Отлично, на Флибусте появился сборник стихов и прозы Ивана Савина, любимого поэта белогвардейцев. Бунин его тоже очень ценил. Он простенький, но душераздирающий.
В 1920 году он лишился почти всей семьи. При обороне Крыма погибли два его брата, Борис и Николай (пятнадцать и четырнадцать лет). Оба они сложили головы в боях с разницей в несколько месяцев. Старшие братья Ивана Савина, Михаил и Павел, были расстреляны в Симферополе в ноябре 1920-го года. Умерли две его сестры, Нина и Надежда. Сам он попал в плен, чудом выжил.
Вот несколько его стихов, выбрал те, которые о судьбе его родных:
Братьям моим. Михаилу и Павлу
Ты кровь их соберешь по капле, мама,
И, зарыдав у Богоматери в ногах,
Расскажешь, как зияла эта яма,
Сынами вырытая в проклятых песках,
Как пулемет на камне ждал угрюмо,
И тот в бушлате, звонко крикнул: «Что, начнем?»
Как голый мальчик, чтоб уже не думать,
Над ямой стал и горло проколол гвоздем.
Как вырвал пьяный конвоир лопату
Из рук сестры в косынке и сказал: «Ложись»,
Как сын твой старший гладил руки брату,
Как стыла под ногами глинистая слизь.
И плыл рассвет ноябрьский над туманом,
И тополь чуть желтел в невидимом луче,
И старый прапорщик, во френче рваном,
С чернильной звездочкой на сломанном плече,
Вдруг начал петь — и эти бредовые
Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твое…
читать дальше
Сестрам моим, Нине и Надежде
Одна догорела в Каире.
Другая на русских полях.
Как много пылающих плах
В бездомном воздвигнуто мире!
Ни спеть, ни сказать о кострах,
О муке на огненном пире.
Слова на запекшейся лире
В немой рассыпаются прах.
Но знаю, но верю, что острый
Терновый венец в темноте
Ведет к осиянной черте
Распятых на русском кресте,
Что ангелы встретят вас, сестры,
Во родине и во Христе.
Брату Борису
Не бойся, милый. Это я.
Я ничего тебе не сделаю.
Я только обовью тебя,
Как саваном, печалью белою.
Я только выну злую сталь
Из ран запекшихся. Не странно ли:
Еще свежа клинка эмаль.
А ведь с тех пор три года канули.
Поет ковыль. Струится тишь.
Какой ты бледный стал и маленький!
Все о семье своей грустишь
И рвешься к ней из вечной спаленки?
Не надо. В ночь ушла семья.
Ты в дом войдешь, никем не встреченный.
Не бойся, милый, это я
Целую лоб твой искалеченный.
Брату Николаю
Мальчик кудрявый смеется лукаво.
Смуглому мальчику весело.
Что наконец-то на грудь ему слава
Беленький крестик повесила.
Бой отгремел. На груди донесенье
Штабу дивизии. Гордыми лирами
Строки звенят: бронепоезд в сражении
Синими взят кирасирами.
Липы да клевер. Упала с кургана
Капля горячего олова.
Мальчик вздохнул, покачнулся и странно
Тронул ладонями голову.
Словно искал эту пулю шальную.
Вздрогнул весь. Стремя зазвякало.
В клевер упал. И на грудь неживую
Липа росою заплакала…
Схоронили ль тебя — разве знаю?
Разве знаю, где память твоя?
Где годов твоих краткую стаю
Задушила чужая земля?
Все могилы родимые стерты.
Никого, никого не найти…
Белый витязь мой, братик мой мертвый,
Ты в моей похоронен груди.
Спи спокойно! В тоске без предела,
В полыхающей болью любви,
Я несу твое детское тело,
Как евангелие из крови.
Брату Николаю
Тихо так. Пустынно. Звёздно.
Степь нахмуренная спит,
Вся в снегах. В ночи морозной
Где-то филин ворожит.
Над твоей святой могилой
Я один, как страж, стою…
Спи, мой мальчик милый,
Баюшки-баю!..
Я пришёл из дымной дали,
В день твой памятный принёс
Крест надгробный, что связали
Мы тебе из крупных слёз.
На чужбине распростёртый,
Ты под ним — в родном краю…
Спи, мой братик мёртвый,
Баюшки-баю…
В час, когда над миром будет
Снова слышен Божий шаг,
Бог про верных не забудет,
Бог придёт в наш синий мрак,
Скажет властно вам: проснитесь!
Уведёт в семью Свою…
Спи ж, мой белый витязь,
Баюшки-баю…
Вот история его любимой девушки: "Красный смерч не щадил никого. Он пронёсся по родному городу Савина, внося ужас в каждый дом. Семья его «сероглазой девочки» была выгнана из дома. Её сосед был ещё живым сброшен в общую могилу. Летом, когда город был освобождён белыми, ту братскую могилу стали раскапывать. Цепь студентов сдерживала натиск толпы. Среди выставленного караула был и Савин. По признанию поэта, то был «самый тёмный день его сумрачной молодости». Жара, удушливый трупный запах, толпа, безумная от горя, рвущаяся искать своих родных… Из земли извлекали всё новые и новые останки. Видавшие виды доктора и следователи не могли справиться с ужасом при виде тех пыток, которыми перед смертью подвергались несчастные. Среди этого ада Савин в последний раз увидел свою «сероглазую девочку». Она нашла обезображенное тело своего отца. Оно лежало рядом. Тут же без сознания лежала и её мать. В прежде румяном лице Марии не было ни кровинки… Уже в эмиграции поэт узнает, как сложилась судьба осиротевшей и лишившейся всего девушки дальше, из её писем: «…Где были вы на первый день Пасхи. Я была в гостях у… проституток. Панельных, двухрублёвых. (…) Мне хотелось сравнить себя и их, хотя я и знала, что всё моё настоящее только дебют по сравнению с их прошлым. Скажу прямо: хотелось понять, проститутка ли я сама. Или мне ещё рано заботиться о жёлтом билете, знакомиться с настоящим «гулянием по улице», куда, крещусь издали, я не выходила сама, куда меня выгнали…» Писатель Вл. Лидин вывел Марию в своём рассказе «Марина Веневцева». «…я до истерики думаю: почему же, если я такая, что обо мне пишут в книгах, - почему же никто не поможет?..» - с отчаянием писала она Савину. Но и Иван Иванович был бессилен помочь своей «сероглазой девочке» и мог лишь оплакивать её страшную судьбу." (Взято отсюда. Здесь большой поэтический рассказ о нем и стихи тоже.)
Ну и несколько стихов, которые мне просто нравятся
***
Это было в прошлом на юге,
Это славой теперь поросло.
В окружённом плахою круге
Лебединое билось крыло.
Помню вечер. В ноющем гуле
Птицей нёсся мой взмыленный конь.
Где-то тонко плакали пули.
Где-то хрипло кричали: «Огонь»!
Закипело рвущимся эхом
Небо мёртвое! В дымном огне
Смерть хлестала кровью и смехом
Каждый шаг наш. А я на коне.
Набегая, как хрупкая шлюпка
На девятый, на гибельный вал,
К голубому слову — голубка —
В чёрном грохоте рифму искал.
***
Кто украл мою молодость, даже
Не оставил следов у дверей?
Я рассказывал Богу о краже,
Я рассказывал людям о ней.
Я на паперти бился о камни.
Правды скоро не выскажет Бог.
А людская неправда дала мне
Перекопский полон да острог.
И хожу я по черному снегу,
Никогда не бывав молодым.
Небывалую молодость эту
По следам догоняя чужим.
Увели ее ночью из дому
На семнадцатом, детском году.
И по вашему стал, по седому,
Глупый мальчик метаться в бреду.
Были слухи — в остроге сгорела,
Говорили — пошла по рукам…
Всю грядущую жизнь до предела
За года молодые отдам!
Но безмолвен ваш мир отсиявший.
Кто ответит? В острожном краю
Скачет выжженной степью укравший
Неневестную юность мою.
***
Все это было. Путь один
У черни нынешней и прежней.
Лишь тени наших гильотин
Длинней упали и мятежней.
И бьется в хохоте и мгле
Напрасной правды нашей слово
Об убиенном короле
И мальчиках Вандеи новой.
Всю кровь с парижских площадей,
С камней и рук легенда стерла,
И сын убогий предал ей
Отца раздробленное горло.
Все это будет. В горне лет
И смрад, и блуд, царящий ныне,
Расплавятся в обманный свет.
Петля отца не дрогнет в сыне.
И, крови нашей страшный грунт
Засеяв ложью, шут нарядный
Увьет цветами — русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный…