понедельник, 06 февраля 2012
Бог весть
У красных тысячи штыков,
три сотни нас.
Но мы пройдем средь их полков
в последний раз.
И кровь под шашкой горяча
и свята месть.
А кто отплатит палачам?
Бог весть…

Бессильная, в последний раз,
пехота, встань!
Пускай растопчет мертвых нас
та пьянь и рвань…
Кто жив, вставай в последний час,
пока ты есть!
А кто родится после нас –
Бог весть.
Взломав века своей судьбой,
войдем в века.
Всех тех, кто вспомнит этот бой,
возьмет ЧеКа.
Зато мы были соль земли,
Отчизны честь…
Нас поименно вспомнят ли?
Бог весть.
Но нам плевать, что нам лежать
в грязи, в крови.
Лишь только ты, Россия-мать,
лишь ты живи.
Хоть мертвым нам, но дай ответ –
не ложь, не лесть:
Жива ты ныне или нет?
Бог весть.
И еще несколько экспрессивных военных стихов Льва Вершинина
читать дальшеРоты двигались на Трою...
Роты двигались на Трою... Впрочем – эка незадача! –
в древней Греции герои не поротно шли. Иначе
я рассказ начну: на Трою орды шли... И вновь напутал!
Как делили там героев, разве вспомнить за минуту?
Батальоны? Легионы? Полной точности не надо!
Шли пехотные колонны к Карфагену, к Сталинграду...
Расточители монеты, пожиратели припасов –
шли под сильные куплеты, чтобы стать кровавым мясом.
Чтобы птичьим стать обедом, шли, таща мечи-винтовки...
И брели за войском следом нерожденные потомки.
Кто-то хнычет, кто-то пишет...
Кто-то хнычет, кто-то пишет:
Оба время тратят даром.
Нет на свете правды выше
правды фланговых ударов.
Убедит судью любого,
даже полк отборных судей,
ослепительно сурова,
правда башенных орудий.
БАЛЛАДА О ГЕОРГИЕВСКОМ КРЕСТЕ
А мы получали Егориев так:
пустыня была седа,
а впереди был Зера-Булак - река, и значит - вода.
Горнист протрубил пересохшим ртом,
припомнив прошлую прыть;
мы, право, не знали, что будет потом,
кто будет с крестом, а кто - под крестом...
Нам просто хотелось пить.
Но поручик Лукин прокричал приказ:
мы дошли до приречных мест,
и не хлеб да соль ожидают нас,
а эмирская стая, к сарбазу сарбаз,
сползается скопищем в этот час, куда не гляди окрест.
Юнкер Розен поднял жеребца свечой,
изгаляясь и в мать и в прах...
А река извивалась кайсацкой камчой
и воняла прокисшей конской мочой,
как повсюду в здешних краях.
У реки и вправду стояла орда,
нависая со всех сторон...
Словно скатка на марше, душила жара
и комком подступали ко рту из нутра
сухари с солониной, что жрали вчера
и водочный порцион.
На истертых ногах мы качнулись к воде,
выжимая кровь из сапог...
Но с пригорка хакнул кара-мултук -
и поручик Лукин матюкнулся вдруг
и фуражкой ткнулся в песок.
Черногривый его не заржал - завыл
(кони тоже умеют выть!)
и ряды сарбазов были пестры...
Но что нам было до Бухары,
если в глотках стоял перегар махры
и очень хотелось пить!
Взрыли пушки-китайки песок столбом,
на куски развалили взвод,
юнкер Розен упал с разрубленным лбом,
толмача Ахметку накрыло ядром
и фельдфебель Устин чугунным бруском
получил отпускной в живот.
Он сучил сапогами, зажав дыру,
и шептал, пока не затих:
"Сыночки, сарбазы ползут, как вши...
Порежут вас до единой души...
Но кто доберется до бей-баши -
спасет себя и своих..."
Мы в кустах залегли, и по нам орда
пробежала, кусты круша.
Было трое нас - и, плюнув на взвод,
я, Ильин Кузьма, да Седых Федот,
сомкнувшись шеренгой, пошли вперед -
к холму, где был бей-баша.
Мы отставших бухарцев крушили вмах,
хрипя матерную бредь...
И дуром, на крике, прорвались к холму -
по крови, мясу, тряпкам, дерьму...
Но эмирская пуля добыла Кузьму,
сократив шеренгу на треть.
Бей-баша стоял на вершине холма,
у зеленого бунчука...
К нам навстречу метнулся чернявый щенок
и Федота - с оттяжкой, наискосок.
И увидел я, как сползли в песок
голова, плечо и рука.
Я мальчишку четко достал штыком,
встал с башою лицом к лицу,
и, смеясь в ответ на гнусавый лай,
я отправил его в мухаметкин рай,
словно чучело на плацу!
А потом зазвенело в ушах - и тьма...
Я очнулся, уже когда
в небе мчался каракуль казачьих папах:
это сотни, застрявшие в Черных песках,
выйдя с фланга, сарбазов втоптали в прах
и на юг бежала орда.
Два усатых казака мне встать помогли,
и утерли лицо, и к реке подвели,
а вода, где кровь и навоз текли,
так была вкусна и чиста...
Генерал-отец, галуны в огне,
перед строем в пояс кланялся мне,
и при всех целовал в уста.
"Не Кузьме Ильину, не Федоту Седых,
а тебе - за то, что живой,
и за то, что что соблюл государев стяг -
крест-Егорий, славы солдатской знак,
увольненье на месяц (гуляй, казак!)
и "катенька" на пропой!"
Так сказал генерал и к могилкам пошел,
на песке оставляя след...
Строй равняя, лежали поручик Лукин,
юнкер Розен, фельдфебель дядька Устин,
половина Федота, Кузьма Ильин,
и толмач-киргизец Ахмет.
...
Что смеетесь, ребята? Не брешет дед.
Был когда-то и я в чести.
Был не промах, а нынче на нет сошел.
Стал один, как перст, и гол, как сокол...
Кто сегодня с монетой в кабак пришел?
Не побрезгуйте поднести.
Очевидец
Я твердо понял, как опасно
быть очевидцем беспристрастным,
когда «Конармию» прочел...
Был прорван фронт. И эскадроны
на запад шли под звон каленый
из ульев выселенных пчел.
Синели трупы на дорогах,
и ветхий ксендз просил у Бога,
чтоб гнев умерил хоть немного,
но не внимал ему Господь...
Набухли кровью пулеметы
и шашки падали с икотой
на обезумевшую плоть!
... Но годы многое смягчили
и упокоились в могиле
и те, кого тогда рубили,
и те, кто их рубил вдогон;
и сабель лязг, и визг проклятий
легли под глянец хрестоматий
для тех, кто после был рожден...
Вот в этом, видно и таится
злосчастье доли очевидца:
беда его или вина,
но кистью памяти жестокой
он в сказку, ставшую уроком
добавил черные тона.
***
На истрепанной книги пожелтевших страницах,
что увидели свет четверть века назад,
я прочел о китайцах, защищавших Царицын,
тот Царицын, который теперь Волгоград.
Может, авторы нынче вконец осторожны,
а возможно — редакторы слишком умны,
только книжек на полках найти невозможно
о китайских солдатах гражданской войны.
...Узкоглазые дети предместий Пекина,
никогда никому не желавшие зла,
вас Россия ввозила рабочей скотиной,
но другая Россия вам ружья дала!
Белочешских винтовок звенящие пули
вашей крови в сраженьях отведали власть —
умирали в атаках китайские кули,
на Советской земле, за Советскую власть.
Вас начдивы считали козырною мастью,
для запаса держа, как наган в кобуре,
и бросали на карту послушные части,
как последнюю ставку в военной игре.
По ночам вы дрожащие песенки пели,
пили терпкий сянь-нянь, гиацинтовый чай...
Имя „Ленин" сказать не всегда и умели,
только знали, что Ле Нин придет и в Китай.
Так зачем же теперь осторожность такая?
Уж казалось бы, это понять не хитро:
если там, за стеною, добро вспоминают,
то пристало ли нам забывать про добро?
Разве можно забыть ваши желтые лица?
Как нам нужно сейчас оглянуться назад —
на китайских парней, защищавших Царицын.
Тот Царицын, который теперь Волгоград!
@темы:
Гражданская война,
Стихи