Стоит о будущем подумать - враз паническая атака, агорафобия. Не, ну на фиг, не фиг вдаль смотреть, сел быстро в позу лотоса и зри на пупок. Чет опять настроение, как на качелях - от эйфории к унынию и назад. Как в анекдоте: "Не надо отчаиваться! Депрессивная стадия непременно сменится маниакальной".

+ + +
ЭЛИС, МИЛАЯ ЭЛИС, 1976, США, реж. Альфред Соул
Опять будто бы про демонического ребенка, но не совсем. Хороший, крепкий фильм. Все герои нестандартные и интересные. Нынешняя цензура многое в этом фильме не пропустила бы.
+ + +
КИПЛИНГ. НА ГОРОДСКОЙ СТЕНЕ. ВОРОТА СТА ПЕЧАЛЕЙ.
Киплинг, конечно, подает колониальную политику как милосердный, героический и неблагодарный труд белых ради блага туземцев. Вот только непонятно, почему в результате Британия так сильно разбогатела на этой бескорыстной благотворительности. Тут и прославление колониализма, и презрение к дикарям, которые сдались, выродились и уже не способны на сопротивление, и тонкая пленка цивилизованности, которая, с одной стороны, лишает обученных дикарей веры и смысла жизни, с другой - слишком быстро сползает с цивилизуемых, когда что-то задевает их чувства, и бессмысленность действий как колонизаторов, так и борцов за свободу - и те, и другие, терпят поражение.
Голова кружилась целый день, как от похмелья, приходилось ходить, цепляясь за стены и потолок. Под дождь выходил, думал, полегче будет, но он был ледяной, неприятный. Голову в бочку? Боялся, что не вынырну. Но две тыщи четыреста слов навалял, хоть очень сложно было взгляд фокусировать, и на голове железный обруч. Выдрессировал я себя недурно.
На лестницах и на тропинках сложнее амего, на тропинках меня выбрасывает в мокрую траву, а на лестницах в воздух, но ничего, не упал пока ни разу.
Кажется, что все кругом обиженны и печальны: лето же, и довольно тепло, так с какой стати эти ледяные ливни - поутру, днем и на закате? Розы недовольны, рукколу и салат грязью забрызгало, Чиж ходит с холодными ногами. Все нехорошо. А кусты и деревья развлекаются, стряхивают капли мне за шиворот. Ледяная печаль падает с неба, дрожит на листьях и, обрываясь, падает на черную землю, которая примет всё, гостеприимна, как море и космос, что в них не кидай - все сожрут.
Искушение отчаяния, уныния и безумия. Пророки - не лучшее чтение в таком состоянии, но читаю, холодею и дрожу: "Горе земле, осеняющей крыльями по ту сторону рек Ефиопских, посылающей послов по морю, и в папировых суднах по водам! Идите, быстрые послы, к народу крепкому и бодрому, к народу страшному от начала и доныне, к народу рослому и все попирающему, которого землю разрезывают реки. Все вы, населяющие вселенную и живущие на земле! смотрите, когда знамя поднимется на горах, и, когда загремит труба, слушайте! Ибо так Господь сказал мне: Я спокойно смотрю из жилища Моего, как светлая теплота после дождя, как облако росы во время жатвенного зноя. Ибо прежде собирания винограда, когда он отцветет, и грозд начнет созревать, Он отрежет ножом ветви и отнимет, и отрубит отрасли. И оставят все хищным птицам на горах и зверям полевым; и птицы будут проводить там лето, а все звери полевые будут зимовать там."
Слишком грозно и крылато, слишком прекрасно и гибельно.
Чашку кофе покрепче, чтобы согреться, стакан кваса, чтобы охладиться, перебиваюсь с кофе на квас, жалуюсь: вот, мол, дорогой дневник, чет я доработался до депрессняка и мигрени и куриной слепоты, а там в очереди еще стоят глад, трус и мор, и очередь, хоть и медленно, но движется к распахнутым дверям в моей бедной голове.
Вообще, здесь что-то глубоко национальное - ты боли-боли голова, бедная, головушка победная... Чет многовато в русских песнях головной боли, и я сейчас в этом судоходном русле черной реки Смородины. (Смородина, кстати, от "смрада", речка-вонючка, а "смрад", мне кажется, от "смерти"). И река Смородина медленно превращается то ли в Лету, то ли в Коцит, и тихонько так опоясывает ойкумену, как змея, кусающая свой хвост.
"Ужас и яма и петля для тебя, житель земли!"
+ + +
ДЕТИ ЭДГАРА ПО
Перечитывал некоторые рассказы из сборника. Некоторые просто восхитительны.
Я разучился гулять. Сегодня отправился мусор выносить (до помойки километра четыре), и была такая странная погода - душно, жарко и сразу же холодно, когда подует ветер и найдет туча. И ворон было полное небо. Деревья в полном расцвете вдоль дорог, где-то там наверху живут и шелестят, высокомерные в своей молодости и зрелости, во всей своей красоте. Иногда на меня снисходило блаженство, но редко, потому что я, скорее, чувствовал себя навозным жуком. Где мои семнадцать лет? Впрочем, не надо, тогда я вообще еле ползал. Был, правда, момент, когда я вдруг полюбил бегать на длинные дистанции, всю Москву избегал, словно на крыльях, курил на бегу, пил, болтал, если кто-то пристраивался рядом, а в промежутках между забегами еле ковылял, шатался, спотыкался и натыкался на столбы. Ну у меня всегда так - мельтешащая смена подъема и упадка, за день по сто раз.
Всю жизнь я не выносил рассветы - этот пронзительный, режущий глаза свет, когда только собираешься спать и понимаешь, что он тебе спать не даст, сумасшедший с той стороны окна, который тихонько вспарывает бритвой шторы, рассвет рука об руку с бессонницей, неизбежный, как смерть, торопишься спать, а уже некогда - скоро птицы заорут, потом пилы-дрели завизжат, люди орать начнут, машины громыхать, первые поезда с рассветом начинают землю трясти. В общем, вот это все я очень не любил. И вдруг даже здесь изменчивость нрава свое взяла - вдруг я его полюбил. Выхожу теперь из дома еще до света, ante lucem, хотя уже понятно, что не ночь, потому что все предметы хорошо видно, шляюсь по тропинкам сада, шуршу травой, как змея, нюхаю розы, вернее, целую - пахнут они поутру слабо, а вот лепестки прохладные, влажные, свежие, и роса должно быть сорокаградусной крепости. Сажусь на крыльцо покурить, и все вокруг проявляется, как фотография в лотке. Невозможно уловить переход от тьмы к свету. Задумался на минуту, моргнул, а кругом вдруг белый день, только тихий-тихий, безлюдный, и какое-то чувство власти над всей землей, потому что я один не сплю и все вокруг - мое. Ночью, в общем, почти то же самое, за что я ее и люблю, но во тьме кто только ни скрывается, кто только ни шуршит. А на рассвете видно, что никого нет, блаженное царственное одиночество. И все такое не вполне реальное, как отражение в пруду. Пока солнце на небо не выкатилось, а уже светло. Как будто подземный мир или подводный. И прочищающая горло птица в кустах только подчеркивает глухую тишину, показывает, как она глубока и велика.
И ведьмы исчезают с наступлением дня.
+ + +
Сестра похвалила две моих последних главы, сказала, что наконец-то все профессионально и крепко скомпановано, и всякие украшения в нужных местах. Еще сказала, что мои любимые герои - Апелла и Аэроп Линкест. Ну дык. Еще, правда, Филипп с Олимпиадой и Герод, но я их до нормального уровня не вытянул пока.
А я сейчас горюю, потому что все эти чертовы синтрофы у меня блеклые и занудные, Кассандр, Никанор... Надо с ними всеми что-то делать. Я уже придумал, что нужно хохлов привлечь для вдохновения, чтобы их оживить, подобрать украинские типажи поярче, позлее, кого-нибудь раздираемого злобой и завистью, другого - самодовольного и неколебимо уверенного в собственной непогрешимости, но так неохота в это погружаться, настроение себе портить. С философами тоже беда, Аристотель еще ничего, какой-то потенциал в нем есть, а другие - бледные тени, мне просто в лом ими заняться, а надо.
Чиж иногда делает такую гордо-отрешенную, мученически-стоическую мордаху - а я-то ведь знаю все его дурацкие потешные гримасы, и чет прям больно смотреть - я же совсем не принимаю всерьез его душевных порывов. Ну и что, что он курносый брыластый карлик с розовым брюшком на кривых лапках? Разве не может у него быть какой-то вечной раны в душе, вдохновенных интеллектуальных озарений и мировой скорби? А я его за дурачка держу, потому что он с экстатическим лаем , выкатив лягушачьи глаза и роняя слюни, выплясывает лезгинку, когда я несу куда-нибудь бутерброд, и стонет, словно ежика поперек шерсти рожает, когда я этот бутерброд ем. Я несправедливый и жестокосердный человек, вот что. Я даже на день рождения ему ничего не подарил.
+ + +
Сегодня даже не знаю, за кого болеть - мне что Англия, что хорваты не нравятся совсем. Впрочем, Бельгию тоже не люблю, так что приходится болеть за Францию методом исключения. Там хоть Гризман и Мбапе временами радуют.
Чет сейчас совсем перевелись игроки моего самого любимого вида - те, кто всю игру стоит на середине поля и медитирует или в зубах ковыряет, а потом бац! получают откровение свыше и забивают необходимый команде гол - ребята типа Баллока, Зидана, Пирло. А сейчас все бегают, как ошпаренные , и никто не остановится, не задумается о вечном небе над головой. В общем, не осталось стратегов на поле.
+ + +
ПЬЕР БРИАН. АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
Вроде, читал его раньше. Он больше востоком занимается, чем Александром, слегка поверхностный, на мой взгляд, но довольно здравомыслящий.
ДАФНА ДЮМОРЬЕ. РАНДЕВУ И ДРУГИЕ РАССКАЗЫ.
Сборник не совсем в ее стиле - светские, дамские рассказы, пару лучших я раньше читал , а остальные - так себе, сатирические, нравоописательные, мне это не слишком интересно.
Ночью сегодня совсем не спал, так что на дневник мозгов не хватает. А норму текста я все же выполнил. Другое дело, что же это за текст такой.
Все же удивительно, что я в конце концов втянулся в эту гонку. И на этой неделе, когда хреново себя чувствую, плохо вижу и почти не сплю, все равно без труда выдаю в среднем по две тысячи слов в день черновика (и еще какое-то количество заметок и фрагментов на будущее). В Москве меня это вырубило бы чуть не на месяц, читал бы попаданцев, смотрел сериалы и жаловался бы на жизнь. Там у меня была норма 150 слов, хоть каких, которые может быть когда-нибудь пригодятся, и то я ее не каждый день осиливал. А теперь сам себе радостно поражаюсь.
В общем, если исключить выходные, в которые у меня писать не получается, я с начала этого своего марафона уже перекрыл норму Наноримо - вместо 1667 слов в день пишу по 1800. Это опьяняет.
Значит, есть какая-то правда в идее о сверх-усилиях, которые становятся естественной нормой, когда к ним привыкаешь.
Посмотрим, если не свалюсь в мозговой горячке, то все, значит, хорошо идет.
+ + +
Про македонские имена: 1. много мифологических, каких совершенно нет в Афинах (позже, в Риме мифологические имена давали только рабам). В Македонии навскидку - Мелеагр, Аталанта, Адмет, Пифон, Иолай, Аминтор, Гигея, Эвридика, Протей, Марсий, Менелай, Антигона, Антей... 2. Двухкоренные классические имена, которые в Афинах носят в это время все сплошь, в Македонии урезаются и кончаются на -а: Антипатр/Антипа, Филофей или Филотим/Филота, Пирифой/Перита, от однокоренных - та же хрень: Аминтор/Аминта, Апеллес/Апелла, Аррабей/Арриба и неясно от каких произведенные, но явно образованные по той же схеме Махата (Махаон?), Алкета (может, Алкимах?), Арета (может, Арридей) и т.д.
(Есть у меня подозрение, что Александра родня и друзья в детстве называли Алексой, сейчас в Греции Александра именно так сокращают).
Кстати, идея, что "Аминтор" указывает на греческое, а не македонское происхождение, потому что, мол, у македонцев сплошь Аминты, не выдерживает критики: во-первых, ни одного грека с именем Аминтор в это время нет, во-вторых, в Македонии одновременно спокойно сосуществуют и полные, и усеченные варианты одного и того же имени - типа, один Аррабей, другой Арриба, дед Иолла, внук - Иолай. Также, как у нас существуют одновременно Георгий, Егор и Юрий. Ну да, Аминт было до фига, но это, скорее всего, потому что царь был Аминта, а если Аминтор происходил из горных областей Македонии, то там царь Аминта скорее воспринимался как враг и детей в честь него вряд ли называли. 3. Любовь македонцев к именам, оканчивающимся на -ай, -эй. Птолемей, Архелай... В других местах куда чаще - ий (Дионисий и т.п.) 4. Совсем древние македонские - Пердикка (Куропатка), Каран (Владыка), Лаг (Кролик), возможно и Аминтор (Мститель, если мне память не изменяет, и это сразу тянет истории с кровной местью и по количеству Аминт можно понять, насколько она была распространена), Кратер (там вино смешивали). Есть еще Аттал, Селевк, Гарпал, Кен, Менес, Певкест, Клит, Сирра- не знаю, что эти имена значит, но тоже явно македонские, у греков такие имена не встречаются. 5. Обычные греческие имена тоже присутствуют - тот же Антипатр, Филипп, Александр, Андромен, Неоптолем, Алкимах и т.д.
Насчет имени Александр, есть у меня подозрение, что Александр, Кассандр и Асандр - это все тёзки.
+ + +
Не помню, писал я или нет, как выбирал национальность и родню Гефестиону. Из всей армии Александра на роль родни Гефестиона больше всего подходил Пердикка - во-первых, п.ч. Александр поручил ему заботится о теле Гефестиона, а это, все же, дело ближайших родственников, во-вторых, они вместе армию в Индию вели. Второй кандидат - Деметрий; тоже армию вместе водили, и у Гефестиона - дед Деметрий. Старшего внука обычно называли по имени деда. Так я Деметрия определил Гефестиону в старшие кузены, и поскольку он в деле с похоронами Гефестиона не упоминается, то скорее всего, он умер где-то в Индии. Имена у обоих теофорные - Деметра, Гефест. Соответственно я еще двух кузенов придумал с такими именами - Гермон и Афиней (как раз на -ей кончается по-македонски).
Поскольку Пердикка - орестид, причем, царской крови, то и они все у меня автоматически стали орестийцами. (А родство с Пердиккой я сделал дальним, не надо мне прынцев на фиг). И сразу интересное развитие сюжета наклевывается. Кратер ведь тоже орестиец, и самая сильная вражда как раз бывает с соседями, а здесь, может, и наследственная вендетта, все дела. И Павсаний орестиец - тут при желании можно Аминтора в цареубийство запутать для большего драматизма.
Кстати, вотивную стелу Гефестиона, на которую я в музее любовался, как мне умные люди сказали, как раз откуда-то из тех мест привезли. На стеле неизвестная женщина протягивает всаднику Гефестиону чашу. И можно придумать, что так его встречает мать в загробном мире, а стелу устанавливал скорбящий по ним обоим отец. В общем, все задним числом складно привязывается к моей выдуманной версии про его происхождение и семейное состояние.
+ + +
АРЧЕР. ДЖОКЕРС. КОД БЕСТСЕЛЛЕРА
О создании компьютерной программы, которая определяет, войдет ли книга в список американских бестселлеров. На удивление любопытно оказалось. Например, с удивлением узнал, что одна из любимых тем американских читателей - командные спортивные игры. И еще - больницы и судебные процессы. Что успех 50 оттенков серого определяется тем, что эмоции героини на графике - почти идеально ритмичное колебание от чего-то ужасного к чему-то восхитительному. Что в бестселлерах намного чаще встречаются вопросительные знаки и многоточия, чем в книжках неуспешных, а вот восклицательные и точка с запятой - наоборот. (Реабилитация многоточия порадовала). Взлет интереса к героиням с трудной судьбой и тяжелым характером, преступницам и так далее. Компьютер не совсем верно определил женский и мужской стиль, но потом оказалось, что "мужской" - стиль профессиональных филологов, и эти книги занимают первые места среди книг в твердых обложках, и чаще получают разнообразные премии, а "женский" стиль на самом деле оказался журналистским, легким, умело манипулирующим читательским интересом, и эти книги - в списке бестселлеров в мягких обложках. Чем больше слова "очень", тем меньше шансов на успех. Секс в книжках читателей ничуть не интересует, также как описание тела и все такое, но интересует тема человеческой близости, задушевные разговоры, работа. Да, в тренде исключительно реализм, у фэнтези и фантастики шансов практически нет. Предпочтительнее разговорный стиль, а не литературно правильный. Физическая аффективная реакция читателей (улыбка, мурашки, сексуальное возбуждение, тревога, беспокойство) должна возникать не позже 10 страницы. И хэппи-энд совсем не обязателен.
Реально смешно оказалось, когда они предоставили компьютеру самому выбрать "идеальный бестселлер", который по всем пунктам приближается к 100%. И он выбрал книжку "Сфера" не помню кого, но там действует компьютер, который придумывает идеальное на 100% обращение к клиентам. Про себя, любимого, книжку выбрал.
В общем, любопытно - и про составление программы и про выводы. Там еще приложение - список из 100 бестселлеров, выбранных компьютером.
ДЖОРДЖ ФРЕЙЗЕР. ФЛЭШМЕН
Крутая приключенческая книжка вроде Шарпа, только герой - хам, подлец, трус и потаскун, но удачливый и хитрый. Благодаря этим всем качествам он делает блестящую карьеру в армии и становится великим английским героем. В этой книжке он пока немного послужил в Индии, а потом в Афганистане, где английскую армию разгромили в пыль. Судя по всему, он и в остальных книжках будет переходить от катастрофы к катастрофе, и, как дерьмо, выплывать на поверхность с очередным орденом и званием. Пока все весьма увлекательно. Написано лихо.
@темы: О книгах, О кино, Жизнь, О моей книжке, Цитаты
Насчет имени Александр, есть у меня подозрение, что Александр, Кассандр и Асандр - это все тёзки.
представь, звали бы тебя Кассандр...
Я даже на день рождения ему ничего не подарил.
у Чижа есть ты!
В общем, я здесь редко, удачи тебе, ухожу дышать остатками лета.
Я в России тоже никакого движения к реализму в литературе не чувствую, так же, как к книжкам про командные виды спорта.
Флэшмен - ничо так, но из исторических мне все ж больше нравятся Саксонские хроники Корнуэлла (это который про стрелка Шарпа писал, если это тебе по вкусу). А кино не смотрел - но рад, что инопланетян гаденышами показали, а то у меня впечатления, что с этими дружелюбными инопланетянами кино как пятая колонна вторжение на землю готовит.