20 мая, суббота
Дождь был теплый, как слёзы (слёзы Гераклита, хочется добавить). На солнечной стороне вишни вовсю цветут, а у нас пока ничего, у нас тенистый садик.
Смотался в Москву и обратно, куча дел. Для бешеной собаки семь верст - не крюк. Чиж кричал и плакал, не хотел меня отпускать. У нас истеричная взаимозависимость образовалась за время его болезни, ничего не поделаешь.
Из новых вкусов для электронной сиги (я заказал сплошь табачные на пробу), один оказался точь-в-точь грязные носки. А я его еще нечаянно на пол пролил.
Гераклит такой восхитительно косноязычный, что его фрагменты можно трактовать, как угодно. И очень хорошо - он провоцирует собственные мозги включать и искать истину внутри себя.
21 мая, воскресенье
Давно снов не запоминал, тоскую по ним. Сегодня видел какого-то мутного мужика, который враждовал с бабкой, воровал у нее собачку, аккуратно расписывал ее неприличными словами и возвращал, помирая со смеху. Бабка орала, он ржал, повизгивая. Я вмешался, мужику холодно пригрозил. Тот, только что дебил дебилом, вдруг посмотрел так робко, непонимающе, что мне стыдно стало.
Еще было что-то компьютерное. Типа в думе придумали, что при попытке зайти на порносайт, человека мгновенно вышибает (физически) по месту прописки. Люди сразу приспособились: обратные билеты уже никто не покупал, тык в порносайт - и дома. Только чемоданы держи покрепче.
Май опять кончился, вернулся холодный апрель. Что ж мы разнесчастные такие люди? Снег еще обещают. И соловьи не поют, берегут свои серебряные горла. Ночью тишина, воскресные дачники разъехались. Белые облака на черном небе, тонкий звон китайских колокольчиков на ветру и красивый сияющий самолёт с голубыми и розовыми огнями, елочная игрушка, хрустальный.
Красивая толстая рыжая собака на нашей улице поселилась, еще молодая, глупая, ласкается, брюхо подставляет, руки кусает в шутку. Милаха, тает и льется под руками, морда глупая до изумления, Чижа я бы ей не доверил - затопчет.
Еще у кого-то по соседству завелся алабай. У меня была знакомая алабаиха, прелестное создание, я знал ее с трехнедельного возраста, когда она была не больше котенка, а потом она выросла, и когда я приходил к ее хозяйке, из-за двери с той стороны раздавался медвежий рев и грохот лап о броню - будто два гранатомета бахнули, а потом она вставала лапами мне на плечи и старательно вылизывала мне щеки и уши. Но не все алабаи такие милые, некоторые, наверно, мопсов едят, потому что могут.
22 мая, понедельник
Холодно, но солнечно, облака, пронизанные солнцем, на одной половине неба, на другой - непроницаемые, густо синие. Верхние ветки яблонь уже зацвели, холод не холод - пора. Вишня цветет.
Ёж приходил. Ему здесь не рады. Боня нападает на него с окровавленной от колючек мордой, все больше входя в ярость берсёрка. Чижик лупится и топает посмотреть поближе - пришлось оттаскивать. В прошлом году я этого ежа поймал и оттащил за кудыкину гору, чтобы дороги назад не нашел, но он вернулся, прямо в калитку вперся, сидит посреди дорожки и хрюкает. Воняет от него - страх, собаки такого за километр учуют. Пока я собак в доме запирал, он смылся, судя по запаху - под крыльцо. "Все ежи безумны и полны блох", если перефразировать Пико делла Мирандолла.
Вечером у Чижика снова был припадок непонятного происхождения, короткий, минуты три, как обычно, он с вытаращенными в ужасе глазами протягивал ко мне лапки, а я его утешал и успокаивал. Страшно, но это случается редко, все проходит бесследно, и через минуту он снова бодр и весел.
Читаю Браунинга "Чайлд-Роланд дошел до темной башни". Там три перевода, ни один особо не понравился. Но сам безысходно мрачный тон очаровывает, и основная тема, что история всякой жизни - это история провала.
"Чайлд", оказывается, - рыцарь, который еще не бывал в бою.
Немножко макабрических пейзажей:
Из ниоткуда — узкая река.
Тиха и незаметна, как гадюка,
Почти бездвижна!.. В тине берега.
Здесь демоны — мне истина порукой —
От крови отмывают, верно, руки,
И гладь воды взрезают их рога.
Уж лучше настоящее мое,
Ад, испускающий зеленый гной,
Чем то, что стынет в мраке за спиной…
Ни звука. Может, извернет свое
Нутро старуха-ночь — и все зверье,
Визжа и воя, бросится за мной?
...И дуб стоит. Разбит параличом,
Разинутою щелью, словно ртом,
Взывая к смерти, умирает он.
Тиха и незаметна, как гадюка,
Почти бездвижна!.. В тине берега.
Здесь демоны — мне истина порукой —
От крови отмывают, верно, руки,
И гладь воды взрезают их рога.
Уж лучше настоящее мое,
Ад, испускающий зеленый гной,
Чем то, что стынет в мраке за спиной…
Ни звука. Может, извернет свое
Нутро старуха-ночь — и все зверье,
Визжа и воя, бросится за мной?
...И дуб стоит. Разбит параличом,
Разинутою щелью, словно ртом,
Взывая к смерти, умирает он.
Ну и финал:
Что ж в сердце гор? Да — Башня, Боже мой!
Покрытый мхами камень, окна слепы
И — держит мир собою?! Как нелепо!
Несет всю силу мощи временной?
Над ней летят века во мгле ночной,
Пронзает дрожь меня, как ветра вой!
Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук,
Он нарастает, как набат над битвой,
Он полнит звоном, громом все вокруг,
И имена товарищей забытых,
Что шли со мной, мне называет вдруг.
О, храбрецы! Потеряны, убиты!
Миг — и они восстали из могил,
Пришли ко мне печальными холмами,
И каждый — мой оплот, огонь и знамя!
Я, их узнав, колени преклонил,
Поднял свой верный рог — и протрубил
Во имя их, погибших, падших, павших:
'Вот Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни!
Покрытый мхами камень, окна слепы
И — держит мир собою?! Как нелепо!
Несет всю силу мощи временной?
Над ней летят века во мгле ночной,
Пронзает дрожь меня, как ветра вой!
Как, не слыхать?! Но воздух полнит звук,
Он нарастает, как набат над битвой,
Он полнит звоном, громом все вокруг,
И имена товарищей забытых,
Что шли со мной, мне называет вдруг.
О, храбрецы! Потеряны, убиты!
Миг — и они восстали из могил,
Пришли ко мне печальными холмами,
И каждый — мой оплот, огонь и знамя!
Я, их узнав, колени преклонил,
Поднял свой верный рог — и протрубил
Во имя их, погибших, падших, павших:
'Вот Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни!
В общем, героический пессимизм, что мне весьма близко.
23 мая, вторник
Сон. Мне нужно выбрать станцию, на которой я сойду, и я смотрю в окно поезда, ищу что-то, что тронет душу, и многое нравится, то одно, то другое, но когда поезд останавливается на станции, я думаю: "Ведь те красивые места уже позади, не хочется возвращаться", и еду дальше. И все это слишком долго, почти все пассажиры сошли, а я все еще выбираю и нервничаю, и уже готов сойти почти где угодно, но, как назло, теперь вокруг какая-то мерзость запустения. Я думаю: надо повернуть поезд назад, иду к стоп-крану, который должен послужить штурвалом, но вместо него - кошачья головка, жмурит желтые глаза.
Проснулся, а за окном освещенные солнцем цветущие яблоневые ветки, еще розовые, полураскрытые. Для меня это праздник, как цветение сакуры у японцев. Вишни - это как взгляд сквозь подвенечную фату, невинный и наивный. А яблоневый цвет - это кусочек рая на земле, торжественное ликование.
Тепло. И все понеслось вскачь. Незабудки откуда-то появились, папоротники за ночь вдвое выросли, купальницы приоткрываются, бархатцы цветут. А гиацинты уже вянут, один маленький, восковой, остался на черной земле. "В первый день, посвященный оплакиванию смерти Гиацинта, воспрещалось украшать голову венками из цветов, есть хлеб и петь гимны в честь солнца."
Гроздеобразный гиацинт (H. muscari), носящий по-турецки название «Муши-ру-ми» и обозначающий на восточном языке цветов «Ты получишь все, что я только могу тебе дать».
Это я к тому, что нашел милую книжку про цветы и теперь буду ее цитировать по мере их расцвета.
24 мая, среда
Сон. Определенно Мексика, на люди вокруг в полосатых, черно-белых иудейских нарядах. Ждут ястреба, который должен спуститься с неба. На алтаре раскладывают приношения, когда доходит дело до меня, я рву зубами пакет гречки - но это вполне уместно, другие тоже сыпят муку, зерно, ставят горшочки с маслом. Была там крупная светловолосая женщина, типа Марин Ле Пен - она впала в экстаз и стала выдергивать серьги из ушей, а потом вытащила лифчик из-под блузки, лихо мне подмигнув, и его тоже шлепнула на алтарь. Не помню, слетел ястреб или нет.
Завтра опять холод обещают, но пока тепло, изредка принимается легкий теплый дождь, его тихий лепечущий голос, робкие касания, яблоневый и вишенный цвет - пена в громокипящем кубке ветреной Гебы, незабудки, тюльпан думал открыться - а ведь обещают снег! Как это можно? Все замерзнет, снег вместо белых цветов, лед вместо росы, сугробы вместо домов, торопливый жар обогревателя вместо солнца, айсберги, ледники, замерзшая вода в бочках, соловьи, замерзающие на лету, ледяная пустыня, белые медведи, мамонты - конец, всему конец и гибель мироздания!
Дождь кончился, и птицы запели. Какие у них хрустальные, весенние голоса! После дождя сильно пахнет червяками, значит, тепло, они на холод не выползают. И пауков много - та же примета. Так может обманывают нас с этим похолоданием? Вот бы обманули! Чет у меня прям сердце болит, когда я на яблони смотрю.
Читаю Франца Вёрфеля, он чудесный, я вообще австрийцев люблю, их фантасмагорическую литературу, легкомыслие и звуки данс макабр из-под земли. А Верфель еще очень музыкален и много о музыке пишет.
"Вы знаете, что такое инструменты из дерева и жести, дорогой мой? Они — голоса природы, неразумной, пассивной природы. Голоса лугов, рек, бурь, вулканов, морей!..
Понимаете ли вы значение человеческого голоса? Нет, вы этого не понимаете; вы — несчастное дитя Хаоса!
Человеческий голос выражает идею нравственной свободы, страстную тоску человека по душе Господней. Его диапазон — телесная лестница Иакова, по которой ангелы скользят вверх и вниз. Уже язык, голос — единственное, неопровержимое средство благой и свободной человеческой воли. И когда он отбрасывает заботы кухни, спальни и трактира — он поет. Пение — не священный ли это символ единственного диалога между Богом и человеком? Слово склоняется перед пением, как пожизненно приговоренный преступник в своей камере — к единственному лучу света, что проникает к нему в полуденный час. Слово — бедный грешник, запертый в темнице своей речи, но пение, могучее, как Самсон, рушит колонны дома и победными руками возносит жалкого грешника к небесам.
Спетое слово высказывает уже не заимствованную однозначную мысль, а свою собственную, многозначную."
25 мая, четверг
Сон. Я тут дочитал "Саксонские хроники", и неудивительно, что мне приснился сон про Утреда Беббанбургского. Он уже живет на покое в своем Беббанбурге, а я вроде его сосед или домочадец. И вот черт дернул меня рассказать скучающему Утреду про коня Цезаря, у которого вместо копыт были человеческие ступни. Утред сперва долго ржал и издевался над таким уродом, доказывал, что такого быть не может, а потом начал собирать барышников и предлагать им бешеные деньги, если они доставят ему такого коня или расскажут, где такой водится. Все его боялись до смерти и никто ему врать не решался. Тогда Утред начал беситься, собрал барышников по второму кругу и стал их запугивать, типа "я Утред Нечестивый, Убийца Священников, ты знаешь, что я с тобой сделаю, если узнаю, что ты что-то скрываешь от меня". В общем, в результате вместо коня они нашли орла с человеческими лапами где-то в Исландии и выслали его с первым же кораблем. Утред прям извелся в ожидании, хвастался что орел куда полезнее коня, его можно посылать на крыши соседей и в осажденные бурги, чтобы все удивлялись, откуда на крыше следы босых ног. Прикидывал, что его можно будет и в сапоги одеть. А я беспокоился, что с орлом что-то случится в дороге, и Утред помрет от разочарования и злости - он уже старый был. Но орел прибыл, лапы у него были вроде, как у гуся, разлапистые, ярко розовые, но с человеческими пальцами.
Тревожный день. Начался с дождей и арктического порыва ветра, но потом оказалось, что дожди теплы, солнце неподалеку, и они с дождем попеременно треплют мне нервы. Я снега боюсь, и как вижу, что черная туча прет - сразу огорчаюсь. Кругом полно огромных одуванчиков в клоунских париках и это тоже настораживает, вдруг вылезут из земли и окружат, улыбаясь острыми гнилыми зубами и протягивая руки в грязных белых перчатках. Яблоня же, в которой я сижу, прекрасна.
Не скажу, что день особо вдохновенный, как карты таро обещали, работать не хотелось вообще, и я принялся читать вдохновляющие книжки про Наноримо, потом в магазин ушел и только часам к 4 принялся за работу, но все же где-то 1000 слов выправил, собрал в главку, еще своё разное написал и получился рекорд. Но неуверенность в себе жуткая.
Который день мучаюсь оттого, что вечерами сердце болит. Сегодня купил валерьянки, как только заболело, выпил - и как рукой сняло. Вот блин! Че б мне неделю назад так не сделать?
Трудно новую английскую книжку про Александра читать, но интересно. Наконец-то новые факты! Например, что Аминта, племянник Филиппа, был у оракула Трофония в Лебадее (пророчества, зараза, ждал), и в благодарственной надписи записал себя как царя Македонии, а рядом с его надписью еще две - двух полководцев Филиппа, которые оба, когда Александр стал царем, перебежали к персам. Автор, злодей, имен не называет, но догадаться можно. Скорее всего, это мой Кулик (Аминта сын Антиоха) и Аминта сын Аррабея, причем второго Аминту автор считает сыном Аррабея Линкеста, которого Александр грохнул вместе с братом сразу после убийства Филиппа (вполне возможно). Время надписей неизвестно, но думаю, что 336-335, скорее всего. Т.е. Александр Аминту не для профилактики зачистил, а как реального соперника, который себя царем называл и пользовался поддержкой в Линкестиде и у части армии.
Еще странная штука: автор пишет, что Аэроп Линкест за два года до убийства Филиппа с ним поссорился и был изгнан. Причина - проводил время с флейтисткой вместо участия в параде. (Блин, откуда у него такие сведения? Какие источники?) Хотя по другим данным этот Аэроп помер еще в 400х годах, так что его детям должно быть лет по 60 с лишним. Если ж это тот Аэроп, значит, и детки у него молодые (что больше похоже на правду). Думаю, этих Аэропов в каждом поколении Линкестов штук по пять было, так что путаница вполне возможна.
Пришел паук Кузьма или его потомок, но такой же наглый и упитанный. Ходит по полу, а не по мне, как в прошлом году. Когда я шлепаю его по заду, он слегка ускоряется, а потом опять переходит на медленный вальяжный шаг.
26 мая, пятница
Сон. В пабе ирландец рассказал мне, что 30 лет ищет свою мать. Он был вздорный, склочный, заставлял меня заниматься устным счетом. Поссорились.
Все еще тепло. Яблоневое безумье, сердце щемит от этой щедрости - за что это мне? Всем нам? Мы не заслужили такой красоты.
Да, я книжку про цветы обещал. Сегодня про незабудки:
"Свое странное научное название «Myosotis», обозначающее в переводе на русский язык «мышиное ушко», этот прелестный цветок получил за свои покрытые волосками листья, которые, развертываясь из почки, действительно сначала имеют некоторое сходство с ухом мыши."
«Когда Господь создал мир и дал название всем творениям, то случайно забыл назвать один маленький цветочек, росший на берегах ручья. Тогда забытый цветочек приблизился к трону Всесильного и попросил и его не забыть в Его любви и также дать ем название. На это Господь отвечал: «Тебя Я не забуду, не забудь ты Меня. Пусть отныне имя твое будет «незабудка».
Говорят также, что цветы появились и на могильных холмах, под которыми были погребены воины, убитые в битве при Лютцене во время Тридцатилетней войны, и что и тут цветы эти просили оставшихся в живых не забывать молиться за погребенных.
Слушал кусок оперы Доницетти "Дочь полка". Думал, какая-то старая запись 50-х - прекрасная дикция у всех, чистота и простота исполнения, все, что мне нравится - а оказалось, наша новая постановка - Ольга Пудова, Корчак.
27 мая, суббота
Небо синее, яркое, холодный сильный ветер. Я уже перестал сокрушаться по поводу грядущего снега - будь, что будет. Синица на яблоне треплет цветы, только лепестки летят. Я чет закалился насчет холода.
Довожу себя классической музыкой до нервной дрожи исступления. Даже музы перед рассветом слетелись. Дергаюсь и чешусь, будто по мне пауки ползают, голова трясется, руки дрожат, зубы стучат. То, что надо, на самом деле.
В общем, я активно пишу, стараюсь делать это быстро, но когда что готово будет - еще не знаю. Год на обдумывание и прочую фигню закончен, теперь уже пишу продолжение конкретно. Перечел книжку про Наноримо и взял за основу их методы, хотя я пишу значительно медленнее, но ставлю себе дедлайн, да и текст выдаю все же лучшего качества, чем первый неправленный черновик.
Я бы хотел за 3 недели писать 1 авторский лист достойного черновика, потом править его еще неделю - вот так я был бы счастлив. За год наберется 12 а.л. - как раз на полноценный роман (или одну часть моей эпопеи, или как там это обозвать? цикл повестей?), впрочем, мне бы и 8-10 а.л. хватило.
Я заметил, что у меня уже рутиной становится начинать главу с некоего многолюдного многоголосья, а потом уже переходить к сюжету. Не то чтобы мне это совсем не нравится, просто не надо бы так часто прием повторять.
Еще одна хрень: я люблю вставлять одноразовых персонажей, которые появляются в одном эпизоде с парой реплик, в сюжете роли не играют, но я им даю характеристику на абзац, а то и больше, будто они потом появятся и будут какую-то роль в сюжете играть. Нет, скорее всего не появятся (или еще разок, чтобы опять пару безличных и необязательных воплей с галерки произвести), но я через них как-то стараюсь показать, что вокруг моих героев своя живая жизнь идет, а не шепот суфлера из будки, ну и потом эти мелкие персы все же как-то работают на общее понимание мира, типа я о какой-то проблеме писать не собираюсь, но упомянуть о ней было бы неплохо. Ну и еще использую их для создания атмосферы и настроения. Т.е. это я нарочно делаю, а не по глупости.
28 мая, воскресенье
Я только сейчас понял, каким тягостным, бесчувственным и слепым был прошлый год (с прошлого лета до нынешней весны), просто потому что только сейчас я как-то начал приходить в прежнее состояние, радость жизни, осознанность, все такое. А почти целый год был как дохлый и совершенно ничего не мог с этим сделать. У меня еще пара таких лет в молодости была. Это депрессия, что ли, так проходит? Какая ж это гадость и выброшенные из жизни годы. Нет уж, лучше разнообразные психозы, чем скорбное бесчувствие.