смерть Корнилова, неудача со штурмом Екатеринодара, новая неопределенность нашего положения… Обмениваясь мнениями по этому поводу, мы приходили к грустному заключению, что, вероятно, скоро придется думать о конце борьбы и может быть о распылении… Однако же вид проходивших мимо нас войск, их как будто бы даже довольное настроение - тем, что наконец удалось бросить окопы и хоть немного отдохнуть от ужаса ежеминутного ожидания смерти - заставили нас взять себя в руки и отбросить мысль о печальном конце. К счастью для человека, в самые тяжкие минуты жизни его внимание может быть отвлечено каким-нибудь пустяком житейской мелочи. Так было и с нами. Марков вдруг сравнил свой куцый полушубок с моей длинной шинелью и стал жаловаться, как ему холодно. Потом у нас зашла речь о том, кто из добровольцев стащил значительную часть хлебов, лежащих около нас кучкой и во время прохождения 1й бригады значительно уменьшившейся. Марков начал распекать зазевавшегося раздатчика, и все наши грустные мысли приняли уже другой характер - в буквальном смысле слова - заботы о хлебе насущном для наших полков. Вскоре Марков простился и уехал"…

Еще из историй о Маркове и Богаевском - переправа у Новодмитриевской, ледяная вода стоит высоко, по реке гонит лед, брод еле нашли, узенький, переправляются на крупах лошадей, Марков давно уже перешел по шею в воде ("Сыровато!"). Вдруг слышит - шум, плеск, кто-то рухнул в воду мимо брода. Сережа окликает ласково: "Какая там блядь пузыри пускает?" В ответ: "Это я, генерал Богаевский". Сережа: "Плывите сюда, Африкан Петрович, здесь мелко".


"Но вот впереди послышалась сильная стрельба. Конные разъезды донесли генералу Маркову, что большие силы красных наступают со стороны станицы Андреевской. В рукописи полковника Биркина так описан происшедший бой:
«Хорошо, что с нами был генерал Марков. Этот удивительный генерал не только ничего не боялся, но своей повадкой в бою влиял так на своих, что у них пропадал страх. Не долго думая и не считая врагов, он развернул роты и сам впереди бросился на цепи большевиков. Те до такой степени не ожидали нашей атаки, что бросились бежать не в станицу, а в сторону и налетели на черкесов. Черкесы врубились в банды большевиков, потерявших сразу строй. Бежали они, как лани, как заяц от орла; и, конечно, никто из них уже не вернулся к своим.
Я с удивлением смотрел и на героя Маркова и на добровольцев. При выходе из занятой станицы и после расправы с остатками перепугавшихся большевиков Марков так повеселел, что, улыбаясь, шел впереди, а мы за ним. Шли сдвоенными рядами, больше по привычке, чем по команде. Я шел между совершенно незнакомыми мне лицами, не то юнкерами, не то только что произведенными в офицеры. Молодежь громко смеялась, шутила. И вдруг Марков обернулся и, улыбаясь во весь рот, закричал: «Песню!». (Павлов) - Биркин, кстати, в армии не остался, да и в походе все старался куда-нибудь увильнуть, Марков его за шкирку хватал и направлял. Сережа после боя и расправы повеселел (он вообще-то не кровожадный был), но тут дело такое - хоть маленькая, но победа.