Я не червонец, чтоб быть любезен всем
- В любой страсти есть пугающий предел, за которым начинается пресыщение. Подойдя к этому пределу, внезапно осознаешь, что тебе не дано повысить градус того, что с тобой происходит, или хотя бы продлить мгновение, а значит, это конец. Мы ждем и ничего не можем поделать, мы внезапно застыли в мучительном созерцании. Любовь или вынырнет из страсти, или не родится никогда.
- Признание, которое Моцарт сделал Рохлицу: все происходит сразу, одним махом, не постепенно разворачивается, а так, чтобы все вместе охватить взглядом или по крайней мере одним ритмом. Это чудовищно утомляет и мозг, и тело композитора, но у него должно достать смелости это записать. Иначе он не композитор, а попросту одержимый. Галлюцинация, странствие — в искусстве не главное: нужна эта лишняя капелька смелости, чтобы вернуться и записать.
- А вдоль залива, над берегом, ждали старинные фрески на стенах или на крышах каменных склепов — торжественные, мечтающие о любви, испуганные, в сочных красных и желтых тонах. Ждали, а как же иначе. Ждали, хотя ничем не выражали своего желания. Все они замерли в предчувствии неизбежного надвигающегося события, хотя оно никак не обозначалось на голой стене, которой когда-то касалась рука живописца. Творения пристально всматривались в своего художника, дожидались, когда он увидит их во тьме, царящей глубже глазного дна, а потом перенесет их отражение на стену.
- Играть нужно не то, что записано в нотах, и даже не дух произведения. Нужно вытащить на свет ту силу, которая владела композитором. Вытащить — не значит пересказать. Вытащить — значит опровергнуть. Искусство всегда опровергает. Когда археолог находит колодец, он приводит в непоправимый беспорядок то, что выносит на свет.
- На Востоке музыканты кружат скорее вокруг прошлого, чем вокруг знака (буквы, ноты). Кружат вокруг сохраненного в памяти, вокруг следа, запечатлевшегося в геле со времен ученичества, варьируют, перескакивают с одного на другое, подобно шаману, который кружит на месте, чтобы приманить галлюцинации и сны. Европейский музыкант — это шаман, который пробуждается от сновидения и пишет о нем отчет.
- Образы не созданы для света. Это знает каждый сон, и каждая ночь это доказывает.
- Любовь антиобщественна, поэтому она мгновенно выбивается из супружеских уз и социальных связей; это ее свойство в старинных любовных историях выражается так: влюбленные голы, бездомны и бездумны, они сыты воздухом и ключевой водой, питаются чем Бог пошлет — словом, превращаются в птиц
- Ничего ни в чем не понимать — это потрясающий орган чувств. И — орган.
- Музыка, безусловно, самое древнее искусство. Искусство, предшествующее всем другим. Это искусство играет синкопирующими ритмами сердца, которое бьется, насыщая кровью мышцы и легкие, а легкие вдыхают и выдыхают мотив, частицу которого губы заимствуют, чтобы говорить. И говорение соединит ритмы сердца и легких с ритмами ног и рук, отбивающих дробь, выстукивающих такт.
- Иметь душу означает иметь тайну. Что из этого следует. Мало у кого есть душа
- Тайна в том, чтобы избежать словесного и стадного, а не в том, чтобы избежать сексуального и смертельного.
- Душа всегда и везде — тайна. То, что на виду, — тело. То, что скрывается, — душа. У человека, произнесшего свое тайное имя, больше нет души.
- Язык несет с собой возможность молчания, отказа от объяснений. Несет, как свое сердце.
- И любовь до любви — не воспоминание. Это загадочный след в нас. Это нечто ископаемое, предшествующее памяти, устройство которой нам неведомо, а смысл непонятен.
Желать не значит находить. Это значит искать. Видеть то, что незаметно глазу. Это значит отмежеваться от реальности. Разъединиться с самим собой, с обществом, с языком, с прошлым, с матерью, со своими корнями — со всем, во что был включен и замешан.
А если удар грома поразил вас — это значит найти, значит быть пригвожденным, значит найти с чем слиться, найти свою половину. Найти свою смерть.
- «Хагакурэ» предписывает: «Высшая форма любви есть тайная любовь. Терзаться любовью всю свою жизнь, умереть от любви, так и не произнеся дорогого имени, — такова подлинная любовь»
- Великий запрет охоты — молчать. Не производить шума, не разговаривать. Любовь — это ночная охота. На кухне шепчутся, на охоте — молчат, в любви — немеют.
- Те, кто страстно любит книги, составляют, сами того не зная, единственное тайное общество, соответствующее личности каждого его члена. Их объединяет интерес ко всему на свете и разброс возрастов, пускай они никогда не встречаются. Их выбор не совпадает ни с выбором издателей, то есть рынка, ни с выбором преподавателей, то есть правил, ни с выбором историков, то есть власти. Они не уважают чужие вкусы. Они селятся скорее в щелях и складках, предпочитая одиночество, забвение, границу времен, пламенные чувства, затененные пространства, оленьи леса, ножи из слоновой кости для разрезания бумаги. Они и сами складываются в библиотеку коротких, но многочисленных жизней. Они читают друг друга в тишине, при свете свечей, в укромном уголке своих библиотек, пока воины с грохотом убивают друг друга на полях сражений, а торговцы с гоготом пожирают друг друга в беспощадном свете на площадях городов или на поверхности серых прямоугольных ослепительных экранов, заменивших эти площади
- Вальтер Беньямин написал в Париже ошеломляющую фразу, воистину римскую: «Образ есть то, в чем Древность и Сейчас встречаются в сверкании зарницы, чтобы образовать новое созвездие»
- Что такое любовь? Это не сексуальное возбуждение. Это потребность ежедневно быть поблизости от тела другого человека. В уголке его взгляда. В пределах слышимости его голоса. (Даже в воображении. Даже в форме внутреннего образа. Многие мужчины, многие женщины доказали, что можно любить мертвого. Именно эта возможность привязанности, вопреки зримому присутствию, определяет любовь.)
- Опустошительная жестокость обретения любви: другой завоевал ваше сердце, потребность в этом человеке настоятельнее, чем в себе, и сильнее воли.
- Руководители священнодействий (те, кого историки называют безупречными) определяли брак с невероятной жестокостью как jurata fomicatio, узаконенный блуд. Есть латинская пословица, которую дважды цитирует епископ Генуэзский: «Браком полнится земля. Девственностью полнится рай».
- Поражение настигает нас изнутри. Во внешнем мире поражения нет. Природа, небо, ночь, то, что скрыто ночной тьмой, дождь, тропический лес, пустыня, вулкан, ветры — всего лишь долгий слепой триумф.
- Я всегда буду любить то, что любил, хотя всегда терял то, что любил. Можно прочно обосноваться в прекрасном уголке постоянного изумления, всегда обновляющейся мечты, и для меня таким домом оказался угол, где я был один и где язык целиком доверялся молчанию. Молчать, любить, писать — это вечная победа над всякого вида прощанием.
- 1. Говорят, что счастье — это паучьи сети, повисшие между двумя ветвями дерева и сверкающие каплями росы. За них цепляется любой отблеск, робко пробивающийся на заре. 2. Паучьи сети — это смертельные ловушки, в которые устремляется мошкара. Счастье — это тоже ловушки, в которых запутывается желание. Так что нужно опасаться счастья
- В объятиях друг друга, в мечтах друг о друге мы подчас только сон, который снится обоим. Бывает, что мы спим и грезим о той, что дышит рядом с нами, которая спит и грезит о том, кому она снится. Можно поверить в призраки любовников, которых разлучила судьба, если мы сумели вжиться в их любовь. Любовь видит другого, как скорбящий видит мертвого, который всегда при нем.

- А вдоль залива, над берегом, ждали старинные фрески на стенах или на крышах каменных склепов — торжественные, мечтающие о любви, испуганные, в сочных красных и желтых тонах. Ждали, а как же иначе. Ждали, хотя ничем не выражали своего желания. Все они замерли в предчувствии неизбежного надвигающегося события, хотя оно никак не обозначалось на голой стене, которой когда-то касалась рука живописца. Творения пристально всматривались в своего художника, дожидались, когда он увидит их во тьме, царящей глубже глазного дна, а потом перенесет их отражение на стену.
- Играть нужно не то, что записано в нотах, и даже не дух произведения. Нужно вытащить на свет ту силу, которая владела композитором. Вытащить — не значит пересказать. Вытащить — значит опровергнуть. Искусство всегда опровергает. Когда археолог находит колодец, он приводит в непоправимый беспорядок то, что выносит на свет.
- На Востоке музыканты кружат скорее вокруг прошлого, чем вокруг знака (буквы, ноты). Кружат вокруг сохраненного в памяти, вокруг следа, запечатлевшегося в геле со времен ученичества, варьируют, перескакивают с одного на другое, подобно шаману, который кружит на месте, чтобы приманить галлюцинации и сны. Европейский музыкант — это шаман, который пробуждается от сновидения и пишет о нем отчет.
- Образы не созданы для света. Это знает каждый сон, и каждая ночь это доказывает.
- Любовь антиобщественна, поэтому она мгновенно выбивается из супружеских уз и социальных связей; это ее свойство в старинных любовных историях выражается так: влюбленные голы, бездомны и бездумны, они сыты воздухом и ключевой водой, питаются чем Бог пошлет — словом, превращаются в птиц
- Ничего ни в чем не понимать — это потрясающий орган чувств. И — орган.
- Музыка, безусловно, самое древнее искусство. Искусство, предшествующее всем другим. Это искусство играет синкопирующими ритмами сердца, которое бьется, насыщая кровью мышцы и легкие, а легкие вдыхают и выдыхают мотив, частицу которого губы заимствуют, чтобы говорить. И говорение соединит ритмы сердца и легких с ритмами ног и рук, отбивающих дробь, выстукивающих такт.
- Иметь душу означает иметь тайну. Что из этого следует. Мало у кого есть душа
- Тайна в том, чтобы избежать словесного и стадного, а не в том, чтобы избежать сексуального и смертельного.
- Душа всегда и везде — тайна. То, что на виду, — тело. То, что скрывается, — душа. У человека, произнесшего свое тайное имя, больше нет души.
- Язык несет с собой возможность молчания, отказа от объяснений. Несет, как свое сердце.
- И любовь до любви — не воспоминание. Это загадочный след в нас. Это нечто ископаемое, предшествующее памяти, устройство которой нам неведомо, а смысл непонятен.
Желать не значит находить. Это значит искать. Видеть то, что незаметно глазу. Это значит отмежеваться от реальности. Разъединиться с самим собой, с обществом, с языком, с прошлым, с матерью, со своими корнями — со всем, во что был включен и замешан.
А если удар грома поразил вас — это значит найти, значит быть пригвожденным, значит найти с чем слиться, найти свою половину. Найти свою смерть.
- «Хагакурэ» предписывает: «Высшая форма любви есть тайная любовь. Терзаться любовью всю свою жизнь, умереть от любви, так и не произнеся дорогого имени, — такова подлинная любовь»
- Великий запрет охоты — молчать. Не производить шума, не разговаривать. Любовь — это ночная охота. На кухне шепчутся, на охоте — молчат, в любви — немеют.
- Те, кто страстно любит книги, составляют, сами того не зная, единственное тайное общество, соответствующее личности каждого его члена. Их объединяет интерес ко всему на свете и разброс возрастов, пускай они никогда не встречаются. Их выбор не совпадает ни с выбором издателей, то есть рынка, ни с выбором преподавателей, то есть правил, ни с выбором историков, то есть власти. Они не уважают чужие вкусы. Они селятся скорее в щелях и складках, предпочитая одиночество, забвение, границу времен, пламенные чувства, затененные пространства, оленьи леса, ножи из слоновой кости для разрезания бумаги. Они и сами складываются в библиотеку коротких, но многочисленных жизней. Они читают друг друга в тишине, при свете свечей, в укромном уголке своих библиотек, пока воины с грохотом убивают друг друга на полях сражений, а торговцы с гоготом пожирают друг друга в беспощадном свете на площадях городов или на поверхности серых прямоугольных ослепительных экранов, заменивших эти площади
- Вальтер Беньямин написал в Париже ошеломляющую фразу, воистину римскую: «Образ есть то, в чем Древность и Сейчас встречаются в сверкании зарницы, чтобы образовать новое созвездие»
- Что такое любовь? Это не сексуальное возбуждение. Это потребность ежедневно быть поблизости от тела другого человека. В уголке его взгляда. В пределах слышимости его голоса. (Даже в воображении. Даже в форме внутреннего образа. Многие мужчины, многие женщины доказали, что можно любить мертвого. Именно эта возможность привязанности, вопреки зримому присутствию, определяет любовь.)
- Опустошительная жестокость обретения любви: другой завоевал ваше сердце, потребность в этом человеке настоятельнее, чем в себе, и сильнее воли.
- Руководители священнодействий (те, кого историки называют безупречными) определяли брак с невероятной жестокостью как jurata fomicatio, узаконенный блуд. Есть латинская пословица, которую дважды цитирует епископ Генуэзский: «Браком полнится земля. Девственностью полнится рай».
- Поражение настигает нас изнутри. Во внешнем мире поражения нет. Природа, небо, ночь, то, что скрыто ночной тьмой, дождь, тропический лес, пустыня, вулкан, ветры — всего лишь долгий слепой триумф.
- Я всегда буду любить то, что любил, хотя всегда терял то, что любил. Можно прочно обосноваться в прекрасном уголке постоянного изумления, всегда обновляющейся мечты, и для меня таким домом оказался угол, где я был один и где язык целиком доверялся молчанию. Молчать, любить, писать — это вечная победа над всякого вида прощанием.
- 1. Говорят, что счастье — это паучьи сети, повисшие между двумя ветвями дерева и сверкающие каплями росы. За них цепляется любой отблеск, робко пробивающийся на заре. 2. Паучьи сети — это смертельные ловушки, в которые устремляется мошкара. Счастье — это тоже ловушки, в которых запутывается желание. Так что нужно опасаться счастья
- В объятиях друг друга, в мечтах друг о друге мы подчас только сон, который снится обоим. Бывает, что мы спим и грезим о той, что дышит рядом с нами, которая спит и грезит о том, кому она снится. Можно поверить в призраки любовников, которых разлучила судьба, если мы сумели вжиться в их любовь. Любовь видит другого, как скорбящий видит мертвого, который всегда при нем.
@темы: Цитаты