Все не могу Фаулза добить, до чего же уныл! Герой никакой, холодный, бесчувственный. Автор тоже внеэмоциональный. Никого не жалко, ни за кого не беспокоишься - хоть бы они там все передохли, а мне по фиг (в книжке, я имею в виду). Даже греческие пейзажи, которые он выписывает с большим тщанием, и то не цепляют, опять же - п.ч. автор старательно старается писать абсолютно бесстрастно. И на фиг? Чтоб у меня от зевоты челюсть вывихнулась? Сегодня, может, добью его, страниц сто осталось.
Но вот - очень красивый кусок о Парнасе:
читать дальше"Облака нависли над нами, стало моросить, а за гребнем скалы ветер сек, как бывает в Англии в январскую стужу. Потом мы вдруг очутились среди облаков; в крутящейся дымке видимость снизилась ярдов до тридцати. Я обернулся к Алисон. Нос у нее покраснел, с виду она очень замерзла. Но указала на очередной каменистый склон.
Взобравшись на него, мы попали в облачный просвет, и небо, как по мановению волшебной палочки, стало расчищаться — словно туман и холод были всего лишь временным испытанием. Облака рассеивались, сквозь них косо сочилось солнце, и вот уже вверху разверзлись озера безмятежной синевы. Вскоре мы вышли на прямой солнечный свет. Перед нами лежала широкая, поросшая травой котловина, окольцованная островерхими скалами и прочерченная плоеными снежными языками, залегшими по осыпям и расщелинам наиболее обрывистых склонов. Все было усеяно цветами — гиацинтами, горечавками, темно-багровыми альпийскими геранями, ярко-желтыми астрами, камнеломками. Они теснились на каждой приступке, покрывали каждый пятачок дерна. Мы будто оказались в ином времени года. Алисон бросилась вперед и закружилась, смеясь, вытянув руки, точно птица, пробующая крыло; снова понеслась — синий джемпер, синие джинсы — неуклюжими ребяческими прыжками.
Высочайшая вершина Парнаса, Ликерий, так крута, что с наскоку на нее не взберешься. Пришлось карабкаться, хватаясь за камни, то и дело отдыхая. Мы наткнулись на поросль распустившихся фиалок, больших пурпурных цветов с тонким ароматом; наконец, взявшись за руки, преодолели последние ярды и выпрямились на узкой площадке, где из обломков была сложена вешка-пирамида.
— Боже, боже мой, — вырвалось у Алисон.
Противоположный склон круто обрывался вниз — две тысячи футов сумрачной глубины. Закатное солнце еще не коснулось горизонта, но небо расчистилось: светло-лазурный, прозрачный, кристальный свод. Пик стоял одиноко, и ничто не заслоняло окоем. Мнилось, мы на неимоверной высоте, на острие тончайшей иглы земной, вдали от городов, людей, засух и неурядиц. Просветленные.
Под нами на сотни миль вокруг простирались кряжи, долы, равнины, острова, моря; Аттика, Беотия, Арголида, Ахея, Локрида, Этолия… древнее сердце Греции. Закат насыщал, смягчал, очищал краски ландшафта. Темно-синие тени на восточных склонах и лиловые — на западных; бронзово-бледные долины, терракотовая почва; дальнее море, сонное, дымчатое, млечное, гладкое, точно старинное голубое стекло. За пирамидой кто-то с восхитительным античным простодушием выложил из камешков слово ФОС — «свет». Лучше не скажешь. Здесь, на вершине, было царство света — и в буквальном, и в переносном смысле. Свет не будил никаких чувств; он был для этого слишком огромен, слишком безличен и тих; и вдруг, с изощренным интеллектуальным восторгом, дополнявшим восторг телесный, я понял, что реальный Парнас, прекрасный, безмятежный, совершенный, именно таков, каким испокон является в грезах всем поэтам Земли."Параллельно другие книжки читаю - не удавиться же с этим Фаулзом от тоски! Статейки всякие мелкие. Вот как раз на тему:
Н.Иванова "Запрет на любовь. О дефиците эмоций в современной литературе". Не меня одного это достало.
читать дальшеСобственно, название уже говорит, о чем там дальше будет, но вот еще умный кусочек:
"Больные алекситимией неспособны к выражению собственных эмоций и осознанию чувств других людей. В основе патологии лежит конфликт между эмоциональной природой человека и отказом от этой природы.
В нашей культуре эта патология — парадоксально — стала характеристикой постмодернистского здоровья к началу ХХI века" Литературная мода "на полную бесстрастность, отчужденность от чувства, отказ от его изображения, нежелание иметь дело со страданием и состраданием, а также гневом, радостью, страхом и печалью".
Статья кончается четверостишием Фета, очень красивым, вот:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя
Иванова про нашу литературу пишет, но у нас-то как раз еще ничего. Мои любимцы все до черта экспрессивные и эмоциональные. А вот в иностранной как-то все еще печальней.
Наплевать мне на моду. По-моему, в тексте только страстность и цепляет, нерв задетый, ответная боль или что-то там еще. Пристрастность, субъективность. А эта внешняя отстраненность - блин, просто все выползли из журналистики, там основную деньгу забивают, вот и вид объективности, оттуда же и короткие абзацы, короткие предложения - п.ч. рассчитаны на узкий газетный столбец.
Еще читал
Акутагаву "Мысли о литературе" и, как ни странно, разочарован.
Читать дальшеЯ его как раз люблю, хотя на современных японцев у меня большой зуб - это они, суки, своим дебильным бесстрастием литературу заразили, и языком внезапно оживших роботов. Акутагава-то другой, он сам изо всех сил учится у европейцев, прежде всего у Толстого и Достоевского. И поэтому, м.б., его статьи и неинтересны - он в европейской теории литературы самые азы постигает, изучает начала. Объясняет, что могут существовать произведения, лишенные вульгарной занимательности, где разрушается повествовательность. Для японцев тогда это все было в новинку.
Просто разные цитаты, без разбору:
О театре кукол: - "Куклы прекраснее актеров. Особенно они красивы, когда неподвижны. Но кукловоды в черном немного неприятны. Фигуры, напоминающие их, можно увидеть на картинах Гойи, на заднем плане. Такое чувство, что и тебя гонят куда-то эти черные фигуры — твоя горестная судьба.".
- Однажды мы с Сайсэй Муроо смотрели на луну над горой Усуи, и вдруг, услышав его слова, что гора Мёги «напоминает имбирь», я неожиданно для себя обнаружил, насколько эта гора действительно напоминает имбирный корень
- Фраза, принадлежащую Такэо Фудзисава: «Лошадь бежала, как рыжая мысль»
- Во все времена, и на Востоке и на Западе, множество читателей привлекли лишь классические произведения не особенно длинные. Если же они были длинными, то должны были представлять собой собрание коротких произведений. Еще По, утверждая свои принципы поэзии, основывался именно на этом факте
- Не следует только забывать слова Анатоля Франса, что нужно быть легким, чтобы улететь в будущее. Таким образом, классикой можно назвать лишь произведения, которые всеми читаются, с начала и до конца
Он кажется мне почему-то ужасно наивным. Такой старательный первоклашка. Приведу его 10 ПРАВИЛ ДЛЯ ПИСАТЕЛЕЙ (сократил там половину текста)
читать дальше
1. Нужно твердо усвоить, что из всех видов литературы проза — наименее художественный. Литература в истинном смысле — это только поэзия. Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии. Следовательно, исторические или биографические произведения фактически тоже являются прозой.
2. Прозаик, помимо того, что он поэт, является историком или биографом. Следовательно, он должен быть неразрывно связан с жизнью человека (определенной страны в определенную эпоху).
3. Поэт — человек, раскрывающий перед всеми свою душу. (Посмотрите хотя бы на любовную лирику, существующую для того, чтобы увлечь женщину.) Если же поэт в самом прозаике сильнее историка или биографа, то жизнь его неизбежно превращается в сплошную трагедию.
4. Как показывают три приведенных выше пункта, талант прозаика сводится к трем талантам: таланту поэта, таланту историка или биографа и таланту житейскому. Наши предшественники считали самым трудным не допустить противоборства этих трех талантов (люди, не считающие это самым трудным, — обыкновенные посредственности).
5. Писатель не может надеяться, что жизнь его будет спокойной и мирной, он должен полагаться лишь на жизненные силы, деньги, философское отношение к жизни (быть способным вести неустроенную жизнь). Нужно твердо помнить, что спокойная жизнь и писательство — понятия, как правило, несовместимые.
6. Если писатель все же хочет вести сравнительно мирную жизнь, он превыше всех талантов должен закалить свой талант житейский. Это значит быть господином своей судьбы (при этом нет гарантии, что он сможет), быть вежливым и предупредительным с любым, самым отпетым идиотом.
7. Литература — это искусство самовыражения с помощью слов. Следовательно, писатель должен не жалеть труда, чтобы оттачивать слово. Если человек не способен восторгаться прелестью слова, это значит, что он не обладает всеми данными, необходимыми писателю.
8. Прозаическое произведение данной страны в данную эпоху базируется на определенных канонах (определяемых историческими условиями). Писатель должен стараться следовать этим канонам. Выгода заключается в том, что: 1) Можно создавать свое произведение, опираясь на плечи предшественников. 2) Поскольку будешь выглядеть добропорядочно, литературные псы не облают.
Гений просто ломает все эти каноны. Он в той или иной степени витает в небесах, движется вне социального прогресса (или перемен) в литературе и не способен плыть по течению. Его можно сравнить с планетой вне литературной солнечной системы.
9. Человек, стремящийся стать писателем, должен настороженно относиться к философским идеям, идеям в области естественных и экономических наук. Любые идеи или теории, пока человек — зверь, не способны господствовать над жизнью этого человека-зверя. Лучший метод, который должен избрать писатель, — описание с натуры как оно есть. Как оно есть в его глазах, а не как оно есть, когда перед глазами долговая расписка.
10. Любое правило написания прозаического произведения не есть Золотое правило. Кому быть писателем, тот им будет, кому не быть — не будет.
-
-
23.01.2012 в 01:59ты расстроил меня
И разве Акутагава не умер еще?
-
-
23.01.2012 в 10:25