Вот я заскочил ненадолго. Оставили меня с собаками, так что я надолго уезжать с дачи не могу. Но я всех люблю, вспоминаю и сейчас все буду читать.
Я на даче много читал, писал - дней пять тормозил, а потом пошло по полторы тысячи слов в день, правда, это все обрывочные заметки для черновика, но я все равно радуюсь.
Балабанова очень жалко. Мне "Груз-200" нравился.
Тут всякая дневниковая фигня без разбору и про книжки
7 мая.
Первый теплый день. Голые ветки, прозрачный сад, птица трепещет перед окном - если высунусь и руку протяну, могу коснуться ее гнезда. На карнизе под моим окном вечерами устраивается спать лесной голубь - бежевого вечернего цвета, втягивает голову в шею, как бомж, который ждет, что его вот-вот погонят прочь с насиженного места.
Новорожденные ландыши похожи на спички с зелеными серными головками. подснежники уже завяли под сегодняшним жарким солнцем. Как и в прошлом году - единственный гиацинт, и все падают перед ним на колени, чтобы понюхать.
Полосатый закат, как узбекский халат, и прошлогодня береза на его фоне. Пролетели две утки - совсем близко, чуть уши мне не оцарапали. "Давайте жить дружно," - говорит мне флора и фауна, и я отвечаю: "Давай".
Книжки читал:
1. Злотников. Царь Федор 2, 3, 4 (Таймлайн) – 7/10
Ничего, неплохо написано, про попаданца в Федора Годунова. Историю знает. Злотников тоже, конечно, не удержался от того, чтобы поучить всех, какая Россия нам нужна, но все это живенько так и неглупо, а главное, у нас с ним взгляды похожи, так что пусть пишет.
2. Хуан Рульфо. Педро Парамо – 9/10
Безусловный шедевр, как и «Равнина в огне». О поисках отца среди неупокоенных мертвых теней: женщин, которые таяли в его руках и мужчин, склонившихся перед ним.
3. Алексей Ремизов. Чертик. – 7/10
Душевный рассказ. Похоже на Соллогуба.
8 мая.
Чиж немного потолстел, но вдвое легче Бони. Боня его нежно любит и это удивительно, п.ч. он суровый мрачный пес - не-тронь-порву-как-тузик-грелку. А Чиж выдает этикетные реверансы, а потом валяется на его кровати, ест из его миски - и Боня все терпит.
Призрачность. Узор ветвей в бледном небе - как паутина, как сеть трещин - вот еще немного - треснут во всю ширь и попрет сквозь небо зелень, как сорняки сквозь лопнувший асфальт. Пока еще мертвые плети винограда.
Купил себе красные резиновые сапоги и чувствую себя маркизом Карабасом. Чиж идет за кота.
Листья на деревьях крошечные и нежные, как перья на шейке колибри. А на земле уже заполонившее всё нечто зеленое с округлыми листьями и желтыми цветочками, не знаю, как зовут, но хочется назвать заячьей капусткой. У нераспустившихся нарциссов настороженные, чуть змеиные головки.
Жизнь листа можно рассмотреть как модель огня, только сотворенного другой стихией - от крошечного язычка к раскрытому листу. Трепет от дыхания и ветра, и угасание – задрожал, упал, погас.
Святая неделя в бледном солнце, в разгорающейся жизни. Колокол бьет, вызванивает из ада души грешников. Все это делает жизнь настоящей, наполняет ее плотью, так что ни одного мгновенья не вырезать - как не отрежешь себе палец, п.ч. оно уже все мое, уже стало неотъемлемо моим. Так щедро - столько возможностей и красоты изливается на нас каждый день, и тысячной доли не используешь. Но и безжалостность - каждая падающая ночь отхватывает от жизни кусок за куском, и никакой второй попытки, возможности переиграть, изменить.
Книжки:
4. Генри Миллер. Размышления о писательстве. Эссе. – 7/10
Немножко душевных цитат
Писательство как сама жизнь есть странствие с целью что-то постичь. Оно - метафизическое приключение: способ косвенного познания реальности, позволяющий обрести целостный, а не ограниченный взгляд на вселенную.
Писатель существует между верхним слоем бытия и нижним и ступает на тропу, связывающую их, с тем, чтобы в конце концов самому стать этой тропой.
Рассказываемое далеко не так важно, как сам рассказ.
Целительность искусства состоит в его значимости, в его бесцельности, в его незавершимости.
Никакой цели не существует.
Царство искусства не имеет ничего общего с моралью, этикой, утилитарностью.
Я теперь меньше познаю и больше понимаю, но каким-то особенным , незаконным способом.
Рай - он повсюду, к нему ведут любые дороги, если только пойти по ним достаточно далеко.
Мир заряжен неудачей, он представляет собой совершенный образ несовершенства, он есть сознание провала. Когда это понимаешь, провал перестает ощущаться.
Искусство не учит ничему, кроме понимания, как значительна жизнь.
Искусство только один из способов жизни, и жизнь щедрее, чем оно.
Жизнь начинается в любой момент, когда происходит акт понимания - так и книга.
@темы:
Жизнь,
На фига козе баян, она и так веселая.
надеюсь, фотоаппарат найдётся
если не пропил, конечно)))))