Буду записывать, какие книжки читал, а то у меня создается впечатление, что я и не читаю ничего, также как фильмы не смотрю. Все записывают, и я буду. С комментариями.
1. СТОЛПЫ ЗЕМЛИ Фоллета
Начало было хорошее, как собираются люди на казнь, занимают места засветло, злые мальчишки 12 века, злая подружка казненного, монахи и рыцари, строительство собора. Но потом , на мой взгляд, как-то стало постепенно переползать в область кино, даже что-то от Робин Гуда вдруг объявилось и вогнало меня в тоску (прекрасная разбойница, блин!) и вместе с тем нудно, в общем, бросил пока.
2. ВОЛХВ Фаулза и 3. ЗА СТЕНАМИ СОБАЧЬЕГО МУЗЕЯ Джонатана Кэрролла
Эти книжки западных интеллектуалов о них же самих. Конструкции, конструкции. Эту литературу губит мысль, что литература должна быть чем-то большим, чем литература – по меньшей мере, интеллектуальной игрой, роман- кроссворд, роман-загадка. На самом деле это все интеллектуальная мутотень, мутирующая в сторону детектива и мистики для повышения уровня продаж, но мутирующая не до конца, - потому что автору западло, ему хочется быть властителем умов нах, и он высокомерно не желает отказываться от своего права быть скучным и нудным, Господи помилуй!
ругаюсьА началось все, вроде, с Умберто Эко. Или нет, даже с Борхеса, пожалуй. Слишком он библиотекарь, слишком просчитывает, что и как писать, играет книжками, цитатами, пересказами, насквозь книжный, жизни нет почти. И эмоций человеческих тоже (только авторские эмоции – но это дело другое и сочувствия не вызывает). А теперь ученики выросли и таких книжек полно. Коэльо, код да Винчи – это уж совсем в отстой, ф топку, а вот Фаулз, Кэрролл, Эко – оно вроде еще цепляется за планку настоящей литературы. «Дитя в небе», «За стенами собачьего музея» Кэрролла - на фиг я это читал когда-то? Вообще ничего не осталось от этих книжек, ни слова, ни образа, ни эмоции.
И непременно какой-нибудь оккультизм внутри, причем, как у Кастанеды, он прячется вроде бы за скептично-враждебным отношением автора к нему – но на самом деле оккультизм рулит. (Также, как сатанизм рулит в «Ребенке Розмари», хотя там вроде все сатанисты такие неприятные.) И такое авторское высокомерие посвященного в сочетании с умением и желанием впаривать свой товар, как у опытного торговца подержанными автомобилями. За «Волхвом» мне чего-то чудится слово «Маркетинг», как и за Гарепотером.
Для меня оккультизм – тошнотная скука и мерзость вообще. Даже если не брать мои православные принципы – все равно, вкусовая несовместимость. Во всем этом оккультном есть какая-то великая пошлость в основе – гламурное кисо открывает страничку с гороскопом, нечесаная мадам рекламирует талисманы от запоев, от кишок и от головы, эти, нах, пентаграммы, мадамы Лилианы с начесами и накладными ногтями, колышущиеся телеса в черном балахоне, южный говорок, эти письма махатм – ненавижу, блин, музей Востока и ту даму, которая там всем управляет, такую совушку в сари, которая нас, убогих, истине буддизма учит вслед за Еленой Рерих. «Уявляют» нам истину, на фиг. Самому странно – ну почему одинаковая пошлятина во всем, связанным с оккультизмом, от сатанистов до масонов? Вроде ж все такие разные. (В индейцах, которые пейот жуют – нет, а в Кастанеде уже до фига.) Впечатление «Пепси-колы», которую впаривают вместо религии и философии. Пищевая добавка – «и будет вам щасте».
Но я не все ругаю:
4. ВЯЛЕНЫЙ ПИДОР Шлёнского
Замечательная книжка. Во Флибусте её все боялись читать из-за названия (а я как раз из-за названия и полез), но я написал, что это не о том, не смотрите, и все прочли и тоже сказали, что замечательно, только грустно. Надо Шлёнского всего дальше читать. Правда, чудесная книга
5. НЕКРОФИЛ Габриэль Виткопп
Хорошо, лучшая, наверно, книжка у нее. Лучше «Торговки детьми» - там слишком холодно и отстраненно.
6. ЭТИ СТРАННЫЕ ШВЕДЫ (внезапно)
Так, просмотрел вскользь.
«Общей чертой для всех шведов является сумрачное состояние души. Это чувство, которое можно назвать глубокой черной меланхолией, является порождением долгих морозных зим, высоких налогов и ощущения пребывания где-то на самой обочине цивилизации. Шведы склонны к углубленным размышлениям о смысле жизни, которыми они занимаются серьезно и подолгу, не приходя ни к каким сколько-нибудь удовлетворительным результатам.» Временами я швед, но только временами. Издержки цивилизации и социализма с человеческим лицом. А вот на войне насморка ни у кого не бывает.
7. АБСЕНТ Фила Бейкера. Об этом я уже писал - очень интересное чтиво. Написано не без блеска (в основном, за счет вкусных цитат из всяких там эстетов, денди, циников, проклятых поэтов и прочих декадентов). Обожаю такие свалки из разнообразного материала.
8. ПОЭТИКА ПРОСТРАНСТВА и ПСИХОАНАЛИЗ ОГНЯ Гастона Башляра. Милые книжки, симпатичный дяденька, такой деревенский философ. Я в философии тупой, но люблю читать тех философов, которые пишут хорошо с литературной точки зрения. Этот хорошо пишет, может, потому что сами темы очень уж поэтичны и цепляют.
Я очень люблю думать на темы: пространство собственной души, пейзаж своей судьбы, ландшафт своего романа. И здесь, по сути, о том же.
9. КАК ВСЕ ЦЕННОЕ - ВЕРА ОПАСНА Аверинцева (одно из его последних интевью). Один из умнейших людей нашего времени, чего тут говорить.
"Как все ценное, например, любовь, культура, творчество, — вера опасна; поскольку она ценнее всего остального, она опаснее всего остального. С высоты опаснее падать, чем выше, тем опаснее."
Еще разные умные вещи из АверинцеваДа, христианство «просто» в том смысле, что оно любому простецу в любое время умело сказать то, что могло до конца дней наполнить, обогатить и облагородить жизнь этого простеца; но оно не проще, а гораздо сложнее и многостороннее, чем какая бы то ни было искусственная конструкция интеллектуалов на религиозную тему.
Каждый получает от него свое: Преподобный Антоний Великий слышит в храме за литургией чтение про то, что для достижения совершенства надо продать все добро и вырученные деньги раздать нищим, — и тут же выполняет услышанное, а после уходит в пустыню; а сложному и острому, чуткому к противоречиям уму Блаженного Августина, как и его же литературному гению, опыт веры задает задачи, которых хватит на всю жизнь.
Великий Паскаль, перейдя от своих физико-математических занятий к теологическим, не «опростился», а поднялся на следующий порядок сложности (и смелости) мысли.
С христианской простотой дело обстоит так же непросто, как с христианским смирением.
А ведь людям, которые вправду пробуют верить, что они уже сейчас дети Божии, а потом будет то, чего заранее и вообразить нельзя, просто необходимо жестко «смирять себя», чтобы не свихнуться.
Христианство открывает такую перспективу, какой не открывает ни одна религия; но эта перспектива уравновешивается предупреждениями о возможности иллюзий («прелести»), требованиями духовной трезвенности и смирения.
Не надо думать, будто господа атеисты первыми открыли, что религиозная жизнь, практикуемая не по разуму, может вызвать страшное помрачение рассудка и нравственного сознания.
Не вольнодумцы додумались до мысли, что утративший духовные ориентиры верующий может быть куда опаснее любого неверующего.
Никто не знал этого лучше и не описал точнее, чем класасики православной аскетической традиции.
То, что называется смирением, — единственное средство избежать сумасшествия.
Я не очень склонен думать о приходе людей к вере или отходе от нее в категориях статистических, припахивающих понятиями моды и «рейтинга».
Существенное, будь-то благо, будь-то беда, здесь происходит по большей части беззвучно.
Насколько я понимаю, вдохновляемые православной верой труды милосердия в нашей стране только начинаются; это не тема ни для mass-media, ни для интеллектуальных разговоров, просто кто-то возле нас жертвует без остатка свои силы, только и всего.
Во всяком случае, вера живет в самой глубине сердца, оттуда излучаясь на все остальное, — или ей жить негде.
Когда само собой разумеющиеся вещи кончаются, нельзя восстановить их прежнего статуса.
Слава Богу, к вере все это не относится, потому что вера живет по законам чуда и находит путь из гроба.
Но к определенному стилю социального поведения это относится.
Желающие могут, конечно, играть в игры вроде Дворянского собрания или казачества.
Но Церковь Христова — не предмет и не место для игр.10. ГЕРОИКА, стихи Льва Вершинина. Баллады люблю и темы близкие. Вот это вообще круто зацепило:
На деревне парень угнал коня. А погнались - спалил да в пыль завалил. А догнали - дернул кол из плетня да тем самым колом мужика убил. Вот и выпало парню в подвале лечь на худую солому, колодный мох, указали парню голову сечь, не пущать попа, чтоб по-песьи сдох.
дальшеПарень выл в окно, парень цепи грыз, (чуть закрыть глаза - увидать топор), парень бился в пол да орал на крыс, так, что крысы боялись глядеть из нор. И молился парень, сырой от слез, без икон-крестов - да к чему ж они:
"Отче-боже наш, Иисус Христос, защити, спаси и ослобони! Я - убивец-тать, душегуб-злодей, во грехах хожу, как петух в пере, да тебе-то што? Ты ж за всех людей принимал искус на Голгоф-горе! Упаси меня от палачьих рук, отомкни подвал да в меня поверь я уйду в пустынь, натяну клобук, сотворю добро, как никто досель!"
И упал на мох, от молитвы пьян... Утром дьяк вошел: "Подымайся, тать! Там, в соседнем подвале лежит смутьян, а палач запил - и не может встать. Тот лихой смутьян - государю враг. Ты в сравненьи с ним - скоморошный смех. А палач запил... В общем, паря, так: порешишь того - и отмоешь грех!"
Дьяк наверх ушел: мол, решай, не то... Забежал стрелец, загасил свечу. И взмолился тать: "Отче наш, за что? Я ж не то просил, не того хочу! Я во тьме бродил без высоких дум, продавал я душу за звон монет, и а подвале лишь я взялся за ум и отныне, боже, приемлю свет! Не хочу ходить до ушей в крови, как заморский гость в дорогих шелках, а выходит что? Говорят - живи! А какая жизнь с топором в руках? Ну пускай смутьян, государю враг. Я ж не тот сегодня, что был вчера..."
Проскрипела дверь. На пороге - дьяк. "Выходи, злодей. Начинать пора!"
...В кабаке гульба. В кабаке народ. В кабаке - разлив зелена вина. Парень мясо жрет да сивуху пьет, и мошна туга, и рубаха красна. Были чарки полны - а теперь сухи. Пробудилась душа - да, выходит, зря. Запивает парень свои грехи. Пропивает, убивец, грехи царя. 11. Прочел вчера «ВСПОМИНАЯ МОИХ ГРУСТНЫХ ШЛЮХ» Маркеса.
С детства люблю его, он такой добрый. И это хорошая книжка, милая.
о личномИ по склонности к обезьянничанию – попробовал свой донжуанский список как-то подсчитать. Сразу выяснилось, что это невозможно. Я не записывал, в отличие от главного героя, и не ставил себе целью запоминать, а наоборот, каждый раз, когда это все было зря и случайно, я старался побыстрее выбросить все из головы. В общем, всего человек пять – где явно судьба или что-то вроде того, Амур с базукой наперевес, и фиг чего сделаешь, а все остальное – необязательно, случайно, и лучше бы ничего не было. Жалею, да. А может и о тех пятерых «роковых» тоже. Жили же Гоголь или там Леонардо без всяких романов, и ничего, люди делом занимались, а не фигней.