[bushunchak]

Ждал Женевьев (никак не уедет), замерз весь, не ожидал, что так холодно, расслабился - леденел и смотрел на ледяные розы под холодным солнцем. Голова почти не работает, застываю столбом и смотрю, как загипнотизированный, на что-нибудь, все равно что.

Женевьев поснимала меня немножко в парке. Синий крупнозернистый пористый снег, весь в пробоинах от капель с веток. Я все какие-то антраша делал по ее указаниям, и в результате, конечно, на бок упал, рука по этому жесткому снегу, как по наждаку проехалась, жестко, зато в чувство приводит. Ремизов говорил: кровь в чувство приводит, сразу понятно, где сон, где явь.

Неприятно смотреть на себя на фотографиях. У меня везде испуганный взгляд, фобия объектива, профнепригодность, а никто не замечает, только я вижу - это все расстрельные фотографии, я в объектив, как на направленный ствол смотрю. "Балтийское море дымилось И словно рвалось на закат, Балтийское солнце садилось За синий и дальний Кронштадт. И так широко освещало Тревожное море в дыму, Как будто еще обещало Какое-то счастье ему." (Г. Иванов, думаю, что о Каннегиссере, а может о Гумилеве или Германе.)

Я все думал, что если бы был совершенно свободным от любых обязательств, то непременно стал бы жить совсем по-другому. Ну вот собачка меня освободила, больше меня никто не держит, а ничего не хочется.

Только надумал, что надо к маме съездить, пока я новых зверей не завел. Вспоминал сегодня, как я дико мерз в Версале. Там все статуи были в мешках, как будто их вешать сейчас будут. Пошел к Трианону, не дошел, оттуда дул такой лютый ветер, что я назад ко дворцу побежал. После Екатерининского в Версале кажется так бедненько, но Зеркальная галерея прекрасна, вся облупленная, но как хороша.