Я не червонец, чтоб быть любезен всем
О толерантностиТолерантность – это не понятие из христианской лексики. В христианской этической традиции есть одна древняя максима: люби грешника, но не люби грех. Так что в том, что касается ближнего, Христос требует от нас гораздо большего, чем просто терпеть его. Он требует от нас любви. Толерантность – форма равнодушия. “Меня не интересует, что делает другой человек, пока это не затронет меня или моих детей” – это способ дистанцирования друг от друга, форма атомизации современного общества. Христианство предполагает, что мы должны быть важными друг для друга, а не равнодушными друг к другу.
И так, иногда приходится вмешиваться грубо, болезненно в жизнь другого человека. И одна из форм такого вмешательства – нравственная оценка и несогласие с тем, что он делает: заявить ему категорически, что это – грех. Идеология толерантности предполагает как раз обратное – быть равнодушным к тому, что делает другой человек, если это меня не касается, и, чтобы сохранить добрые отношения, даже похвалить его грех. Толерантность – это не путь христианина.
О гомосексуализмеДумаю, что наше отношение к ним должно определяться принципом: как вы к нам, так и мы к вам. Во-первых, человек может быть охваченным такой страстью, но иметь христианское самосознание, каяться и желать избавления от своего греховного состояния. Такому человеку мы можем только сочувствовать и, руководствуясь братской любовью, поддерживать его в его усилиях. Вторая ситуация – когда данный человек живет вне Церкви и его сексуальная жизнь – его частное дело. В этом случае можно говорить об известной толерантности с нашей стороны. Он знает нашу принципиальную позицию, но она его не интересует, он сам строит свое будущее – что ж, он свободный человек. Но совсем иным должно быть наше отношение к третьему роду случаев, когда гомосексуалисты начинают публично рекламировать свой образ жизни, когда они не только перед своей собственной совестью оправдывают его, но и готовы прожужжать уши всем, в том числе и СМИ, насколько замечателен их образ жизни, насколько нормален их выбор, насколько он не грех и не болезнь, а норма и даже не просто норма, а вершина эволюции.
Знаете, парадокс в том, что борьба гомосексуального движения началась потому, что гомосексуализм считался уголовным преступлением. Их главный лозунг был: то, что делают двое взрослых людей за запертой дверью спальни, это их личное дело. С этим тезисом можно согласиться. Но что получилось? Прошло всего несколько лет и они начали лезть ко всем с рассказами, что именно они там делают за дверью спальни, внушать нам, что мы должны гордиться ими и рукоплескать им.
О ЕвросоюзеВ Евросоюзе совершается то, чему мы уже были свидетелями в Советском Союзе. Пришла Красная армия и сказала: вот, помещиков больше не будет, крестьяне свободны. Это прекрасно! Как не согласиться с этим! Но потом оказалось, что кроме помещиков не будет и собственного огорода, и коровы, и того, и этого… и ситуация стала иной. ЕС говорит: вот, у тебя теперь европейский паспорт, ты можешь ездить повсюду… И человек думает: “Это прекрасно!” Но потом оказывается, что надо отказаться и от любимой домашней ракии, и от похлебки с потрохами… а потом тебе лезут и в душу, обязывают принять их идеологию и отказаться от своих традиционных убеждений. А самое коварное в сегодняшней идеологии – утверждение, что она не существует. Нам говорят: у нас нет никакой идеологии, просто СМИ отражают действительность такой, какая она есть. Если и есть какая-то идеология, то она только в том, чтобы уважать человека, защищать его право на информированность. А это ложь. Коварная ложь, с которой мы не можем согласиться.
О недостойных священникахЦерковные люди должны как можно реже говорить “мы“, ибо мы различны. Не следует соглашаться, поддерживать убеждение, что все священники на свете – это один определенный типаж. Мы разные: разные бывают монахи, разные епископы, разные мы все. Врачи ведь разные? – разные. Учителя одинаковые? – нет. Так и мы.
Апостолы тоже были разные: по происхождению, по образованности, темпераменту, характеру… среди них был Иуда и с тех пор ничего не изменилось. Число подлецов тоже стабильно – каждый двенадцатый. Евангельское число не изменилось, просто, когда Церковь растет, и число Иуд растет.
Хорошая новость в том, что, несмотря на то, что мы, духовники, не идеальны, каждый может спокойно прийти в православную церковь, потому что мы ничего не делаем в храме. В храме все делает Христос, а мы только Его ничтожные служители. В отличие от католических духовников у нас нет притязаний на власть совершать таинства, вязать и решить грехи, крещать, венчать… У нас Христос делает все это, а мы только свидетельствуем: “крещается…”, “венчается…”
В тот миг, когда человек поймет, что собственными усилиями, эрудицией он не может справиться со своей жизнью, что ему нужна помощь, чудо, чтобы выкарабкаться из грязи, у него появляется шанс стать христианином. До тех пор, пока ты убежден, что твои хорошие родители дали тебе хорошее воспитание, хорошее образование и у тебя хорошие шансы и на успех в этой жизни, и на Царствие Небесное, поскольку ты хороший гражданин и хороший христианин – ты очень далек от христианства.
О стилизации под ПравославиеДумаю, что Церковь не должна поддаваться искушению уподобляться голливудской фабрике звезд и увлекаться всем этим – облачениями, словесными конструкциями… чтобы все было в жанре особой, искусственной стилистики, чтобы у нас все было иным, красивеньким, не таким, как в метро. Если обратить внимание на архитектуру: древне-византийскую, древнеболгарскую, древнерусскую… в православной архитектуре нет характерного для готической архитектуры стремления вверх. Православные храмы стоят крепко на земле, вросли в землю. Они – небо, спустившееся на землю.
Церковь нуждается сегодня в повторении чуда Пятидесятницы – чтобы Церковь заговорила на многих языках, на разных языках разных субкультур. В противном случае мы сами станем субкультурой, как предупреждает Патриарх Кирилл. Христианство – для масс, а не только для отличников аскетической подготовки.
Современное состояние православияПосле конца советской власти в России было около 2000 храмов, сейчас их около 20 000. Это значит, что за последние 20 лет открывалось около 1000 храмов в год, т.е. по 3 храма в день. И это не просто успех железобетонного строительства. За каждым храмом стоят верующие люди. У нас было 3 монастыря: Троице-Сергиева Лавра, Псково-Печерский монастырь и Оптина пустынь. Сейчас их более шестисот с десятками тысяч монахов. Да, это не так много, но к каждому монаху приходят десятки и сотни людей, которые пытаются жить по-православному. И это желание жить по-Божьи, каким бы скромным ни был успех – нечто серьезное, а не просто мода. Так что сотни тысяч людей ведут церковную жизнь, пытаются, трудятся… Между ними есть разные люди, которые хотят изменить свою жизнь и реально меняют ее.
Так что, если говорить о моде, можно спокойно сказать, что у нас в России сегодня православие – не мода, а есть мода говорить, что быть православным – это просто мода. О моде на православие говорят люди, которые не сделали никаких усилий изменить себя и свою жизнь и нуждаются в оправдании собственной лени.
Митрополит Антоний Сурожский говорит: “Есть люди, травмированные православием”. Необыкновенно точное выражение, потому что действительно есть люди с травматическим, трагическим опытом прикосновения к Церкви. Многих людей мы оттолкнули за это время, многие охладели за это время.
Чем объяснить эти человеческие потери? Традиционный ответ – что каждый сам виноват в собственных грехах. Разумеется, в потере горения веры виновен каждый из нас, но если одна свечка потухает, причину этого можно искать в самой свечке, а если потухает много свечей, если это становится массовым, то надо осмотреться – нет ли сквозняка?
Является ли ислам угрозой для христианства?Единственная угроза для христианства – это наши слабости. Чем нам угрожает ислам? Высокой рождаемостью. Что ж, ничего хорошего не ждет страну, в которой девочки не мечтают стать матерями, а мальчики – воинами; страну, в которой поощряются гомосексуализм и разврат. И в этом нам виноваты не мусульмане.
Будущее православияВы видели этот рекламный лозунг: “Бери от жизни все”? Вот этого принципа нам надо придерживаться и в церковной жизни. Буквально. “Все” – это значит усвоить опыт гонений, опыт страдания, одиночества, брошенности, опыт провала, старения и немощи… а не только опыт радостного блаженства.
Господь – с нами и поэтому дает нам все, что необходимо для спасения: и радость, и слезы, и покаяние… все остается таким, каким было и каким будет. На каком-то уровне Церковь всегда равна самой себе. В главнейшем ничего не изменилось и не изменится в Православной Церкви: Она останется Телом Христовым, останется Церковью апостольской, освящающей и спасающей…
И так, иногда приходится вмешиваться грубо, болезненно в жизнь другого человека. И одна из форм такого вмешательства – нравственная оценка и несогласие с тем, что он делает: заявить ему категорически, что это – грех. Идеология толерантности предполагает как раз обратное – быть равнодушным к тому, что делает другой человек, если это меня не касается, и, чтобы сохранить добрые отношения, даже похвалить его грех. Толерантность – это не путь христианина.
О гомосексуализмеДумаю, что наше отношение к ним должно определяться принципом: как вы к нам, так и мы к вам. Во-первых, человек может быть охваченным такой страстью, но иметь христианское самосознание, каяться и желать избавления от своего греховного состояния. Такому человеку мы можем только сочувствовать и, руководствуясь братской любовью, поддерживать его в его усилиях. Вторая ситуация – когда данный человек живет вне Церкви и его сексуальная жизнь – его частное дело. В этом случае можно говорить об известной толерантности с нашей стороны. Он знает нашу принципиальную позицию, но она его не интересует, он сам строит свое будущее – что ж, он свободный человек. Но совсем иным должно быть наше отношение к третьему роду случаев, когда гомосексуалисты начинают публично рекламировать свой образ жизни, когда они не только перед своей собственной совестью оправдывают его, но и готовы прожужжать уши всем, в том числе и СМИ, насколько замечателен их образ жизни, насколько нормален их выбор, насколько он не грех и не болезнь, а норма и даже не просто норма, а вершина эволюции.
Знаете, парадокс в том, что борьба гомосексуального движения началась потому, что гомосексуализм считался уголовным преступлением. Их главный лозунг был: то, что делают двое взрослых людей за запертой дверью спальни, это их личное дело. С этим тезисом можно согласиться. Но что получилось? Прошло всего несколько лет и они начали лезть ко всем с рассказами, что именно они там делают за дверью спальни, внушать нам, что мы должны гордиться ими и рукоплескать им.
О ЕвросоюзеВ Евросоюзе совершается то, чему мы уже были свидетелями в Советском Союзе. Пришла Красная армия и сказала: вот, помещиков больше не будет, крестьяне свободны. Это прекрасно! Как не согласиться с этим! Но потом оказалось, что кроме помещиков не будет и собственного огорода, и коровы, и того, и этого… и ситуация стала иной. ЕС говорит: вот, у тебя теперь европейский паспорт, ты можешь ездить повсюду… И человек думает: “Это прекрасно!” Но потом оказывается, что надо отказаться и от любимой домашней ракии, и от похлебки с потрохами… а потом тебе лезут и в душу, обязывают принять их идеологию и отказаться от своих традиционных убеждений. А самое коварное в сегодняшней идеологии – утверждение, что она не существует. Нам говорят: у нас нет никакой идеологии, просто СМИ отражают действительность такой, какая она есть. Если и есть какая-то идеология, то она только в том, чтобы уважать человека, защищать его право на информированность. А это ложь. Коварная ложь, с которой мы не можем согласиться.
О недостойных священникахЦерковные люди должны как можно реже говорить “мы“, ибо мы различны. Не следует соглашаться, поддерживать убеждение, что все священники на свете – это один определенный типаж. Мы разные: разные бывают монахи, разные епископы, разные мы все. Врачи ведь разные? – разные. Учителя одинаковые? – нет. Так и мы.
Апостолы тоже были разные: по происхождению, по образованности, темпераменту, характеру… среди них был Иуда и с тех пор ничего не изменилось. Число подлецов тоже стабильно – каждый двенадцатый. Евангельское число не изменилось, просто, когда Церковь растет, и число Иуд растет.
Хорошая новость в том, что, несмотря на то, что мы, духовники, не идеальны, каждый может спокойно прийти в православную церковь, потому что мы ничего не делаем в храме. В храме все делает Христос, а мы только Его ничтожные служители. В отличие от католических духовников у нас нет притязаний на власть совершать таинства, вязать и решить грехи, крещать, венчать… У нас Христос делает все это, а мы только свидетельствуем: “крещается…”, “венчается…”
В тот миг, когда человек поймет, что собственными усилиями, эрудицией он не может справиться со своей жизнью, что ему нужна помощь, чудо, чтобы выкарабкаться из грязи, у него появляется шанс стать христианином. До тех пор, пока ты убежден, что твои хорошие родители дали тебе хорошее воспитание, хорошее образование и у тебя хорошие шансы и на успех в этой жизни, и на Царствие Небесное, поскольку ты хороший гражданин и хороший христианин – ты очень далек от христианства.
О стилизации под ПравославиеДумаю, что Церковь не должна поддаваться искушению уподобляться голливудской фабрике звезд и увлекаться всем этим – облачениями, словесными конструкциями… чтобы все было в жанре особой, искусственной стилистики, чтобы у нас все было иным, красивеньким, не таким, как в метро. Если обратить внимание на архитектуру: древне-византийскую, древнеболгарскую, древнерусскую… в православной архитектуре нет характерного для готической архитектуры стремления вверх. Православные храмы стоят крепко на земле, вросли в землю. Они – небо, спустившееся на землю.
Церковь нуждается сегодня в повторении чуда Пятидесятницы – чтобы Церковь заговорила на многих языках, на разных языках разных субкультур. В противном случае мы сами станем субкультурой, как предупреждает Патриарх Кирилл. Христианство – для масс, а не только для отличников аскетической подготовки.
Современное состояние православияПосле конца советской власти в России было около 2000 храмов, сейчас их около 20 000. Это значит, что за последние 20 лет открывалось около 1000 храмов в год, т.е. по 3 храма в день. И это не просто успех железобетонного строительства. За каждым храмом стоят верующие люди. У нас было 3 монастыря: Троице-Сергиева Лавра, Псково-Печерский монастырь и Оптина пустынь. Сейчас их более шестисот с десятками тысяч монахов. Да, это не так много, но к каждому монаху приходят десятки и сотни людей, которые пытаются жить по-православному. И это желание жить по-Божьи, каким бы скромным ни был успех – нечто серьезное, а не просто мода. Так что сотни тысяч людей ведут церковную жизнь, пытаются, трудятся… Между ними есть разные люди, которые хотят изменить свою жизнь и реально меняют ее.
Так что, если говорить о моде, можно спокойно сказать, что у нас в России сегодня православие – не мода, а есть мода говорить, что быть православным – это просто мода. О моде на православие говорят люди, которые не сделали никаких усилий изменить себя и свою жизнь и нуждаются в оправдании собственной лени.
Митрополит Антоний Сурожский говорит: “Есть люди, травмированные православием”. Необыкновенно точное выражение, потому что действительно есть люди с травматическим, трагическим опытом прикосновения к Церкви. Многих людей мы оттолкнули за это время, многие охладели за это время.
Чем объяснить эти человеческие потери? Традиционный ответ – что каждый сам виноват в собственных грехах. Разумеется, в потере горения веры виновен каждый из нас, но если одна свечка потухает, причину этого можно искать в самой свечке, а если потухает много свечей, если это становится массовым, то надо осмотреться – нет ли сквозняка?
Является ли ислам угрозой для христианства?Единственная угроза для христианства – это наши слабости. Чем нам угрожает ислам? Высокой рождаемостью. Что ж, ничего хорошего не ждет страну, в которой девочки не мечтают стать матерями, а мальчики – воинами; страну, в которой поощряются гомосексуализм и разврат. И в этом нам виноваты не мусульмане.
Будущее православияВы видели этот рекламный лозунг: “Бери от жизни все”? Вот этого принципа нам надо придерживаться и в церковной жизни. Буквально. “Все” – это значит усвоить опыт гонений, опыт страдания, одиночества, брошенности, опыт провала, старения и немощи… а не только опыт радостного блаженства.
Господь – с нами и поэтому дает нам все, что необходимо для спасения: и радость, и слезы, и покаяние… все остается таким, каким было и каким будет. На каком-то уровне Церковь всегда равна самой себе. В главнейшем ничего не изменилось и не изменится в Православной Церкви: Она останется Телом Христовым, останется Церковью апостольской, освящающей и спасающей…
@темы: Православие
Хорошо сказано. Нет, на самом деле, терпимость к людям, на нас непохожим... нет, не так, терпимость - это опять из сферы безразличия. Скажем так: к людям, на нас непохожим, относиться без раздражения - это хорошо и правильно (да-да, но все-таки есть вещи, к которым без осуждения относиться нельзя!). Но толерантность в том смысле, который идет в связке с политкорректностью - это страшное дело. Это такой мягкий, очень мягкий удушающий войлок, который глушит всякое живое слово, движение и чувство. Вся беда, я думаю, именно от неумения по-настоящему относиться к другим без раздражения: человек от всякого ждет обиды и знает, что все остальные тоже только и ждут обиды от него самого. Вот и цепляются за форму, как за спасительные рамки, решеточки: не высовывай нос за решетку, тогда и ты никого не укусишь, и тебя никто не укусит. И с каждым годом политкорректрешеточка делается все чаще и чаще... вот превратится совсем в стену, и будем мы каждый сидеть за своей глухой стеной - в полном и абсолютно толерантном одиночестве. Потому как себя-то, любимого, как не стерпеть?