Выложил седьмую главу про Генриха. Думал - последняя, а вот хрена! Еще одна! Надоел мне до смерти, одни абзацы расставлять - сдохнуть можно от трудов. Эта глава вообще блевотная, ни о чем. Она должна была быть первой главой второй части, но поскольку я это все прикрыл, то стала седьмой по порядку. И она, сука, у меня от третьего лица. Вся вторая часть должна была бы быть от третьего лица, и я на хрен нарочно переписывал главки от первого в третье. А от третьего я писать вообще не умею. Ненавижу третье лицо, чтоб оно провалилось.
И я там диагностировал слэш! Интонации эти уродские, которые я ненавижу. А писал тогда, когда вообще не знал, что слэш существует, а то бы, конечно, не допустил.
Насчет нынешней книжки
Все «Детство» монотонно, потому что там только пересказ, все со стороны, отстраненно. Взрослый Гефестион на себя маленького смотрит как на странное, чужое существо. Соответственно, нет прямого действия (вошел, сел, сказал, подумал), только приблизительное описание того, что вроде бы было когда-то.
Всякая фигня про то, как книжку мне писать трудно, горемычному Может и зря я композицией пренебрегаю? В этой части книжки точно в композиции изъян. Я сейчас его как-то хаотично исправляю, всякими отступлениями, если чувствую, что монотонно – вставляю прямую речь, если чувствую, что рассуждений слишком много – вставляю анекдотец, если сплошь описания – философию какую-нибудь впихиваю. Где-то так процесс идет, если грубо. Результат мне не понятен, глаз замыливается, оценить не могу пока (через год только смогу, когда текст подзабуду).
А вот если бы я сознательно встраивал некую композиционную структуру – имело бы это смысл? Мне кажется, ни хрена. Литература, где умышленно все строится вокруг игр с композицией, к числу моих любимых не относится. Еще рассказики – Кортасара, Борхеса, это я еще нормально терплю, а когда это расползается на романище. Блин, на хрен мне этими сложными механизмами и шестеренками восхищаться, я ж не механик. Нет, это не относится к числу любимых произведений. И Пастернаку в «Живаге» эта слишком выверенная композиция с пересечениями, совпадениями, симметриями по-моему дико мешает. Нет, я за свободный поток сознания.
Одна из причин кризиса, когда я сто лет писать не мог, было то, что мне казалось, что я умею в этом деле всё. Была такая легкость в обращении со словом, интонацией, ритмами, стилями, чем угодно, что появилось чувство бессмыслицы – да, я могу написать, что угодно, о чем угодно (это еще из-за журналистики долбанной), из любой нудятины сделать конфетку, – и если так, то на хрен вообще что-то писать?
Правда, я и тогда опасность почуял, и резко развернулся, стал писать такое, что никто точно ни печатать, ни читать не будет. «Формалистические искания» – Сталина на меня не было. Бессюжетность, не прояснять героя, статика, неразделяемая смесь голосов, или наоборот попытка воссоздать фотографично реальность, только не свою – кстати, трудно дико. На этом палятся все, кто пытается фальшивые дневники дневники писать или письма. Я, например, в античных источниках четко вижу, где реальные байки из жизни, а где кто-то лет через триста для красоты досочиняет или в риторике упражняется на темы Александра.
А после кризиса когда писать начал – блин, как же трудно было! Как будто русский язык забыл. Сейчас ничего, но до прежней легкости далеко (и слава Богу).
Сейчас-то благодать! Но это для меня основное дело в жизни, и я не могу радоваться, что где-то раз в месяц меня пробивает вдохновение и что-то там пишется легко. Мне нужно каждый день писать, о Сашке думать, а не о том, что спина болит или голова трещит или дружок изменяет. А не выходит. Летом выходит – месяца два, потом перегораю, потом еще месяца два. Зимой всегда меньше, слишком отвлекающих вещей много вокруг.