27 июня, суббота
Очень странный сон. Я запомнил только один значимый и, как потом оказалось, софистически запутанный эпизод.
Во сне добрые люди, посовещавшись, решили вручить мне что-то вроде квинтэссенции сокровенной мудрости мира, или смысл жизни всего человечества, или философский камень - не помню толком что, но что-то очень значимое и ценное, одновременно символическое и реальное. Для вручения я явился по некоему адресу в маленькую обшарпанную квартирку, и там женщина с красивыми худыми руками, торжественно передала мне шкатулку. В шкатулке лежало красное яблоко. Она разрезала его на две половины, одну подала мне, а вторую завернула в салфетку и спрятала в комод, между стопок белья.
- "Здесь только одна половина, вас должны были предупредить. Вторую вы получете там", - говорит.
- "Где?"
- "Во сне".
И вот я проснулся и вижу, что та половина мудрости мира, которая в шкатулке, осталась в том сне, который я только что просмотрел, а вторая, значит, должна быть во сне, который считают сном обитатели первого сна. Если их сон лежит в каком-то другом, более глубоком мире, то, значит, мне надо сперва вернуться в первый сон, там заснуть, и уже в этом двойном сне получить вторую половину. Если же сон для них - это моя реальная жизнь, то где, блин, мои пол-яблока?
Надо было съесть хотя бы тот кусок, который я держал в руках, может, тогда я узнал бы половину тайны. Или это не так работает? Может, надо сложить яблоко целиком и тогда оно превратится во что-то другое, бесценное?
В общем, подозреваю: то ли я все про...л, то ли меня развели.
* * *
Погода какая-то чудная, жара и холодный ветер. То плавлюсь, то озноб, и комары полируют атмосферу, чтобы жизнь медом не казалась. К антикомариным препаратам относятся индифферентно.
Комары ко мне прилетают уже нажравшиеся, видно, за десертом - толстые, неповоротливые и сами лезут под руку. Я убиваю их машинально, реагируя на тяжелое приземление, в результате, сижу весь перемазанный чужой кровью, и меня тошнит и трясёт от отвращения. Боже мой, неужели эти жалкие, может быть, единственные теплые дни в году нельзя прожить без кровопийц, убийств, не обагряя руки в чужой крови?
Чтобы только покой, одиночество, Чиж и блаженство?
Видно, нельзя.
* * *
Читаю про крестовые походы, дошел до Фридриха II, и вспомнил, блин, один бесячий эпизод из моей биографии. Я тогда, видно, в помрачении ума, по пьяни, дал почитать одному транзитивному знакомому свой недописанный романец про Генриха III Валуа. И этот хрен прочел, приходит и посмеивается:
- У тебя там, говорит, фактическая ошибка. Действие в XVI веке происходит, а персонажи говорят про Фридриха II, который жил в XVIII-м.
- У меня другой Фридрих, - говорю. - Гогенштауфен.
- Гогенцоллерн, - поправляет он меня мягко и снисходительно.
- Он внук Фридриха Барбароссы, чуть моложе Ричарда Львиное сердце, - говорю, - не прусский король, а император священной Римской империи. Жил на Сицилии.
Он ржет:
- Ты что, не знаешь, где Сицилия находится? Где Сицилия и где Германия.
- Какая Германия, нахер? - ору. Трясущимися руками сую ему под нос Брокгауза и Эфрона, он почтительно берет дореволюционный том, просматривает страницу, победно тычет пальцем в Фридриха Прусского, и смотрит на меня с жалостью, как на убогого. Я, кусая губы, чтобы не разрыдаться от злости, тычу пальцем абзацем выше, в своего Фридриха.
- Но ты же не его имел в виду, ты просто сейчас выкручиваешься, когда я тебя поймал, признайся. Про этого Фридриха никто знать не знает.
И, блядь, это был не троллинг. Это разновидность образованных людей, которые всю жизнь живут среди необразованных, и потому уверены, что они все знают лучше, и если они чего не знают, то этого и никто знать не может. Профессор в телевизоре - возможно, но уж никак не случайный знакомый, с которым пиво пили и "сиськи в тесте" слушали.
Мне эта научная дискуссия десяти лет жизни стоила. А лет через десять я в ЖЖ на похожую тетку налетел, и бежал от нее, ломая ноги, и запил на полгода, и вообще до сих пор не оправился, заикаюсь, писаюсь в постель, все дела.
* * *
Облако встало поперек солнца и закат разлился по всему небу. Все розовое, палевое, абрикосовое, румяное. Зефирный жасмин при последнем издыхании в нежном чахоточном румянце, розы и пионы рассиялись как китайские фонарики, стволы и ветки яблонь медовые, солнечные, словно краснодеревщик над ними поработал, и бархатцы всеми оттенками янтаря светятся.
* * *
ДМИТРИЙ БАКИН. ЛИСТЬЯ
Прекрасный писатель, прекрасный и больной рассказ.
* * *
Концертный зал "Орфея". Питер Пирс (тенор) и Бенджамин Бриттен. Шуберт "Любовь поэта". Бриттен. Вокальный цикл "Наши отцы охотники". - Голос у Пирса меня не впечатлил, какой-то немецкий по звучанию, металлический, резковатый, хотя он, вроде, американец, но поёт он хорошо. Бриттен именно для него многое писал. Шуберта я намного больше Бриттена люблю.
29 июня, понедельник
Закончил, наконец, кусок про секс. Недели две его выгрызал, и, в общем, доволен. Интересно, кто-нибудь сможет докопаться до секса сквозь философию, мифологию и кучу образов, которые я там вокруг накрутил? Ну а чо, это мой индивидуальный подход к порнухе, графичности я не обещал.
Осталось написать маленькую главку-заключение. Глава получилась огромная, в три листа. Чет не уверен, что буду ее по сотому разу исправлять. Дай Бог, смогу заставить себя прочесть. Мне всегда страшно целиком на законченные вещи смотреть. Да и не получится сейчас, у меня сейчас зрение, как ночью в машине - ограничено только освещённым фарами куском дороги. Чтобы свежим взглядом смотреть нужна некая эпическая дистанция, не меньше полугода. Ну и фиг с ней. Я всё выкладываю недовыправленным, всё равно потом всю книжку целиком редактировать, если доживу.
* * *
Чет вспоминаю какие-то злые истории. В Москве с одним белорусом поговорил, разозлился. Он программист, давно в России работает, злой, как черт, и пылкий революционер. Хочет у нас тут революцию делать. Я с ленивым зевком высказал, как обычно, что революции обычно стоят нескольких миллионов жизней, отбрасывают экономику лет на тридцать назад, а когда страна доползает, ломая с мясом ногти, до дореволюционного уровня, то с удивлением видит, что наверху сидит знакомо зажравшаяся власть, которую опять руки чешутся свергать, ради чего было огород городить, спрашивается? Обычно этим разговор с революционерами и заканчивается, но этот белорус вдруг озверел и с пеной на губах заявил, что и насрать, и пусть миллионы сдохнут, и пусть экономика к черту, пусть вся Россия нахрен взорвется, потому что это всё равно лучше, чем сейчас. На это я, малость прибалдев, спросил: "Кому, блядь, лучше?" А потом сказал, что всё, кончай агитацию, я махровый контрреволюционер ващета и считаю, что таких, как ты надо вешать по всему Садовому кольцу на каждом фонарном столбе. Этим, походу, я ему малость польстил, так что разошлись, не подравшись.
Но вот что я думаю. Революцию ведь всегда устраивают те, кто Россию не любит и готов жертвовать миллионами русских людей. Так чем они лучше внешних завоевателей, которые относятся к нам также? И почему вместо того, чтобы их бить, гнать и на обочине прикапывать, революционеров люди временами слушают и идут за ними? Вот стал бы человек добровольно вручать свою личную жизнь и судьбу тому, кто его ненавидит, презирает и заранее готов списать его в расход ради своих высших целей?
Не, я понимаю, что то же самое можно с полным основанием приписать любой существующей власти, но любая власть все же заинтересована в ином имидже, и даже в том, чтобы народ не дох слишком неудержимо, и не бунтовал, а потому временами что-то подбрасывают от своих щедрот для умиротворения, и хотя бы демонстрируют заботу о насущных народных нуждах (и с этого, обычно, тоже хоть что-то да перепадает), а если не демонстрируют, то их хотя бы упрекнуть можно: мол, что ж ты, гад, обещал кисельные реки, и где оне?
А с революционера какой спрос? Его дело разрушать и поплёвывать на трупы: мол, лес рубят - щепки летят.
В общем, это как разница между плохим человеком, который притворяется хорошим, и плохим, который даже не притворяется. С первым, на мой взгляд, можно иметь дело - иногда всю жизнь проживёшь и не заметишь, что он плохой, потому что притворяясь, он вынужден вести себя как хороший. А какой волк у него внутри сидит, мне на это, в общем, наплевать, у меня тоже, может, внутри целый василиск угнездился. А тот кто подходит и говорит: да, я считаю тебя грязью под ногами - с этим-то какой разговор? Штыком коли, прикладом бей без всяких разговоров.
Правда, я заметил, что многие люди от меня отличаются тем, что у них память короткая.
И то, что сто лет назад было не помнят, и то, что вчера было, уже позабыли. И если революционер, который вчера вопил, что все старичье должно скорей передохнуть, а не голосовать на выборах, сегодня выйдет к ним припомаженый, раскинет руки в объятиях и пообещает пенсии по десять тысяч евро, то многие вдруг уверуют и про вчерашнее даже не вспомнят.
А я злопамятный. У меня не голова, а сплошные проскрипционные списки. Я им и Стеньку Разина с княжной припомню, и Вандею, и пломбированный вагон.
* * *
Питер Хёг. НОЧНЫЕ РАССКАЗЫ
Рассказы объединены одной датой, все события происходят в один и тот же день 1929, но в разных частях света, и так или иначе связаны с темой крепнущего фашизма. Неглупо, но притчевый тон малость примитивизирует и людей, и идеи. Это, скорее, сатира.
Геласимов. НЕЖНЫЙ ВОЗРАСТ - хороший, добрый, детский рассказ
Тим Каррэн. ЧУМА, БРОДЯЩАЯ ВО МРАКЕ -
Страшный рассказ по случайному выбору. Хорошо написан.
* * *
ЧЕРНЫЙ КОТ, 1934 г.
От Эдгара По ничего нет. Не пойму, почему о нем вообще в титрах упомянули. Но это милый такой, наивный триллер с хэппиэндом, Борисом Карловым и Бела Лугоши. Особо радует парочка влюбленных, которая проходит невредимой через кучу трупов, море крови и сатанинские обряды, не теряя аппетита и игривого легкомыслия. Ну типа, небольшая задержка в пути, но ничто не омрачит нашего свадебного путешествия.