Я не червонец, чтоб быть любезен всем
4 сентября, воскресенье
Сон - что-то вроде смешного кошмара. Торговый центр или министерство какое-то, стекло и бетон, широкие проходы, натертые скользкие полы - и вот по ним носится кто-то вроде мистера Проппера (не первый раз он у меня в кошмарах) - он огромного роста, но без ног, сидит на доске с колесиками, на такой иногда инвалиды в метро ездят, культяпки целлофаном обмотаны. Руки у него огромные, метра два длиной и еще тянутся. И вот он носится с огромной скоростью на тележке, хватая руками разбегающихся людей. Издает при этом дьявольский рев. Пугала больше всего скорость и стремительные точные движения рук. Я у окна стоял, застыв, деваться было некуда.
+++
День хорошо замаскированный. Хочу его разглядеть, бужу, пинаю восприимчивость - нет, в упор не вижу ни фига. Ах да, небо было красивое, в облаках, небрежными слоями, резными заплатами, 50 оттенков серого, - и прямо на глазах спеклось, истаяло, растеклось в однородную грязно-серую простыню. Дождик щадящий, но все холоднее.
+++
Читаю Прилепина "Непохожие поэты. Мариенгоф. Корнилов. Луговской"
У Мариенгофа я читал "Циников" и автобиографическую трилогию. "Циников" сразу полюбил и люблю до сих пор. "Роман без вранья" тоже хорош, а "Мой век" и "Это вам, потомки" вызывают у меня пароксизмы ненависти и отвращения. Стихи его совсем не люблю - умышленные, антимузыкальные, ритм ухо царапает. Занятно видеть, как те же темы образы и ритмы мгновенно оживали и становились музыкой у Есенина. А сам Мариенгоф - один из самых моих нелюбимых литературных деятелей, даже чекистский Бобров и мразотный Луначарский меньше эмоций вызывают. И это никакого отношения к Есенину не имеет - мне сам по себе Мариенгоф резко антипатичен, меня от него просто корежит. Не люблю прием, когда человек декларирует собственную подлость, а потом делает выверт: мол, все остальные точно такие же подлые, а я всех лучше, потому что один в этом признаюсь. И подхихикиванье еще. Но еще много необъяснимого.
Корнилова с Луговским я нарочно не читал, а вот нечаянно - было дело. В детстве у меня случались приступы голода памяти, когда мне позарез надо было что-то спешно выучить наизусть, а то прям помру. И вот хватаю я толстенную алую книжку типа "Поэты Октября" (дело на старой даче было, а там какие-то очень странные книжки попадались), страниц в тыщу мелким шрифтом, и начинаю искать стих поприличнее - в результате из всей этой фигни я выбрал довольно большую поэму Луговского на несколько страниц и радостно выучил ее наизусть. Сейчас я оттуда ничего не помню, но с удовольствием перечитал бы - мне кажется, она была очень неплоха. И еще в какой-то прозаической книжке вдруг тоже увидел симпатичные стихи - нарочно автора разыскал - оказалось, Луговской. Не знаю, как бы он мне на взрослый глаз показался - надо проверить, интересно.
О, увидел и сразу вспомнил и стихи и поэму, которую учил - "Песня о ветре". Не, сейчас уже не цепляет, хотя пишет он звонко:
«Панна, панна! / Всё пропало. / Обыск медленный идёт. / Из холодного подвала / Поднимают пулемёт. / Он стоит на толстых ножках, / Плотный, тёмно-голубой, / Золотистую дорожку — / Ленту / Тянет за собой…»
Прям как Гумилев про луну. А послевоенные стихи есть очень трогательные, грома и звяка уже меньше.
5 сентября, понедельник
Мокро и холодно. Мир стынет, небо и земля, как полные водой губки, сочатся. К полудню так и не рассвело. Как на огромном складе - где-то высоко есть лампы дневного света, но их явно недостаточно.
Папоротники буреют, вообще все склонно гнить, а не сохнуть - красного и ярко-желтого мало, солнца не хватает для ярких красок.
+++
Корнилов внезапно понравился, не целиком, а кое-что - простой, но с мощным темпераментом, саморазрушение и лиричность. Не нравится - накатанная, созвучная двадцатым годам, разухабистость. Он лучше в тоске, чем в самодовольстве.
«Качка на Каспийском море»
Нас не так на земле качало,
нас мотало кругом во мгле —
качка в море берёт начало,
а бесчинствует на земле.
Нас качало в казачьих сёдлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых —
нас укачивала любовь.
Водка, что ли, ещё?
И водка —
спирт горячий,
зелёный,
злой;
нас качало в пирушках вот как —
с боку на бок
и с ног долой.
+++
На пять километров
И дальше кругом,
Шипя, освещает зарница
Насильственной смерти
Щербатым клыком
Разбитые вдребезги лица.
Убийство с безумьем кромешного смесь,
Ужасную бестолочь боя
И тяжкую злобу, которая здесь,
Летит, задыхаясь и воя,
И кровь на линючие травы лия
Свою золотую, густую.
+++
Гуси-лебеди пролетели,
чуть касаясь крылом воды,
плакать девушки захотели
от неясной ещё беды.
+++
И звякнет последняя пуля стрелка,
И кровь мою на землю выльет;
Свистя, упадёт и повиснет рука,
Пробитая в локте навылет.
Или — ты подумай —
Сверкнёт под ножом
Моя синеватая шея.
И нож упадёт, извиваясь ужом,
От крови моей хорошея.
Потом заржавеет,
На нём через год
Кровавые выступят пятна.
Я их не увижу,
Я пущен в расход —
И это совсем непонятно.
У многих деревенских поэтов судьба схожа, в город врываются нахрапом, быстро учатся азам, хватка и упорство у них не чета городским - выгрызают дорогу к быстрому успеху, и сразу - пьянка, блудняк, чему-либо учиться мгновенно бросают - и так все превзошел. Успех обычно недолог, и с первой неудачей все стремительно идет к концу в остервенелых запоях, скандалах и обидах на белый свет: как понесет по кочкам вниз - так до самого дна и будут лететь. Стойкости у них почти совсем нет, удара не держат.
"В ночь с 31 декабря на 1 января в Доме писателей появился сам Алексей Николаевич Толстой в компании 24-летней балерины Татьяны Вечесловой, солистки Мариинского театра оперы и балета. Вечеслова была в декольте.
Корнилов, улучив момент, окунул палец в чернильницу и написал на голой спине балерины слово из трёх букв.
…И пьяными печенежскими глазами оглядел всех: ну и что? Ну и что вы мне сделаете?" (З.П.)
Советская власть таких предпочитала решительно мочить, потому что уже бесполезны и неуправляемы.
"Пиво горькое на солоде
затопило мой покой…
Все хорошие, весёлые —
один я плохой."
(И тут по контрасту судьба Луговского, который после страшнейшего психического краха, позора и чуть ли не полного распада личности, воскрес, вышел на новый уровень и свои лучшие стихи написал).
P.S. Да, и еще я хотел бы все выяснить про поэта Ивана Приблудного. Когда-то давно услышал обмолвку о его страшной судьбе - и больной занозой в голове засело. Надо все о нем узнать. Не знаю зачем, но надо позарез. Я к таким непонятным навязчивым импульсам серьезно отношусь. Но до сих пор ничего внятного о нем не нашел.
6 сентября, вторник
Сегодня солнце и синее небо. Щасте! Если б еще было потеплее.
Зато по совету милой Eagre я читаю сейчас занятную книжку про Александра Тома Холта. Пишет он мастерски, язвительно и остроумно, Александра не любит, да особо им и не интересуется. (У Холта он сумасшедший, как мартовский заяц). Но я уже давно заметил: как бы ни ненавидел автор Александра, какие бы гадости о нем ни писал, Александр в любом случае получается по-своему обаятельным и трагическим. Здесь то же самое вышло. Главный герой - философ-киник, который, сам не желая, самым сумасшедшим образом вырастил из Александра то, что выросло. Тем не менее, пишет он хорошо и забавно. Вот про Сашку и Гешу в детстве, например:
"И вот в чем заключается разница между Александром и множеством других умных, находчивых ребят его возраста: любой из них залез бы на крышу и сбросил улей в дымовую отдушину, в то время как будущий герой Граника сперва незаметно подпер двери и окна снаружи, так что бедолаги оказались заперты, как в ловушке, вместе с целой фалангой обезумевших от ярости пчел."
"Тут мальчик по имени Гефестион наклонился вперед и улыбнулся. У него была добродушная улыбка того сорта, что как бы говорит «я знаю, что туповат, и прошу меня извинить», и которая способна избавить ее обладателя от множества проблем, вплоть до измены и убийства включительно."
+++
Сегодня в меру напился, до такого состояния, когда ставишь важно локоть на ручку кресла, чтобы принять задумчивую и вальяжную позу, а локоть соскальзывает и еле удерживаешься, чтобы не шарахнуться челюстью о подлокотник. В общем, что я могу сказать - пожалуй, я перешел в категорию пьющих по праздникам, из категории пьющих, когда есть деньги на бутылку и нет никаких неотложных дел. Не понимаю, когда это со мной случилось. Вырос. И да, у меня есть свой пакет для пакетов, и я уже не боюсь высунуть руку из-под накидки в парикмахерской, чтобы почесать нос.
Это старость, я щетаю. Пора думать о душе.
7 сентября, среда
Сон. Длинная темная коммуналка с неожиданными поворотами, ступеньками в коридоре. Мне всегда такие нравились. Невозможно вообразить, что там, за закрытыми дверьми комнат. А я топаю с цветами, отсчитывая двери к Елене Булгаковой. Открываю дверь - а за ней не комната, а двор-колодец с крошечным садом и пустым шезлонгом. Тут лето или теплая осень, а везде зима. Я в пальто, как дурак. И еще одна дверь, без ступенек, прямо на земле, открытая. Туда и захожу. Там две старушки, которые меня ласково принимают и наливают чаю с печеньем. Очень неловко, потому что я понятия не имею, кто они такие. Непринужденно разговариваем о цветах и погоде. Каким-то образом, по названию цветов, которые старушки произносят с явным намеком, я понимаю, что Елена Булгакова давно умерла. Что-то вроде "Я вчера срезала хризантему. Посмотрите, какая красавица. Жёлтая, видите?". Я прощаюсь, они открывают мне дверь (другую, которая должна вести к лестницам, а не во двор) - за ней крутой широченный скат в кромешную тьму, очень крутой, только у двери прямой кусочек шириной с карниз. Дверь уже закрыта, возвращаться назад страшно, поэтому я съезжаю на ногах, как с ледяной горки. В ушах свистит, уже вокруг тьма, а конца нет. Я думаю: "Тут должна быть кроличья нора сбоку. Надо прыгать вбок". Прыгнул.
+++
Надо бы подбирать и складывать в одно место то, что вызывает узнавание, дежа вю, - места, лица, фотографии, то, что видел в снах - чтобы вот так, по кусочкам, интуиции воссоздать некую свою метафизическую судьбу, присоединить к этому миру иной. Слишком много всего набирается. Ярче всего - Джунгария, которая меня с детства преследует, надо бы ее изучить получше. Понятно, что моя личная Джунгария не похожа на настоящую - и вот тут интуитивно отбирать знакомое, по узнаванию. Озеро еще одно есть. Потом - то извержение вулкана, которое я будто бы видел. Может быть, улицы из снов попробовать найти, дома. Вообще - сны в помощь. По Москве походить, попытаться найти, то, что в снах и где шарахало дежа вю (хрен найдешь, но надо попытаться). Где-то это все просачивается, соприкасается - главное, не пропустить. В кино, кстати, иногда бывает - на таких местах скриншоты надо делать. И не важно, что там срежиссировано, декорации - режиссер ведь тоже нечто видит в воображении, когда выстраивает сцену - быть может, это все из одного места берется. Географией можно не заморачиваться, ну типа если я узнаю озеро в Парагвае, а оно у меня связано с Джунгарией - понятно, что Там география другая. Карты потом можно свои нарисовать.
Людей набрать - не тех, кто нравится, а кто вызывает беспокойство, будто я знал их когда-то, но забыл, или чувство, что меня с ними что-то связывает, хотя это невозможно. События, которые вызывают острое ощущение личной причастности или узнавания - а ведь и у меня похожее было, хотя в реале и не было.
Только надо очень осторожно, ни в коем случае не путать с симпатией, интересом и тем, что нравится. Шарахаться от гламура и того, что ласкает глаз. Опираться на неосознанное, тревожное, пугающее непонятностью узнавание. На страх лучше опираться - это более правильная эмоция. Вообще, ко всем фобиям картинки подобрать - может пригодиться.
Зачем - мне не совсем понятно. Но такая идея уже четвертый или пятый раз в голову приходит как нечто очень нужное. И вот опять у Галиной в "Медведках" напоминание, очередной толчок в ту сторону.
Сначала побольше набрать визуальных образов, тасовать их время от времени - может, через несколько лет что-то начнет складываться, вспоминаться - вот как волна забытых снов сразу хлынула, когда я стал карту сновидений рисовать. Эксперименты с тонким сном. Дневник еще отдельный завести, туда это все сваливать, закрытый, потому что иначе в эту реальность вытянет. На тумбе, может? Картинок много будет. Но тексты тоже надо, комментарии к визуальным образам.
Еще желательно в процессе освоения подсознания и иного мира не свихнуться, потому что порожек где-то там и есть.
Да, следить, чтобы меня не потянуло роман из всего этого сочинять. Это из другой оперы. Блин, все равно неосознанно это воспринимается, как литературный проект, тут уж ни хрена не поделаешь, по-другому я не могу. Главное, ничего не сочинять, а только угадывать, избегать логических выводов и причинно-следственных связей, и Боже упаси выстраивать сюжет - это уж точно не туда заведет. В общем, дневник наблюдений и исследование - вот жанр.
8 сентября, четверг
Сон. Не первый раз снится, серия. Редкостная хрень. Будто бы приехал я в какое-то мелкое царство. Живу на даче. В предыдущих снах я оказывается в отсутствии царя победил в войне, триумфально прогнал супостата. Не помню, как, помню только, что там основную роль сыграла пустая упаковка для котлет (корытце пластиковое). Теперь вроде опять война, но царь на этот раз меня к командованию не подпускает из ревности, а поручает воевать по очереди своим генералам - а их у него два, и оба мои соседи по даче, и я для них непревзойденный военный гений и любимый учитель. Так что, между дачей и фронтом постоянно курьеры носятся, спрашивают у меня, что делать. Сорок тыщ одних курьеров. А у меня еще дачная война параллельно идет из-за ветлы и помидоров. И я такой, весь нарасхват, в тельняшке, треньках и драных тапках управляю вселенной.
+++
Ночь была теплее дня, тихая, но пару раз налетал с ревом ветер и тогда за окном слышалось странное многоголосое бормотание, стекла постукивали, будто с той стороны, в темноте, к стеклу прижимаются люди и что-то торопливо мне говорят. Через пару минут - снова тишь, будто и не было ничего.
Дачи стоят пустые. На черном небе белые длинные облака. В конце улицы сквозь деревья размытым красноватым светом горит фонарь - то ли пожар, то ли звезда полынь (хотя я думал, что она будет ослепительно белой).
+++
Во время битвы под Кунерсдорфом Фридрих подбадривал своих солдат так: «Собаки, вы хотите жить вечно? А я хочу иметь прочную стену из прусских тел».
КНИЖКИ
3. ЗАХАР ПРИЛЕПИН. НЕПОХОЖИЕ ПОЭТЫ. МАРИЕНГОФ. КОРНИЛОВ. ЛУГОВСКОЙ. - 7.5/10
Хорошая книга. Очень люблю биографии, написанные хорошими писателями - они знают, какие детали и факты отбирать. Читал взахлеб. Очень интересно, особенно про Луговского.
4. ТОМ ХОЛТ. АЛЕКСАНДР НА КРАЮ СВЕТА - 7.5/10
Язвительная, остроумная, пессимистическая книжка. Про Александра немного - полкнижки про то, как герой устраивает колонию в Причерноморье, и это скучновато. Последняя треть - самая лучшая, абсурдистская и сумасшедшая, жаль, что немногие до нее дочитают. Особенно хороша история про брата героя, который, из самых гуманистических побуждений и накурившись конопли, решил убить Александра, и что из этого вышло.
5. МАРИЯ ГАЛИНА. МЕДВЕДКИ - 8/10
Начало совершенно завораживающее - человек, который сочиняет судьбы людям, недовольным реальностью, семьи тем, у кого их нет, счастливое детство тем, у кого оно было несчастным - то, как должно было быть, но не было. И конец хороший - Геката, Ахилл.
6. СТАНИСЛАВ ПШИБЫШЕВСКИЙ. ВИГИЛИИ
Что это было? Блин, читать стыдно, а ведь когда-то вся эта бесконечная банальная трепотня пробирала юных декадентов до дрожи. "О, это спокойствие, это неподвижное, оцепенелое, бесчувственное спокойствие, если бы оно могло теперь вернуться вновь: такое миролюбиво-задумчивое. Мы сидели друг против друга. Она была беспокойна, нервна; она знала, что теперь придет, неизбежно должно придти." И страница за страницей в том же духе.
7. ЭРИК АКСЛ СУНД. ДЕВОЧКА-ВОРОНА
По названию и обложке я решил, что это экспрессионизм, что-то стильное и интеллектуальное. Хрен с два! Сунда сравнивают со Стигом Ларссоном - и правильно, так же убого написано. Взял бы негром какого-нибудь филолога, чтобы дотянуть до уровня милицейской хроники в мухосранской газете. Патологоанатома зовут Иво Андрич. Гы-ы.
Ужасная суконка, читать невыносимо. "После того как отец понял, что она подумывает пойти по его стопам, ей пришлось выслушать множество историй, имевших целью отпугнуть ее." "Работа позволяла Софии преодолевать временами охватывающую скуку. А с некоторых пор ее стала все больше и больше интересовать человеческая личность". "Ему ничего не оставалось, как овладеть ею прямо возле мойки, после чего она направилась в душ." Как будто робот писал. Куча раздражающих никчемушных подробностей. Меня прям ужас охватил от унылого убожества мыслей, эмоций и словарного запаса героев, от банальности их сентенций - боюсь, что у меня самого мозги испортятся оттого, что я эту дрянь читаю. Затягивающее косноязычие, мыслительная и эмоциональная тупость. И это, блядь, властитель дум. Потом сюжет задвигался и вроде стало получше.
8. ХАНС ПЛЕШИНСКИЙ. СТАЛО ЧТО. ПОРТРЕТ НЕВИДИМОГО. АВТОБИОГРАФИЯ БОГЕМНОГО ГЕЯ.
Интересный культурный срез, Париж и Мюнхен, здесь все об этом и еще апокалиптическая атмосфера - когда автор за несколько лет побывал на 60 похоронах своих друзей. Торопливый безыскусный рассказ - выставки, фильмы, концерты, клубы, умирающие один за другим друзья. Мне интересно было, много пометок себе сделал, что посмотреть, о чем узнать.
ФИЛЬМЫ
3. СЕРДЦЕ АНГЕЛА - 9/10
В стопицотый раз посмотрел. Как же я люблю это кино, оно такое красивое. Город восхитительный, и Микки Рурк, и убийства куда страшнее, чем в "Пиле".
4. В СЛУЧАЕ УБИЙСТВА НАБИРАЙТЕ "М", реж. Хичкок - 6/10
Не, это послабее "Незнакомцев в поезде", никаких киноэффектов, только сюжет.
5. НОЧЬ ДЕМОНОВ, 1957, реж. Жак Турнер - 6/10
Здесь Турнеру демона навязали живьем, а он хотел, как в "Людях-кошках" обойтись саспенсом и тенями. Демон получился резиновый и миловидный, что-то собачье в нем. А сатанист мерзкий, как и должно. Очень красиво снято, и мир тогда красивее был, пустыннее, природы больше, а людей меньше.
6. СПАСЕНИЕ, 2015, реж. Иван Вырыпаев - 6/10
Молодая польская монахиня приезжает в тибетскую Индию. Монахиня какая-то странная, вроде хикки, сухая, настороженная, будто бы до этой поездки она ни разу с людьми не разговаривала. Я таких монахинь не встречал, они чаще веселые, хлопотливые. Еще более странная иллюзия автора, что пошлые банальности про пылесос и единый мир могут стать для монахини неким откровением (а еще летающая тарелка). Кажется, режиссер понятия не имеет ни о монахинях, ни о христианстве. Авторского замысла я не просек, смысла особого не заметил, так что вложил свой и, в целом, остался доволен. Созерцательное кино, великолепные съемки.
Сон - что-то вроде смешного кошмара. Торговый центр или министерство какое-то, стекло и бетон, широкие проходы, натертые скользкие полы - и вот по ним носится кто-то вроде мистера Проппера (не первый раз он у меня в кошмарах) - он огромного роста, но без ног, сидит на доске с колесиками, на такой иногда инвалиды в метро ездят, культяпки целлофаном обмотаны. Руки у него огромные, метра два длиной и еще тянутся. И вот он носится с огромной скоростью на тележке, хватая руками разбегающихся людей. Издает при этом дьявольский рев. Пугала больше всего скорость и стремительные точные движения рук. Я у окна стоял, застыв, деваться было некуда.
+++
День хорошо замаскированный. Хочу его разглядеть, бужу, пинаю восприимчивость - нет, в упор не вижу ни фига. Ах да, небо было красивое, в облаках, небрежными слоями, резными заплатами, 50 оттенков серого, - и прямо на глазах спеклось, истаяло, растеклось в однородную грязно-серую простыню. Дождик щадящий, но все холоднее.

Читаю Прилепина "Непохожие поэты. Мариенгоф. Корнилов. Луговской"
У Мариенгофа я читал "Циников" и автобиографическую трилогию. "Циников" сразу полюбил и люблю до сих пор. "Роман без вранья" тоже хорош, а "Мой век" и "Это вам, потомки" вызывают у меня пароксизмы ненависти и отвращения. Стихи его совсем не люблю - умышленные, антимузыкальные, ритм ухо царапает. Занятно видеть, как те же темы образы и ритмы мгновенно оживали и становились музыкой у Есенина. А сам Мариенгоф - один из самых моих нелюбимых литературных деятелей, даже чекистский Бобров и мразотный Луначарский меньше эмоций вызывают. И это никакого отношения к Есенину не имеет - мне сам по себе Мариенгоф резко антипатичен, меня от него просто корежит. Не люблю прием, когда человек декларирует собственную подлость, а потом делает выверт: мол, все остальные точно такие же подлые, а я всех лучше, потому что один в этом признаюсь. И подхихикиванье еще. Но еще много необъяснимого.
Корнилова с Луговским я нарочно не читал, а вот нечаянно - было дело. В детстве у меня случались приступы голода памяти, когда мне позарез надо было что-то спешно выучить наизусть, а то прям помру. И вот хватаю я толстенную алую книжку типа "Поэты Октября" (дело на старой даче было, а там какие-то очень странные книжки попадались), страниц в тыщу мелким шрифтом, и начинаю искать стих поприличнее - в результате из всей этой фигни я выбрал довольно большую поэму Луговского на несколько страниц и радостно выучил ее наизусть. Сейчас я оттуда ничего не помню, но с удовольствием перечитал бы - мне кажется, она была очень неплоха. И еще в какой-то прозаической книжке вдруг тоже увидел симпатичные стихи - нарочно автора разыскал - оказалось, Луговской. Не знаю, как бы он мне на взрослый глаз показался - надо проверить, интересно.
О, увидел и сразу вспомнил и стихи и поэму, которую учил - "Песня о ветре". Не, сейчас уже не цепляет, хотя пишет он звонко:
«Панна, панна! / Всё пропало. / Обыск медленный идёт. / Из холодного подвала / Поднимают пулемёт. / Он стоит на толстых ножках, / Плотный, тёмно-голубой, / Золотистую дорожку — / Ленту / Тянет за собой…»
Прям как Гумилев про луну. А послевоенные стихи есть очень трогательные, грома и звяка уже меньше.
5 сентября, понедельник
Мокро и холодно. Мир стынет, небо и земля, как полные водой губки, сочатся. К полудню так и не рассвело. Как на огромном складе - где-то высоко есть лампы дневного света, но их явно недостаточно.
Папоротники буреют, вообще все склонно гнить, а не сохнуть - красного и ярко-желтого мало, солнца не хватает для ярких красок.
+++
Корнилов внезапно понравился, не целиком, а кое-что - простой, но с мощным темпераментом, саморазрушение и лиричность. Не нравится - накатанная, созвучная двадцатым годам, разухабистость. Он лучше в тоске, чем в самодовольстве.
«Качка на Каспийском море»
Нас не так на земле качало,
нас мотало кругом во мгле —
качка в море берёт начало,
а бесчинствует на земле.
Нас качало в казачьих сёдлах,
только стыла по жилам кровь,
мы любили девчонок подлых —
нас укачивала любовь.
Водка, что ли, ещё?
И водка —
спирт горячий,
зелёный,
злой;
нас качало в пирушках вот как —
с боку на бок
и с ног долой.
+++
На пять километров
И дальше кругом,
Шипя, освещает зарница
Насильственной смерти
Щербатым клыком
Разбитые вдребезги лица.
Убийство с безумьем кромешного смесь,
Ужасную бестолочь боя
И тяжкую злобу, которая здесь,
Летит, задыхаясь и воя,
И кровь на линючие травы лия
Свою золотую, густую.
+++
Гуси-лебеди пролетели,
чуть касаясь крылом воды,
плакать девушки захотели
от неясной ещё беды.
+++
И звякнет последняя пуля стрелка,
И кровь мою на землю выльет;
Свистя, упадёт и повиснет рука,
Пробитая в локте навылет.
Или — ты подумай —
Сверкнёт под ножом
Моя синеватая шея.
И нож упадёт, извиваясь ужом,
От крови моей хорошея.
Потом заржавеет,
На нём через год
Кровавые выступят пятна.
Я их не увижу,
Я пущен в расход —
И это совсем непонятно.
У многих деревенских поэтов судьба схожа, в город врываются нахрапом, быстро учатся азам, хватка и упорство у них не чета городским - выгрызают дорогу к быстрому успеху, и сразу - пьянка, блудняк, чему-либо учиться мгновенно бросают - и так все превзошел. Успех обычно недолог, и с первой неудачей все стремительно идет к концу в остервенелых запоях, скандалах и обидах на белый свет: как понесет по кочкам вниз - так до самого дна и будут лететь. Стойкости у них почти совсем нет, удара не держат.
"В ночь с 31 декабря на 1 января в Доме писателей появился сам Алексей Николаевич Толстой в компании 24-летней балерины Татьяны Вечесловой, солистки Мариинского театра оперы и балета. Вечеслова была в декольте.
Корнилов, улучив момент, окунул палец в чернильницу и написал на голой спине балерины слово из трёх букв.
…И пьяными печенежскими глазами оглядел всех: ну и что? Ну и что вы мне сделаете?" (З.П.)
Советская власть таких предпочитала решительно мочить, потому что уже бесполезны и неуправляемы.
"Пиво горькое на солоде
затопило мой покой…
Все хорошие, весёлые —
один я плохой."
(И тут по контрасту судьба Луговского, который после страшнейшего психического краха, позора и чуть ли не полного распада личности, воскрес, вышел на новый уровень и свои лучшие стихи написал).
P.S. Да, и еще я хотел бы все выяснить про поэта Ивана Приблудного. Когда-то давно услышал обмолвку о его страшной судьбе - и больной занозой в голове засело. Надо все о нем узнать. Не знаю зачем, но надо позарез. Я к таким непонятным навязчивым импульсам серьезно отношусь. Но до сих пор ничего внятного о нем не нашел.
6 сентября, вторник
Сегодня солнце и синее небо. Щасте! Если б еще было потеплее.
Зато по совету милой Eagre я читаю сейчас занятную книжку про Александра Тома Холта. Пишет он мастерски, язвительно и остроумно, Александра не любит, да особо им и не интересуется. (У Холта он сумасшедший, как мартовский заяц). Но я уже давно заметил: как бы ни ненавидел автор Александра, какие бы гадости о нем ни писал, Александр в любом случае получается по-своему обаятельным и трагическим. Здесь то же самое вышло. Главный герой - философ-киник, который, сам не желая, самым сумасшедшим образом вырастил из Александра то, что выросло. Тем не менее, пишет он хорошо и забавно. Вот про Сашку и Гешу в детстве, например:
"И вот в чем заключается разница между Александром и множеством других умных, находчивых ребят его возраста: любой из них залез бы на крышу и сбросил улей в дымовую отдушину, в то время как будущий герой Граника сперва незаметно подпер двери и окна снаружи, так что бедолаги оказались заперты, как в ловушке, вместе с целой фалангой обезумевших от ярости пчел."
"Тут мальчик по имени Гефестион наклонился вперед и улыбнулся. У него была добродушная улыбка того сорта, что как бы говорит «я знаю, что туповат, и прошу меня извинить», и которая способна избавить ее обладателя от множества проблем, вплоть до измены и убийства включительно."
+++
Сегодня в меру напился, до такого состояния, когда ставишь важно локоть на ручку кресла, чтобы принять задумчивую и вальяжную позу, а локоть соскальзывает и еле удерживаешься, чтобы не шарахнуться челюстью о подлокотник. В общем, что я могу сказать - пожалуй, я перешел в категорию пьющих по праздникам, из категории пьющих, когда есть деньги на бутылку и нет никаких неотложных дел. Не понимаю, когда это со мной случилось. Вырос. И да, у меня есть свой пакет для пакетов, и я уже не боюсь высунуть руку из-под накидки в парикмахерской, чтобы почесать нос.
Это старость, я щетаю. Пора думать о душе.
7 сентября, среда
Сон. Длинная темная коммуналка с неожиданными поворотами, ступеньками в коридоре. Мне всегда такие нравились. Невозможно вообразить, что там, за закрытыми дверьми комнат. А я топаю с цветами, отсчитывая двери к Елене Булгаковой. Открываю дверь - а за ней не комната, а двор-колодец с крошечным садом и пустым шезлонгом. Тут лето или теплая осень, а везде зима. Я в пальто, как дурак. И еще одна дверь, без ступенек, прямо на земле, открытая. Туда и захожу. Там две старушки, которые меня ласково принимают и наливают чаю с печеньем. Очень неловко, потому что я понятия не имею, кто они такие. Непринужденно разговариваем о цветах и погоде. Каким-то образом, по названию цветов, которые старушки произносят с явным намеком, я понимаю, что Елена Булгакова давно умерла. Что-то вроде "Я вчера срезала хризантему. Посмотрите, какая красавица. Жёлтая, видите?". Я прощаюсь, они открывают мне дверь (другую, которая должна вести к лестницам, а не во двор) - за ней крутой широченный скат в кромешную тьму, очень крутой, только у двери прямой кусочек шириной с карниз. Дверь уже закрыта, возвращаться назад страшно, поэтому я съезжаю на ногах, как с ледяной горки. В ушах свистит, уже вокруг тьма, а конца нет. Я думаю: "Тут должна быть кроличья нора сбоку. Надо прыгать вбок". Прыгнул.
+++
Надо бы подбирать и складывать в одно место то, что вызывает узнавание, дежа вю, - места, лица, фотографии, то, что видел в снах - чтобы вот так, по кусочкам, интуиции воссоздать некую свою метафизическую судьбу, присоединить к этому миру иной. Слишком много всего набирается. Ярче всего - Джунгария, которая меня с детства преследует, надо бы ее изучить получше. Понятно, что моя личная Джунгария не похожа на настоящую - и вот тут интуитивно отбирать знакомое, по узнаванию. Озеро еще одно есть. Потом - то извержение вулкана, которое я будто бы видел. Может быть, улицы из снов попробовать найти, дома. Вообще - сны в помощь. По Москве походить, попытаться найти, то, что в снах и где шарахало дежа вю (хрен найдешь, но надо попытаться). Где-то это все просачивается, соприкасается - главное, не пропустить. В кино, кстати, иногда бывает - на таких местах скриншоты надо делать. И не важно, что там срежиссировано, декорации - режиссер ведь тоже нечто видит в воображении, когда выстраивает сцену - быть может, это все из одного места берется. Географией можно не заморачиваться, ну типа если я узнаю озеро в Парагвае, а оно у меня связано с Джунгарией - понятно, что Там география другая. Карты потом можно свои нарисовать.
Людей набрать - не тех, кто нравится, а кто вызывает беспокойство, будто я знал их когда-то, но забыл, или чувство, что меня с ними что-то связывает, хотя это невозможно. События, которые вызывают острое ощущение личной причастности или узнавания - а ведь и у меня похожее было, хотя в реале и не было.
Только надо очень осторожно, ни в коем случае не путать с симпатией, интересом и тем, что нравится. Шарахаться от гламура и того, что ласкает глаз. Опираться на неосознанное, тревожное, пугающее непонятностью узнавание. На страх лучше опираться - это более правильная эмоция. Вообще, ко всем фобиям картинки подобрать - может пригодиться.
Зачем - мне не совсем понятно. Но такая идея уже четвертый или пятый раз в голову приходит как нечто очень нужное. И вот опять у Галиной в "Медведках" напоминание, очередной толчок в ту сторону.
Сначала побольше набрать визуальных образов, тасовать их время от времени - может, через несколько лет что-то начнет складываться, вспоминаться - вот как волна забытых снов сразу хлынула, когда я стал карту сновидений рисовать. Эксперименты с тонким сном. Дневник еще отдельный завести, туда это все сваливать, закрытый, потому что иначе в эту реальность вытянет. На тумбе, может? Картинок много будет. Но тексты тоже надо, комментарии к визуальным образам.
Еще желательно в процессе освоения подсознания и иного мира не свихнуться, потому что порожек где-то там и есть.
Да, следить, чтобы меня не потянуло роман из всего этого сочинять. Это из другой оперы. Блин, все равно неосознанно это воспринимается, как литературный проект, тут уж ни хрена не поделаешь, по-другому я не могу. Главное, ничего не сочинять, а только угадывать, избегать логических выводов и причинно-следственных связей, и Боже упаси выстраивать сюжет - это уж точно не туда заведет. В общем, дневник наблюдений и исследование - вот жанр.
8 сентября, четверг
Сон. Не первый раз снится, серия. Редкостная хрень. Будто бы приехал я в какое-то мелкое царство. Живу на даче. В предыдущих снах я оказывается в отсутствии царя победил в войне, триумфально прогнал супостата. Не помню, как, помню только, что там основную роль сыграла пустая упаковка для котлет (корытце пластиковое). Теперь вроде опять война, но царь на этот раз меня к командованию не подпускает из ревности, а поручает воевать по очереди своим генералам - а их у него два, и оба мои соседи по даче, и я для них непревзойденный военный гений и любимый учитель. Так что, между дачей и фронтом постоянно курьеры носятся, спрашивают у меня, что делать. Сорок тыщ одних курьеров. А у меня еще дачная война параллельно идет из-за ветлы и помидоров. И я такой, весь нарасхват, в тельняшке, треньках и драных тапках управляю вселенной.
+++
Ночь была теплее дня, тихая, но пару раз налетал с ревом ветер и тогда за окном слышалось странное многоголосое бормотание, стекла постукивали, будто с той стороны, в темноте, к стеклу прижимаются люди и что-то торопливо мне говорят. Через пару минут - снова тишь, будто и не было ничего.
Дачи стоят пустые. На черном небе белые длинные облака. В конце улицы сквозь деревья размытым красноватым светом горит фонарь - то ли пожар, то ли звезда полынь (хотя я думал, что она будет ослепительно белой).
+++
Во время битвы под Кунерсдорфом Фридрих подбадривал своих солдат так: «Собаки, вы хотите жить вечно? А я хочу иметь прочную стену из прусских тел».
КНИЖКИ
3. ЗАХАР ПРИЛЕПИН. НЕПОХОЖИЕ ПОЭТЫ. МАРИЕНГОФ. КОРНИЛОВ. ЛУГОВСКОЙ. - 7.5/10
Хорошая книга. Очень люблю биографии, написанные хорошими писателями - они знают, какие детали и факты отбирать. Читал взахлеб. Очень интересно, особенно про Луговского.
4. ТОМ ХОЛТ. АЛЕКСАНДР НА КРАЮ СВЕТА - 7.5/10
Язвительная, остроумная, пессимистическая книжка. Про Александра немного - полкнижки про то, как герой устраивает колонию в Причерноморье, и это скучновато. Последняя треть - самая лучшая, абсурдистская и сумасшедшая, жаль, что немногие до нее дочитают. Особенно хороша история про брата героя, который, из самых гуманистических побуждений и накурившись конопли, решил убить Александра, и что из этого вышло.
5. МАРИЯ ГАЛИНА. МЕДВЕДКИ - 8/10
Начало совершенно завораживающее - человек, который сочиняет судьбы людям, недовольным реальностью, семьи тем, у кого их нет, счастливое детство тем, у кого оно было несчастным - то, как должно было быть, но не было. И конец хороший - Геката, Ахилл.
6. СТАНИСЛАВ ПШИБЫШЕВСКИЙ. ВИГИЛИИ
Что это было? Блин, читать стыдно, а ведь когда-то вся эта бесконечная банальная трепотня пробирала юных декадентов до дрожи. "О, это спокойствие, это неподвижное, оцепенелое, бесчувственное спокойствие, если бы оно могло теперь вернуться вновь: такое миролюбиво-задумчивое. Мы сидели друг против друга. Она была беспокойна, нервна; она знала, что теперь придет, неизбежно должно придти." И страница за страницей в том же духе.
7. ЭРИК АКСЛ СУНД. ДЕВОЧКА-ВОРОНА
По названию и обложке я решил, что это экспрессионизм, что-то стильное и интеллектуальное. Хрен с два! Сунда сравнивают со Стигом Ларссоном - и правильно, так же убого написано. Взял бы негром какого-нибудь филолога, чтобы дотянуть до уровня милицейской хроники в мухосранской газете. Патологоанатома зовут Иво Андрич. Гы-ы.
Ужасная суконка, читать невыносимо. "После того как отец понял, что она подумывает пойти по его стопам, ей пришлось выслушать множество историй, имевших целью отпугнуть ее." "Работа позволяла Софии преодолевать временами охватывающую скуку. А с некоторых пор ее стала все больше и больше интересовать человеческая личность". "Ему ничего не оставалось, как овладеть ею прямо возле мойки, после чего она направилась в душ." Как будто робот писал. Куча раздражающих никчемушных подробностей. Меня прям ужас охватил от унылого убожества мыслей, эмоций и словарного запаса героев, от банальности их сентенций - боюсь, что у меня самого мозги испортятся оттого, что я эту дрянь читаю. Затягивающее косноязычие, мыслительная и эмоциональная тупость. И это, блядь, властитель дум. Потом сюжет задвигался и вроде стало получше.
8. ХАНС ПЛЕШИНСКИЙ. СТАЛО ЧТО. ПОРТРЕТ НЕВИДИМОГО. АВТОБИОГРАФИЯ БОГЕМНОГО ГЕЯ.
Интересный культурный срез, Париж и Мюнхен, здесь все об этом и еще апокалиптическая атмосфера - когда автор за несколько лет побывал на 60 похоронах своих друзей. Торопливый безыскусный рассказ - выставки, фильмы, концерты, клубы, умирающие один за другим друзья. Мне интересно было, много пометок себе сделал, что посмотреть, о чем узнать.
ФИЛЬМЫ
3. СЕРДЦЕ АНГЕЛА - 9/10
В стопицотый раз посмотрел. Как же я люблю это кино, оно такое красивое. Город восхитительный, и Микки Рурк, и убийства куда страшнее, чем в "Пиле".
4. В СЛУЧАЕ УБИЙСТВА НАБИРАЙТЕ "М", реж. Хичкок - 6/10
Не, это послабее "Незнакомцев в поезде", никаких киноэффектов, только сюжет.
5. НОЧЬ ДЕМОНОВ, 1957, реж. Жак Турнер - 6/10
Здесь Турнеру демона навязали живьем, а он хотел, как в "Людях-кошках" обойтись саспенсом и тенями. Демон получился резиновый и миловидный, что-то собачье в нем. А сатанист мерзкий, как и должно. Очень красиво снято, и мир тогда красивее был, пустыннее, природы больше, а людей меньше.
6. СПАСЕНИЕ, 2015, реж. Иван Вырыпаев - 6/10
Молодая польская монахиня приезжает в тибетскую Индию. Монахиня какая-то странная, вроде хикки, сухая, настороженная, будто бы до этой поездки она ни разу с людьми не разговаривала. Я таких монахинь не встречал, они чаще веселые, хлопотливые. Еще более странная иллюзия автора, что пошлые банальности про пылесос и единый мир могут стать для монахини неким откровением (а еще летающая тарелка). Кажется, режиссер понятия не имеет ни о монахинях, ни о христианстве. Авторского замысла я не просек, смысла особого не заметил, так что вложил свой и, в целом, остался доволен. Созерцательное кино, великолепные съемки.
я начала было смотреть по телевизору, а целиком не досмотрела, времени не было. Но отначала впечатление примерно такое же: смысл не очень понятен, но снято красиво, очень приятно глазу.
Понравилось:
"Сегодня в меру напился, до такого состояния, когда ставишь важно локоть на ручку кресла, чтобы принять задумчивую и вальяжную позу, а локоть соскальзывает и еле удерживаешься, чтобы не шарахнуться челюстью о подлокотник. В общем, что я могу сказать - пожалуй, я перешел в категорию пьющих по праздникам, из категории пьющих, когда есть деньги на бутылку и нет никаких неотложных дел. Не понимаю, когда это со мной случилось. Вырос. И да, у меня есть свой пакет для пакетов, и я уже не боюсь высунуть руку из-под накидки в парикмахерской, чтобы почесать нос."
Тоже захотелось "Сердце ангела" в стопитьсотый раз пересмотреть)))
Очень хочется оставить вас жить на даче, для написания ваших чудесных заметок.