Я не червонец, чтоб быть любезен всем
Великая пятница
Игумен Савва о страстной пятницеСтрастная седмица. Единственное время в году, когда мы забываем себя, свои долги и свои просьбы. В церковных песнопениях Страстных служб с четверга по субботу вы не встретите никакого упоминания о нас грешных, о наших покалеченных душах, о наших прошениях. Всё поглощено созерцанием Христа. На Нём одном сосредоточено наше зрение. Поэтому для внимательного христианина опыт этих дней есть школа жизни во Христе и жизни Христом, что является единственно правильным и нормальным состоянием христианина.Два скорбных и ужасающих действия — путь на Голгофу и шествие в пещеру погребения — были предметом нашего созерцания в эти дни. Таково свойство богослужения: оно делает нас участниками тех далеких и страшных событий.
В Гефсиманском саду глаза слепли от факелов, юноша в покрывале скрывался между деревьями, Пётр грелся у костра и вздрагивал от петушиного крика. Мы заглядывали в окна к Пилату, удивлялись многоголосому рёву толпы, жёны Иерусалима рыдали над избитым Страдальцем, разбойник получил прощение за последнюю любовь, доверенную Святому… Два старика и убитые горем женщины нашли последний приют Бездомному.
Как ярко видны лица современников Христа, но как-то таинственно скрывается Он Сам, остаётся недоступным этому созерцанию. Не это ли предрекал святой Исаия: как многие изумлялись, смотря на Тебя, — столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих! Так многие народы приведет Он в изумление; цари закроют пред Ним уста свои, ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слыхали (Ис 52:14–15).
Заметили ли вы, что описывая страдания Невинного, пророк не говорит ни слова о жалости к Нему? Почему так? Потому что все наши чувства поглощены одним благоговейным изумлением перед этим превышающим наше понимание делом Божиим, в котором так ярко и очевидно явлена превосходящая разумение любовь Христова (см. Еф 3:19).
Но любовь человеческая нам видна слишком хорошо, и она тоже достойна изумления, потому что это любовь без надежды. Мы смотрим на Крест и Гроб из Пасхи, мы слишком знаем радость Воскресения, мы живём ею. И торжественный строй Страстного богослужения, величественно-печального, но пронизанного ожиданием Пасхи, скрытой радостью её, царственным багрянцем окрашивает даже Плащаницу — последний покров Страдальца. Для нас Плащаница — знамя Воскресения и торжества над смертью и рабством, знамя свободы и единства с Богом. Но Никодим и Аримафейский старец, скорбные жёны и Богоматерь поливали слезами окровавленное полотно, скромное покрывало Мертвеца. Они угадали в Плащанице одежду древнего патриарха Иосифа, над которой плакал Иаков: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю (Быт 37:35).
Можем ли мы себе представить эту скорбь и отчаяние любви без надежды?
Для этих людей самым прекрасным и самым святым в жизни был Христос, но они знают необратимость смерти, знают, что с нею никто не может совладать, и ничего не ждут и уже ничего не боятся: Никодим уже не таит своей веры во Христа, Иосиф рискует потерять всё, что у него есть, и даже сам гроб отдаёт Праведному. Они не надеются ни на что и ничего не ждут, их любовь сильнее страха. Если Христос — самое чистое и святое, что они видели в жизни — умер, то: “сойду в печали в преисподнюю”.
Сегодня нам явлена превосходящая разумение любовь Божия к человеку. Но не менее поразительна и достойна восхищения любовь человека к Богу, и памятник этой любви — Святая Плащаница, в которую было обёрнуто тело Человеколюбца, обёрнуто любящими руками слабых и немощных людей, но верных в своей любви даже до ада.
Источник. Игумен Савва (Мажуко)
* * *
Митр. Антоний Сурожский о Выносе ПлащаницыВынос Плащаницы. Митрополит Антоний Сурожский. Страстная Пятница — 8 апреля 1966 г.
Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу.
Сейчас смерть Христова говорит нам о Воскресении, сейчас мы стоим с возожженными пасхальными свечами, сейчас самый Крест сияет победой и озаряет нас надеждой — но тогда было не так. Тогда на жестком, грубом деревянном кресте, после многочасового страдания, умер плотью воплотившийся Сын Божий, умер плотью Сын Девы, Кого Она любила как никого на свете — Сына Благовещения, Сына, Который был пришедший Спаситель мира.
Тогда, с того креста, ученики Распятого, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем — и это было как будто все.
Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти.
Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, — Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе.
Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.
Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач — и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.
Вот перед чем мы стоим в образе Божией Матери, в образе учеников Христовых. Вот что значит смерть Христова. В остающееся короткое время вникнем душой в эту смерть, потому что весь этот ужас зиждется на одном: НА ГРЕХЕ, и каждый из нас, согрешающих, ответственен за эту страшную Великую Пятницу; каждый ответственен и ответит; она случилась только потому, что человек потерял любовь, оторвался от Бога. И каждый из нас, согрешающий против закона любви, ответственен за этот ужас смерти Богочеловека, сиротства Богородицы, за ужас учеников.
Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! — и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Спасителю-Богу, и Матери Божией, и ученикам. Аминь.
* * *
Прот. Алексей Уминский о РаспятииСтрашные слова звучат с Креста:
В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? — что значит: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15: 34).
Только несколько женщин — Пресвятая Богородица, Мария Магдалина и Мария Клеопова стоят рядом с Ним. Его любимейший ученик — будущий евангелист Иоанн Богослов льет слезы, а другие апостолы разбежались, кто куда. Но это предательство — ничто в сравнении с тем одиночеством, которое Он испытал, приняв на Себя вместе с грехами всего мира и все последствия этих грехов, из коих самое страшное — богооставленность человека.
Всякий раз, когда мы отчаиваемся и говорим: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил?» — Господь отвечает нам: «Ты — сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение. Я рядом с тобой», потому что истинный Сын Божий прошел через все человеческие страдания. И нет такого ужаса, и нет такого состояния отчаяния, которые бы Христос не пережил на Кресте.
Распятие все расставляет по своим местам. Иосиф Аримафейский не был апостолом. Более того, он состоял в совете, принимавшем решение о казни Иисуса, хотя в Евангелии и написано, что Иосиф и сам ожидал Царствия Божия (Мк. 15: 23). Он слышал Господа и тайно в Него веровал.
В самый страшный момент этот человек открыто называет себя учеником Христовым. Он, в отличие от Пилата, решительно отрекается от всей своей прежней жизни, идет к правителю и просит отдать ему Тело распятого Христа. Иосиф жертвует свою усыпальницу, расположенную рядом с Голгофой, и берет на себя все затраты по организации погребения, приносит дорогую плащаницу и миро.
Он занимает место разбежавшихся апостолов наряду с женщинами, тоже проявившими невероятную отвагу. Они очень любили своего Учителя и полностью доверяли Ему.
Здесь проявляется важнейшее свойство веры, которое называется верностью, когда, казалось бы, уже верить не во что: на глазах у всех убивается надежда — Христа распинают, Его хоронят. Вся надежда на царствование Мессии, вся вера в его учение, казалось бы, заканчивается Его смертью. Что же еще можно сделать для Него? Оказывается, что можно хранить верность до конца.
Распятие должно было продемонстрировать всем, что Христос потерпел поражение, не доказал, что Он — Бог, не смог победить Своих врагов, не сошел с Креста, когда Ему кричали: разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси Себя Самого и сойди со креста (Мк. 15: 29-30). Казалось, что истина, отождествлявшаяся людьми с силой и властью, — не со Христом. Значит, Он — не всемогущ, значит, нет у Него власти, значит, нет Евангелия, нет истины.
Люди и ныне пытаются убедить себя в том, что жить и поступать по Евангелию в наше время нельзя, поскольку в этом случае ты ничего не приобретешь, а лишь потеряешь. Следовательно, Евангелие ложно. Значит, существуют какие-то иные истины.
Так с кем же мы: с этими меркантильными «истинами» или все же со Христом? Этот вопрос актуален для каждого из нас так же, как был он актуален для Понтия Пилата, для Симона Киринейского, для Иосифа Аримофейского, для Иуды Искариота, для царя Ирода.
Источник. Протоиерей Алексей Уминский. Тут еще много всего, и про Пилата, и о распятии
@темы: Православие