Городской дневник

[bushunchak]

Последние ясные дни золотой осени, листопад, деревья уже прозрачные насквозь. Воздух весь пестрит трепещет от обрывающихся листьев - как в комнате с тысячью бабочек оказаться. И все эти чудесные солнечные дни у меня дико болит голова.

Опять вороны из соседского двора исчезли. Мигрируют, наверно, улетают на лето, а потом передумывают возвращаться.

Гаснет свет вечерний.
Тихо-тихо умирает день.
Тень моя отяжелела и с землей слилась.

* * *
Рекомендуют проснувшись представить себе свой идеальный день. Я попробовал - и вдруг такой спазм тошной тоски и отчаяния. Чуть не задохнулся. Умело сбросил это все на хрен, тем более, что ни малейшего повода нет.

Сон стал вспоминать. Там я писал что-то гениальное, чем-то похоже на начало "Улисса" по ритму, "шкура пса-бедолаги" вот это все, потом решил перечитать, а там вместо моего текста - какой-то рецепт с фотографиями крицы напяленной на бутылку в похабной позе. Я силой воли пытался вернуть текст, что-то проскальзывало, но в конце концов мне выдали табло с мерцающими числами.
А потом кто-то во сне мне показывал картину "Взгляд Бога". Огромное полотно во всю стену и все заполнено задранными головами людей (размером с ноготь), их там тысячи, как кильки в банке, тел почти не видно или они в перспективе, как у головастиков. Лица условные, вроде уродливых смайликов.

* * *
Тонкий ствол березы
Двумя пальцами обхватил,
Как крылья ангела кора нежна.

(Это если у ангелов крылья как у бабочек, а не у птиц).

Гуляли с Чижом долго по бульварам, за хвост уходящую золотую осень ловили. Где-то там я и обнимался с березкой. У Рождественского монастыря посадили клены и их красная (темно-розовая) листва почти сливается с кирпичной стеной.
Счастье, что я живу в такой старинной и прекрасной части города. Весь утренний ужас бытия мгновенно заменяется эйфорией от земной прелести, когда смотришь на золотые купола и кленовые листья и нежные петуньи (они?) на клумбах. Кстати белые напомнили мне десу́ куртизанок во вчерашней Травиате - как белоснежные батистовые панталоны с оборками.
Видел поразительную красавицу на бульваре - смуглая, скуластая, "волжанка" по моей классификации, как Лядова, с изломом тонких черных бровей, матовое усталое, умное и сильное лицо, но по мешковатому прикиду, застенчиво неловкой пластике и отсутствию макияжа видно, что она себя считает скорее неказистой. А я прям остолбенел от восторга и смотрел ей в спину, пока она не скрылась.
Еще встретил сумасшедшую, которая схватила меня за рукав и сурово сказала: "А на записки надо отвечать, сеньор".
И уже у дома - прораб у дворников спрашивает: "От кого это перегаром пахнет?" И два честных таджика тут же признались: "От меня", "И от меня". Первый даже руку поднял, как в школе. Впрочем, репрессий не последовало, вопрос, видно, был скорее дружеский, сочувственный.

* * *
В «Оде Меланхолии» Китс советует отнестись к ней как к ценному подарку, приглашению, которое необходимо принять и прожить. «Насытить свою печаль утренней розой» и «глубоко, глубоко питаться ее несравненными глазами».

* * *
Сон помню плохо. Где-то в Америке или в Англии. Живу с сестрой, она очень красивая негритянка почему-то. И вот она типа ушла совсем к неграм, типа подключилась к борьбе, отреклась от семьи (т.е. от меня, белого). При этом я сам болен чем-то прогрессирующим и неизлечимым, типа сейчас только руки дрожат и в глазах темнеет, а через год - полный паралич и слепота. Узнал, что с сестрой беда - то ли ее в теракте замешана, то ли в перевозке наркотиков - в общем, ее ищет полиция и ФБР. Я знаю, где она прячется, есть план, как помочь, но негры меня к ней не пускают, говорят, что она меня видеть не хочет. Помню, как я с отчаянием объясняю другу, что с моей жизнью происходит: "Будто все ящики один за другим захлопываются". (Во сне эти "ящики" звучали совершенно душераздирающе.)

А когда проснулся, лихорадочно пытался вспомнить вылетевшее из головы слово вместе с понятием, которое оно обозначает. Что-то связанное косвенно с уходом к неграм. Так и не вспомнил. Еще Буковский там рядом мелькает, уж и не знаю, зачем. Возможно, это шутки подсознания, и я пытался вспомнить то, чего на самом деле никогда не существовало. Но голова чуть не треснула.

* * *
Опять в Москве пожар -
Крылатая заря
Как феникс догорает.

Я сейчас с отчаянием переделываю главу, ну такая дрянь, хоть вешайся. И все лето этим занимался без малейшего просвета - все мусор. Но сегодня понадобилось перечитать предыдущую главу, и я отчетливо вспомнил себя в такой же безнадежной тоске, когда ее писал - руки опускаются, убейся ап стену... А сейчас читаю - нормальный текст, даже удивительно, что тупоголовый бездарный я мог такое написать. В общем, не надо отчаиваться, а править, править, править.

* * *
Сон. Живу в старинном английском (?) доме (дубовые потолки, зеленые обои, деревянные панели, камины) с кучей больших собак. Дом, собственно, и 6азывается Псарня. Не думаю, что я хозяин, но типа вместо него, чтобы о собаках заботиться. Дворецкий сервирует им еду - веджвудский фарфор, белые скатерти. Собаки, как моя Гуга, деликатно сидят на стульях, едят с тарелок и пьют из бокалов - те, у которых морды узкие, а два ротвейлера пьют из серебряных чаш. Они не очеловеченные, но вышколенные и деликатные. Вечерами укладываются в кресла и на шкуру у камина, а я им читаю Марка Твена почему-то. Мне такая жизнь очень нравится. Делаю, что хочу, только собаки за мной таскаются повсюду, даже в ванну и в спальню. Я к ним очень привязался, они немножко кроткие, робкие, видно, их в строгости держали, а я их старательно балую. Их десятка два, милые ужасно, у меня с ними полное понимание, а вот слуг я побаиваюсь, они чертовы ксенофобы.
Потом оказалось, что дворецкий - маньяк, причем неубиваемый, кочергой по лысине я его бил, ножом пырял, но от него все отскакивает, как от медного подноса. Его поднатыривает пожилая экономка, сектантка. Кухарка тоже за них и я случайно увидел, как она нам в супницу насыпала две горсти крысиной отравы. Так что мы с собаками и с двумя молоденькими служанками убегаем через подземный ход, в некоторых местах (где железные вертикальные лестницы) собак приходится таскать на руках. Как-то я это все не всерьез воспринимал и во время побега еще успевал тискать собачек.

* * *
Тень надежно пришита к пяткам,
А то бы мы давно
Сбежали друг от друга.

Про книжки:
ВОСПОМИНАНИЯ О МАКСИМИЛИАНЕ ВОЛОШИНЕ

Мне бы он в жизни точно не понравился. Не люблю таких благодушных, и нашим и вашим, чтобы всем угодить. Это обычно от трусости (к Волошину, думаю, не относится). И не люблю безответственных шалунов, любителей розыгрышей, парадоксалистов. Наговорит чепухи, глаза закатив, какой-нибудь девице - у нее из-за этого вся жизнь наперекосяк, а он уже с тем же пылом проповедует нечто противоположное. Как будто слова ничего не значат.

Наверно, он был хорош для подростков, начинающих поэтов, неприкаянных женщин. Чем-то похож на бармена, которому исповедаются от одиночества. Ну да, он ведь в своем роде был содержатель гостиницы. Мне кажется, от него всегда ждали большего, и он в конце концов многих разочаровывал. Но потом он оказывался все равно чуть не лучшим воспоминанием в жизни.

Когда дочитывал, продолжил с половины чьего-то воспоминания, решил, что это какая-то малограмотная совдеповская девица - до того все высокомерно, безаппеляционно, невежественно, раздраженно, когда чего-то не понимает, язык - как у зощенковских персонажей. Оказалось - Вересаев. В маразм он, что ли, на старости лет впал?

Про музыку:

БЕТХОВЕН-ПРОЕКТ. Джон Ноймаейер. Гамбургский балет.
Сперва все комично, прием, как в детских утренниках, все прекрасно танцуют, только один дурачок ковыляет по сцене, ко всем цепляется, спотыкается, толкается, падает, да как! А потом все раскручивается трагично. Драматический актер в классическом балете. Контраст потрясающий. Я так понял, что это типа живая непричесанная человеческая (бетховенская) душа, которая пытается выразить себя средствами гармонии, музыки, балета, но в них не умещается. При этом там, хоть и есть конфликт, но не неприятие, они очень нужны друг другу, музыка и Бетховен.
Ноймайер с Эйфманом, на мой взгляд, два реально умных и талантливых интеллектуала в балете, в отличие от всякого экспериментаторского жулья. Оба мне очень интересны. Философия и танец с трудом совместимы, хотя ведь реально многие пытались, еще начиная с Древней Греции, и там Далькроз, Гольденвейзер, Гурджиев. Редко хорошо получается, но у Эйфмана и Нормайера вышло.

КРОВАВАЯ СВАДЬБА, театр Антонио Гадеса
Начало посмотрел. Слишком просто и бедно по нынешним временам. Благородно зато. Но чет не стал смотреть до конца.

Про кино:
СЛЕД ЗВЕРЯ, Польша, 2017, реж. Агнешка Холланд
Сразу было понятно, что собак убьют, и я заранее загрустил и напомнил себе, что это не по-настоящему. Прелестная главная героиня, защитница всех зверей. Пейзажи восхитительные. Финал, правда, какой-то чудной. У меня двойственное отношение к этому всему.

ЗВЕРЬ, Великобритания, 2017
Вроде и ничего, но чет так скучно стало, что я отвлекся и весь финал со смыслом и моралью просмотрел, не знаю, чем кончилось.