Сегодня меня Коля перепугал. Приехал утром, вытащил меня из койки. Тихий такой, ничего не говорит, что случилось. Говорит: "Просто все надоело, захотел побыть с тобой". Врет, конечно. Телефон не работает, ничего не хочет, закутался в плед, включил телевизор, а смотрит мимо. Я голову ему щупал - вроде холодная. Явно что-то случилось, но мне никогда ничего не скажет. И весь день был такой кроткий, покладистый, безропотный, за все благодарил. В общем, ужас. Даже думать об этом не могу. Что-то стряслось.
Сидел с ним рядом, целый день почти смотрели битву экстрасенсов. Идиотизм, конечно, но в конце концов я даже увлекся. Цыганочка там с офигенными способностями. Правда, под конец стала выдыхаться и хитрить, но от цыган как бы другого и не ждут.
Меня к цыганам с детства тянет, хотя пару раз они у меня кошельки чистили, правда, тоже как-то безобидно. Один раз было рублей пятьдесят, она их и брать не стала, только плюнула и мне назад отдала, а второй раз - двадцатку взяла, полтинник оставила. По-божески.
Я дико внушаемый, вообще-то. Одна знакомая как-то сходила к психотерапевту-гипнотизеру и под впечатлением сеанса стала рассказывать, как все было. В результате, через пять минут я уже впал в транс, как не фиг делать, хотя она ничего подобного и не хотела, просто рассказывала, как над ней гипнотизер шуровала, а я напрочь потерял способность двигаться, только руки ездили вверх-вниз по ее команде. Хорошо хоть назад вылез так же легко.
В университете за три дня практически выучил цыганский язык, при том, что способности к языкам - нулевые. Он очень бедный язык, одно склонение, одно спряжение - вроде того, а слова были на слуху из-за песен. Помню, как я поразился, когда стал понимать о чем поют. Например, "Ай да не будите" - там последний куплет с таким надрывом поют, что мне казалось речь о чем-то обалденно трагическом, а перевод такой: "Ай да вы зажгите все люстры, все огни, чтобы мальчик не запачкал сапоги". И я до сих пор всех цыган шокирую, что отвечаю им по-цыгански, они видно свой язык считают неким тайным и никому непонятным средством общения, и когда кто-то, оказывается, его знает - впадают в ступор. И начинают допытываться, кто я, откуда знаю. (Лачо дывэс, гожинько. Отачь мандер. Джя адатхыр. Мэ мэрава, хасиём. И все такое. Во, до сих пор много помню.)
Я в молодости такую шутливую повестушку написал об Азиатике, любимом рабе императора Вителлия, и вовсю куражился, вставляя туда всякие латинские афоризмы из словаря, а вместо вифинского, на котором говорил Азиатик, все писал на цыганском. Такая латинско-цыганская тарабарщина получилась смешная.
В Царском Селе с бабой Машей, которая на соседней скамейке дурила двух девок, я вообще скорешился. Я все хохотал, а она на меня все зыркала сурово, а когда с девками закончила, ко мне переползла. Угостил ее кексиком. Хорошая бабка, с юмором, с виду - натуральная баба-яга. От гадания я наотрез отказался, но она все равно денег требовала. Я ей: "Да с какой стати?" Она всерьез задумалась, а потом так сердито: "Все дают, и ты давай". Ну я и дал, убедила. Сказала, что я "счастливый, но карахтерный", из-за чего счастья может и не обломиться.
С одним табором меня в ментовку вместе забрали, я с ними поздно вечером на перроне трепался. Но отпустили, потому что при обыске нашли в моей сумке том писем Цицерона - в общем, он мне вроде как алиби дал, что я в поездах не попрошайничаю. Да и цыгане от меня открещивались.
А эта девчонка в битве экстрасенсов - такая зверушка! Очень артистичная. Глазки распахнет - и все. Цыганкам никогда красоты не надо было, чтоб от них мужики дурели. На меня звериное в людях очень действует, волнует и притягивает. А в самом нет, кажись, ни фига (ну разве что ласковый).
И иранец мне тоже понравился. Все-таки мне восток очень близок. Уже сразу он меня умилил своим белым атласным костюмом, расчесанными кудрями, перстнями - на работу, как на праздник. И в этом белом атласе - плюх в нашу грязюку медитировать. Потом в черном ходил, но все равно - в лаковых башмаках. И тоже как зверь - что-то теплое от него, как от коровы.
Я помню, меня эта теплота востока просто потрясла в Турции. В первый же день наш автобус в Стамбуле в узкой улице слегка застрял, просто не вписывался между лавок, и тут же выскочил какой-то мужик из магазинчика и стал добровольно помогать ему проехать. И когда все получилось, наш шофер послал ему воздушный поцелуй - звучит смешно, но выглядело так искренне, тепло, выразительно. Я с шофером этим Нури сдружился просто мгновенно (я вообще к шоферам особую симпатию испытываю - наверно, манера общения одна, легко, быстро, о чем угодно, и без продолжения). Нури - просто замечательный, потом у меня такая же внезапная дружба была в Италии с Америго (но это потом как-нибудь напишу).Такой хрупкий, томный молодой человек, очень утонченный и печальный с виду, английский знал, как я, слов двадцать, и с их помощью так шутил, что все просто в покат лежали. Как я с ним сдружился, тут же набежали любопытные русские женщины, которые потом от него не отлипали.
Поначалу опасались, видно, дикого турка, а потом нарадоваться не могли. И правда, поражает какая-то деликатность, учтивость, благородство и офигенный юмор. Вообще, они очень общительные, но при этом такая патриархальность - рукопожатия, улыбки замечательные. В Каппадокии я тоже полночи просидел у каких-то двух турок в магазине. Я бродил вокруг этих каппадокийских чудных известняковых скал, и возвращался в гостиницу заполночь - а они меня позвали в свой магазин, я говорил, что покупать ничего не буду, но они говорят - фигня, просто расскажи своим, что у нас здесь распродажа нипочем, поили меня чаем, трепались полночи обо всем на свете, я весь их магазин перемерил и правда, привел им девок на следующий день, и все закупились вдвое-втрое дешевле, чем в других местах. (Кто-то из них по-русски говорил, у них вообще много кто русский знает, в России работать престижно, и жениться на русских тоже - они своих женщин, такое впечатление, немного презирают и сильно тянутся к европейкам. Нури: "I like blue eyes (мечтательно). Russian - beautiful. American - all fat, japan - little". Я за японок решил заступиться: Little, but beautiful". Он с непередаваемым выражением, отмахиваясь: "Э-э, little beautiful".)
А Каппадокия - чудо. Задрых я часа в четыре, а где-то в пять проснулся от диких воплей. Оказывается, местность славится голосистыми петухами, которые вопят дурняком, как будто их миллионы вокруг гостиницы. Но мало этого. Там еще приблизительно такое же количество муэдзинов, которые наперебой с петухами в то же время вопить начинают, кто громче и пронзительней. В общем, пробуждение было офигенное. Лучше этого было только, когда я часы с радио на полдень поставил, ночью снились белогвардейские сны, а в полдень вскочил по стойке смирно, потому что из часов грянуло "Боже, царя храни". Я одну счастливую минутку вообще не понимал, на каком я свете.
Столько понаписал, чтобы ни хрена не думать, что там с Колей стряслось, а то с ума сойду.