* * *
Два маленьких приятных сна.
1. Несчастный жираф в зоопарке, его шея по пропорциям раза в полтора длиннее, чем должна быть, а ноги совсем короткие, и он постоянно валится на бок. В его вольере живет еще тапир, его приятель, который старается ему помочь, хлопочет вокруг него, подпирает то с одной, то с другой стороны, а жираф порой прямо вешается на него, как пьяный, как пальто через плечо.
А у меня дружок – смотритель в зоопарке, переживает. И вот мы решаем втайне тренировать жирафа, чтобы он мышцы укреплял и координацию развивал. Договорились встретиться на рассвете. Чудесное летнее утро в Москве, пусто, будто 50-е годы, поливальные машины едут, все блестит и сверкает, ни людей, ни машин. Жираф с увязавшимся тапиром счастливы на воле, как собачки, и резвятся. мы выгуливаем их по Тверским-Ямским на собачьих поводках.
2. Видел во сне прибалтийский город, Ригу, судя по всему, - провинциально-европейский, брошенный людьми. Я там гулял, как по Помпеям, заходил в дома, смотрел, как люди жили - музейное впечатление, а не постапокалиптическое. Как парк развлечений. Люди есть, но мало, обшаривают дома в поисках чего полезного. Отношение друг к другу вполне дружелюбное – на всех хватит. Захожу в Домский собор просто посидеть. Кто-то невидимый подбирает на органе «В траве сидел кузнечик».
Сюр в том, что все это время на нас смотрит синий великан, который облокотился на землю, как на стол. Он дружелюбный, любопытный, кудрявый, время от времени наклоняется, задает вопросы или дает советы, ненавязчиво помогает – пробку из пустых машин, например, на мосту разгребает, просто сбрасывает машины в реку.
Про книги
Читал разные статьи формалистов - Борис ЭЙХЕНБАУМ. «КАК СДЕЛАНА «ШИНЕЛЬ» ГОГОЛЯ». Ольга ФРЕЙДЕНБЕРГ. СИСТЕМА ЛИТЕРАТУРНОГО СЮЖЕТА. Письма ШКЛОВСКОГО в ОПОЯЗ.
Мне хочется подробных разборов текстов, а не теории и, упаси Боже, не марксизма. Эйхенбаум хорош (заодно и «Шинель» перечитал), Фрейденберг – что это было? некий философский манифест юной девы о мироздании, в котором неохота разбираться. Шкловский мне антипатичен (кроме пары толковых ранних практических работ).
* * *
О Гоголе из Эйхенбаума
- Композиция новеллы в значительной степени зависит от того, какую роль в ее сложении играет личный тон автора, т.-е. является ли этот тон началом организующим, создавая более или менее иллюзию сказа, или служит только формальной связью между событиями и потому занимает положение служебное.
Сплетение мотивов и их мотивации — вот организующее начало примитивной новеллы.
Совершенно иной становится композиция, если сюжет сам по себе, как сплетение мотивов при помощи их мотивации, перестает играть организующую роль, т.-е. если рассказчик так или иначе выдвигает себя на первый план, как бы только пользуясь сюжетом для сплетения отдельных стилистических приемов. Центр тяжести от сюжета (который сокращается здесь до минимума) переносится на приемы сказа, главная комическая роль отводится каламбурам, которые то ограничиваются простой игрой слов, то развиваются в небольшие анекдоты. Комические эффекты достигаются манерой сказа. Поэтому для изучения такого рода композиции оказываются важными именно эти „мелочи“, которыми пересыпано изложение — так что стоит их удалить, строение новеллы распадается.
- „Гоголь мастерски читал: не только всякое слово у него выходило внятно, но, переменяя часто интонацию речи, он разнообразил ее и заставлял слушателя усваивать самые мелочные оттенки мысли. Помню, как он начал глухим и каким-то гробовым голосом: «Зачем же изображать бедность да бедность... И вот опять попали мы в глушь, опять наткнулись на закоулок». После этих слов Гоголь приподнял голову, встряхнул волосы и продолжал уже громким и торжественным голосом: «Зато какая глушь и какой закоулок!». Засим начал он великолепное описание деревни Тентетникова, которое, в чтении Гоголя, выходило как будто писано в известном размере... Меня в высшей степени поразила необыкновенная гармония речи. Тут я увидел, как прекрасно воспользовался Гоголь теми местными названиями трав и цветов, которые он так тщательно собирал. Он иногда, видимо, вставлял какое-нибудь звучное слово единственно для гармонического эффекта“.
„Николай Васильевич, разложив перед собой тетрадку... весь уходил в нее и начинал диктовать мерно, торжественно, с таким чувством и полнотой выражения, что главы первого тома «Мертвых Душ» приобрели в моей памяти особенный колорит. Это было похоже на спокойное, правильно-разлитое вдохновение, какое порождается обыкновенно глубоким созерцанием предмета. Н. В. ждал терпеливо моего последнего слова и продолжал новый период тем же голосом, проникнутым сосредоточенным чувством и мыслью... Никогда еще пафос диктовки, помню, не достигал такой высоты в Гоголе, сохраняя всю художническую естественность, как в этом месте (описание сада Плюшкина). Гоголь даже встал с кресел... и сопровождал диктовку гордым, каким-то повелительным жестом“.
- Итак, сюжет у Гоголя имеет значение только внешнее и потому сам по себе статичен — недаром „Ревизор“ кончается немой сценой, по отношению к которой все предыдущее было как бы только приуготовлением. Настоящая динамика, а тем самым и композиция его вещей — в построении сказа, в игре языка. Его действующие лица — окаменевшие позы. Над ними, в виде режиссера и настоящего героя, царит веселящийся и играющий дух самого художника.
- Вся фраза имеет вид законченного целого — какой-то системы звуковых жестов, для осуществления которой подобраны слова. Поэтому слова эти как логические единицы, как значки понятий, почти не ощущаются — они разложены и собраны заново по принципу звукоречи. Это — один из замечательных эффектов Гоголевского языка. Иные его фразы действуют как звуковые надписи — настолько выдвигается на первый план артикуляция и акустика. Самое обыкновенное слово подносится им иной раз так, что логическое или вещественное его значение тускнеет — зато обнажается звуковая семантика, и простое название получает вид прозвища: „натолкнулся на будочника, который, поставя около себя свою алебарду, натряхивал из рожка на мозолистый кулак табаку“.
- Мир Акакия Акакиевича (если только позволительно такое выражение) — не ничтожный (это привнесли наши наивные и чувствительные историки литературы, загипнотизированные Белинским), а фантастически-замкнутый, свой: „Там, в этом переписываньи, ему виделся какой-то свой разнообразный (!) и приятный мир... Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало“ 8). В этом мире — свои законы, свои пропорции. Новая шинель по законам этого мира оказывается грандиозным событием — и Гоголь дает гротескную формулу: „он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели“ 9). И еще: „как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, — и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке“.
Про кино
"АЛЬРАУНЕ", реж. Хенрик Галеен, 1928. – 6/10
Немой фильм с итальянскими субтитрами. Но это ничего, я очень книжку люблю и хорошо ее помню. Биргитта Хелм - холодное зло, провокатор, совратительниц, опасная лгунья. Я знал одну девушку с очень похожим лицом - та тоже корчила гримасы, выкатывая глаза и зажевывая губы. Тяжелый античный профиль - с высокой переносицей и тяжелым подбородком. Но Хелм неотразима - немигающий холодный взгляд, как у акулы или стрекозы, пластика - словно она вся на пружинах, упругие движения быстрой змеи, которая кольцами даже во сне перебирает. Красивые плечи, руки, спина, а бедра немецкие, ноги коротки. Но двигается она великолепно.
Институтка убегает из монастыря с мальчишкой-ровесником. Пристраиваются в цирк. Немое кино дружит с цирком. Фокусник ловко запускает мышку под юбку институтки, а потом галантно достает. Короткая юбка, голые увесистые колени. Потом она уже с дрессировщиком - папироса, атласные галифе, выпускает дым львам в нос. Медведь хлещет пиво на халяву. А институтка входит в клетку ко львам из озорства.
Блин, я по таким женщинам с ума схожу. Фам-фаталь и укротительница львов.
Профессор-генетик находит беглянку, тут уже лаун-теннис, роман с виконтом, но тут выясняется истина - девушка результат генетического эксперимента (сперма повешенного + проститутка=альрауне, которая приносит удачу и смерть). Потом она обольщает профессора - грубые и наглые приемы, однако ж действенные. Вообще, она затягивает в свою сферу всех встречных, даже мальчика, чистильщика обуви.
Рулетка. Толстая дама в алмазном кокошнике явно русская. С Альрауне профессор выигрывает кучу денег, но она смылась - и он все проиграл. Гоняется за ней с ножом (она офигенно красиво бегает), в последний момент ее спасает племянник профессора и фильм внезапно кончается скромным семейным счастьем. Типа, она полюбила по-настоящему и стала человеком.
Я офигел - п.ч. в книжке нет ни цирка, ни виконта, ни рулетки, ни семейного счастья.
«КРАСНЫЙ ШТАТ», реж. Кевин Смит, - 8/10
Отличный циничный фильм с моралью. Жанр трудно определить. Чудной хоррор, видимо, смешно и неглупо. Начинается с подростков, которые попадают в лапы сектантов-убийц, кончается кайфовой жизнью ФБР после 11 сентября и плантацией марихуаны у экологов. И резонер-агент (вариант голливудского Габена): "Люди совершают странные поступки, когда думают, что имеют право".