Холод добавляет миру резкости и контрастности. Днем все видно далеко и насквозь, как будто законы перспективы нарушены – вдали также четко, как вблизи. Но если дальше будет холодать, то все, наверно, будет в тумане, все теплое начнет испускать пар, даже земля. Я торопился вернуться до заката – и не успел. Увидел еще на небе розовые длинные облака, и синий дым клубами, а потом – бац – все темно и луна в небе, так высоко, как будто уж полночи прошло. Луна рождественская – рожком. У какого-нибудь черта уже, небось, на нее лапы зудят. Красиво, хорошо, мне даже тепло, потому что я экипирован прям на Сибирский ледяной поход, только голова от холода болит, и всю дорогу у меня в голове человеконенавистнический Ходасевич с его концом света:

Всё жду: кого-нибудь задавит
Взбесившийся автомобиль,
Зевака бледный окровавит
Торцовую сухую пыль.

И с этого пойдет, начнется:
Раскачка, выворот, беда,
Звезда на землю оборвется,
И станет горькою вода.

Прервутся сны, что душу душат.
Начнется всё, чего хочу,
И солнце ангелы потушат,
Как утром - лишнюю свечу.


Позавчера видел, как бомж укладывался спать на ступенях магазина, там, похоже, какая-то вытяжка с теплым воздухом, и закутан он был в теплый кокон, как в берлоге, оттуда только сапоги на меху торчат, и с двух сторон от него – открытые двери в магазин и в МТС, люди потоком ходят. И метро неподалеку (вот не понимаю, почему он туда не пошел, там все бомжи в переходе спят, менты их не гоняют, они так дружно устраиваются там на ночь каждый вечер – любо-дорого посмотреть). Думаю, он с ними поссорился – п.ч. устраивался на улице не просто так, а остервенело и с вызовом. Я к тому, что меня совесть мучает, хотя что я ему мог предложить? только ногой пнуть и сказать: «Ты чо, мужик, обалдел? Замерзнешь тут - в метро иди». Но вот мимо прошел. Надеюсь, с ним все в порядке.

Преподобный отче Николае, моли Бога о нас, грешных.