[bushunchak]

Из-за этих японцев у меня и хокку пошли какие-то апокалиптические.

Один шажок, чтоб перейти порог
Невидимых ворот между мирами.
Раз-два, и нет меня. Но где-то - есть.

... в тот день сгорит, как свиток, небо
и звезды облетят,
как листья на ветру.

Иссыхает душа, как лужица без дождя,
А вдруг - растекается во всю вселенную,
И отражает небо, город и солнце.

Про книжки:
Мещеряков. УПРАЗДНЕНИЕ ТЕЛА: японский тоталитаризм и культ смерти
Мещеряков. САМАЯ КРАСИВАЯ: Природа Японии в интерпретации Сига Сигэтака
Хороший автор, пишет интересно, легко и эмоционально. Хорошо, когда ученого еще и муза при рождении поцеловала. Я тут нескольких наших японистов читал - и ни у кого нет преклонения перед японским, что у западных японистов прям сплошь и рядом. А Мещеряков прямо-таки враждебен. Вот и хорошо.

Цитаты:
Про природу:
- Вторая половина XIX в. выдалась для японцев психологически очень трудной. После двух с половиной веков добровольной изоляции усилиями мировых держав она была вынуждена открыться миру, и это «открытие» породило в японцах глубокий комплекс неполноценности, поскольку стало ясно, что Япония не обладает конкурентоспособностью в военной, экономической и иных сферах. Этот комплекс затрагивал и культуру (многим стало казаться, что японская культура недостойна внимания), и даже тело японца, которое стали считать некрасивым
- Японская земля для европейцев с практической точки зрения являлась малозначимой. Она была не только далека, она была еще и бедна ресурсами, которые интересовали Европу и Америку. Япония стала для европейцев страной природы, страной для разглядывания. В отличие от практически всей Азии Япония избежала участи стать колонией белого человека.
- В Японии не было ничего «ценного», того, чего нет в других странах, за исключением пейзажей.
- Общий модус японской культуры определяется не столько объективацией «величественных», крупных объектов, сколько вниманием к малому. Создаваемые японскими мастерами модели природы (сады, бонсай, живопись) характеризовались миниатюрными формами, взгляд японца характеризуется «близорукостью», а не «дальнозоркостью» . Крупные объекты (включая людей и литературных героев) вызывали у японцев не столько восхищение, сколько страх. Они ассоциировались с отсутствием культуры и дикостью.
- Собственная концепция настолько овладевает автором, что, говоря о «полноводных» японских реках, он совершенно «забывает» упомянуть о том, что в засушливый сезон многие из них превращаются в жалкие ручейки. Взгляд Сига обладал свойством избирательности, он видел только то, что хотели видеть его соотечественники. Один из параграфов книги назывался «Японский Рейн и японская Швейцария», где в качестве «японского Рейна» фигурировала речушка Кисо протяженностью в 227 километров. Напомним, что длина Рейна составляет 1320 километров.
- Уже находились люди, в сознании которых происходила абсолютизация поэтического фактора, абсолютизация эмоционального начала, его отлет от вещного мира. ...дух, который «нельзя ни увидеть, ни услышать», но который присущ японцам от рождения и передается по наследству. Впоследствии такая точка зрения на соотношение души и тела, вещного и духовного станет преобладающей и приведет народ Японии к катастрофическим последствиям.

Про некрофилию:
Песенка времен войны:
закаленные
Прочно историей предков,
Тверже железа — верность монарху.
Поступь и бег по огромной земле,
Улыбка — предчувствие смерти.
Что оставят соратникам?
Только возглас: «Так надо!»
Спичку — к запалу!
Взрывчатка в руках.
Мчимся на проволоку,
Тело бросаем вперед.
- японскому обществу был милее пример коллективных, а не индивидуальных действий. От одиночного героя всегда веет непредсказуемостью, а японская культура не жалует бунтарей и одиночек.
- Смерть стала напитывать трупным ядом воображение поэтов и художников. Метафорическое сознание оказывалось сильнее прагматических соображений. Подчеркнутая эмоциональность выражения чувств (совершенно несвойственная японцам в повседневной жизни!), горючие слезы, застилавшие глаза и туманившие взор, были симптомом прогрессирующей некрофилии.
- «Правильная» смерть — это триумф, победа духа над плотью. Важно, чтобы ты сделал все, что в твоих силах. Кто в реальности победил на поле боя — имеет второстепенное значение.
- «Плакать нельзя. Наохару больше не мой сын. Наохару стал божеством, так что я буду радоваться твоей смерти на поле боя».
Матерям предлагалось считать, что они растили детей не для жизни, а для смерти. Смерти во имя императора. Их убеждали в том, что жизнь и смерть сына являются актом публичным, а не частно–семейным.
- Перед последним полетом пилот–смертник, младший лейтенант Окабэ Хэйити, писал:

Нам бы только упасть,
Словно цветы весенней сакуры —
Лепестки так чисты и сияющи!

Одноразовые летательные аппараты смертников также носили имя цветов этого дерева. Психологию смертника с предельной ясностью выявляет фраза одного из них: «Когда есть выбор между жизнью и смертью, всегда лучше умереть!».

- Лейтенанта Фудзию Хадзимэ командование не зачисляло в ряды камикадзе по причине его семейного положения. Видя его отчаяние, супруга лейтенанта утопилась вместе с тремя детьми, чтобы он смог исполнить свою мечту.
- Правила традиционного самурайского способа свести счеты с жизнью тоже предполагали публичность — зрителей и ««помощника», который отрубал голову самоубийце. Предполагалось, что главным судьей человека выступает не он сам, не бог, а люди. Японец не был в состоянии освободиться от их внимательных глаз даже в момент смерти. Одного сознания собственной правоты было недостаточно — требовались свидетели.
- Смерть на поле боя была эквивалентом персонального очистительного ритуала, предвестником общей победы и вечного мира. «Смерть красит человека» — таково было убеждение японцев того некрофильного времени.
- В старых императорских указах японский народ временами именовался «зеленой травой». В основе этого термина лежит убеждение, что люди плодятся и растут сами собой.

Нелли Дёле. ЯПОНИЯ ВЕЧНАЯ.
Книжечка сама - произведение искусства. Я, кстати, не первый такой буклет в руках держу, и меня поражает, насколько там подбирают толковых авторов. П.ч. на 120 страницах, где 2/3 - иллюстрации, 15 стр. - примечания и список литературы, много выделенных цитат - при этом остаток текста очень насыщенный и дает прекрасное представление о японской культуре, начиная с неандертальцев до кино и фотографии. М.б. как раз роскошные иллюстрации берут на себя половину смысла - лучше слов. В общем, книжка отличная, насыщенная и никакого упрощенчества, несмотря на такой маленький объем. Иллюстрации тоже с огромным вкусом подобраны.

Там я нашел статую Будды периода Нара, похожего на дедулю в его желтохалатном ламаистском состоянии (в мундирном капитанском он совсем другой). А статуи охранителей нио вообще на работу Бернини похожи.