Я не червонец, чтоб быть любезен всем
15 августа, суббота
Сон. Враги пробрались ночью к нам на дачу. У них большие ноги - ступни длиной с горные лыжи, босые, с серыми слоистыми когтями, как у покойников. Я слышал, как они шлёпали по первому этажу, а потом по лестнице. Но я уже слетел вниз из окна по яблоне, прижимая левой рукой Чижа к груди. Уходить и оставлять им дом я не собирался. Это было стратегическое отступление, чтобы подумать. Надо было прятаться и я влез в можжевельник, легко втиснулся между стволами - они сами гибко отклонились, чтобы пустить меня внутрь. Там я оказался как в узком шкафу с одеждой - рук не поднять, не шевельнуться, а перед лицом - зелёная хвоя. Я боялся, жив ли Чиж - очень уж тихо он сидел, но нащупал пальцами его дыхание и успокоился.
Ногастые гады вышли на лужайку - шлёп, шлёп. Сверху на них широкие плащи и маски чумных докторов, так что я только уверился, что они не люди. Чумной клюв принюхался и пошел к моему можжевельнику, сунулся внутрь, но я знал, что здесь я как в Зазеркалье, я его вижу - он меня нет. Зато я понял, что это не маска, а птичья голова - какой-то чайки-мутанта.
Все же я беспокоился о Чиже и включил осознанность. Это и впрямь было как выключатель повернуть. Над лужайкой вспыхнула электрическая лампочка без плафона, свисающая прямо с неба, уроды заметались, уменьшаясь в размерах. На поляне остались странные тряпки - семейные трусы на бегемота, мои драные треньки, чьи-то тапки, кухонный фартук с оборочками. Это уже менты разбирали. Они откуда-то принеслись, орали в матюгальник из-за забора, а я их сорванным голосом сквозь лай Чижа успокаивал, что опасности нет и можно заходить. Они ввалились в калитку такие злобные, один сразу цапнул трусы и завопил: "Чьё? Ваше?", и я решил проснуться от греха.
Ум писателя - ум полоумного шпиона, чье мнение о важном и неважном сильно отличается от общепринятого. Когда у него требуют информации о новом вражеском резиденте, он пишет, что тень под его табуреткой была похожа на огурец. Как-то так. У него спрашивают: что такое смерть? Он начинает вспоминать о тараканах на кухне и черноморском прибое, облаках на закате и журавлином крике. Спроси про любовь, он вспомнит свою старую собаку и обмусоленный тапок, потом мороженое в парке, потом руки, исцарапанные ежевикой. В общем, романист - очень бестолковый шпион, который не дает внятного ответа ни на один вопрос. А вот вопросов у него полные карманы. Например, куда впадают реки? Общеизвестное "в моря" его не устраивает, потому что ему нужно, чтоб в земляничную поляну или, на худой конец, в книжную страницу или, для смеху, - в чужие портки.
Но взгляд у него шпионский, да, на всё смотрит не с любовью, не с любопытством, а чтобы урвать кусок - какую-нибудь оборванную корявую строчку с тремя, злобно вычеркнутыми прилагательными.
* * *
Читал тут Мураками "Писатель и профессия - потому и соответствующим фрирайтом разразился. Вот немножко выписок:
- Для меня литература – это прежде всего повествование о подлинном смысле вещей и явлений.
- Писать прозу – неподходящее занятие для людей рассудительных и трезвомыслящих. Если мыслеобразы в вашем сознании яркие, с четким контуром и однозначным посылом, то нет нужды упорядочивать их в рассказ или повествование. Нет, разумеется, для работы прозаика неплохо иметь образование, требуются также интеллект и некоторые знания. Ведь даже у меня есть какой-никакой интеллект и определенный запас эрудиции. Наверное. Как-то так.
- Написание романов – это деятельность с чрезвычайно низким коэффициентом полезного действия.
- Тех, кто пишет прозу, наверное, можно охарактеризовать как «особый тип людей, которые полны решимости сделать ненужное нужным». Сами прозаики, конечно, считают, что как раз за такими вот ненужными, нескладными высказываниями скрывается сущностная истина. Неэффективное и нескладное – это обратная сторона эффективного и складного, а мир, в котором мы живем, – многоярусный и многослойный. Если один из слоев исчезнет (или один из ярусов начнет проседать), то весь мир исказится
- Создание прозы все ж таки довольно «идиотское» занятие. В нем почти никакой элегантности, никакой изюминки. Ты сидишь сиднем в комнате, один, как сыч, и словно заведенный крутишь текст туда-сюда: «Так не пойдет! И так тоже не годится!», исступленно мотаешь головой… И так за письменным столом проходит твой день, но за доведение до совершенства одной-единственной строчки текста никто тебя не похвалит, аплодисментов не будет. Даже по плечу никто тебя одобрительно не похлопает, дескать, молодец, хорошо поработал. Сам себе молча кивнешь, вот и все. А когда книга уже будет написана и опубликована, то на эту твою идеальную строчку скорее всего ни один человек так внимания и не обратит. Такая вот у прозаика работа. И времени занимает немерено, и вообще одно от нее расстройство.
- Когда я пишу прозу, я чувствую, что не столько сочиняю текст, сколько играю музыку. И я поддерживаю в себе это чувство все эти годы. Наверное, я пишу не головой, не интеллектуально, а исходя из физических ощущений. Я держу ритм, нахожу красивые созвучия, верю в силу импровизации
- У меня в голове существовал образ «идеального» романа, который «сейчас я пока не могу облечь в слова, но со временем, когда стану опытным прозаиком, напишу на самом деле». Этот образ был сияющим, ярким, как Полярная звезда в небе надо мной. Если что, то достаточно было поднять голову, и мне сразу становилось понятно, где именно я сейчас нахожусь и куда мне нужно двигаться. Если у меня не было бы этой «точки опоры», то я бы, наверное, подолгу блуждал вокруг да около.
- те самые мелочи и детали, которые вызывают у вас «ого!»-реакцию – именно они лучше всего фиксируются в памяти. В идеале ими станут необъяснимые вещи, нелогичные или противоречащие основному ходу событий, вызывающие у вас вопросы, таинственные, намекающие на какую-то загадку. Вы собираете такие фрагменты, навешиваете на них опознавательную бирку (время, место, событие) и храните у себя в голове, в своем внутреннем хранилище. Внутреннее хранилище – незаменимая вещь, когда вы пишете роман. Точные, выверенные аргументы и оценочные суждения не очень-то помогают нам создавать художественную прозу. Более того, они зачастую препятствуют естественному потоку повествования.
- Джеймс Джойс сказал: «Воображение – это память».
* * *
Музыка
Альдо Чекколини (пианист). Вагнер. Смерть Изольды. Дебюсси. Эстампы. Яначек. Сюита в тумане.
16 августа, воскресенье
Появился паук Кузьма, впервые за лето. Вернее, Кузмич, молодой и неискушенный. Я боялся, их всех поел тот толстый и мохнатый паучара, который в начале лета здесь бегал, и очень рад, что это не так. Кузьма со своими потомками - типа паучьих сильфид, они эфемерные, почти прозрачные, безобидные, беззащитные, доверчивые, даже паутины не плетут, одни ноги, никаких кишок, никаких мозгов. Вот этот юный дурачина взобрался на меня, не думая, что я могу его нечаянно в лепешку смять, не заметив. Я ему палец подставил - он охотно влез на палец. Странное ощущения - у него нет веса вообще, я ничего не почувствовал, никакого топота ног - вообще ничего. Если бы я своими глазами его на пальце не видел, был бы уверен, что там ничего нет. Может, это призрак Кузьмы? Это бы все объяснило. Он и заторможенный малость, Кузьма был повеселей, чуть не вприсядку тут носился.
Стараюсь не думать, сколько Кузмичей я мог нечаянно придавить. На полу их совсем не видно. Нет, совестью мучиться не стану - они уж слишком взаимозаменяемы и быстро возобновляемы, но они мне и правда нравятся. Я бы и в Москве себе такую семейку завел.
17 августа, понедельник
Владимир Гаврилин. Перезвоны. Симфония действа. Исп. певческая капелла Вл. Чернышенко.
Это по мотивам книги Шукшина "Я пришел дать вам волю" про Разина. Там народные и разбойничьи песни на его музыку, плачи, церковные песнопения, куски из поучения Владимира Мономаха. Мне всегда нравятся тексты, которые Гаврилин использует, он потрясающе с ними работает. Невозможно не вслушиваться, нельзя его слушать в фоновом режиме - слишком всё важно и эмоционально насыщенно, слова прямо в душу подаются, и они так изменены музыкой, что их смысл усиливается многократно и уходит на много слоев в глубину.
Про страшенную бабу ("тритатушки-тритата") - чет я так испугался, какая-то бесовщина жуткая. А потом пронзительное "Печальное сердце моё". И потом речитатив: "Дайте свечу, запоет петух и я отойду. Не гаси свечу". И потом что-то женское, прихотливо текучее, чистое, родниковое. Вот уж где народность и человечность дышит, всё одухотворено, облагорожено, продумано, глубоко.
Гаврилин чудесный - такой русский, такой певучий. Если в России был русский Моцарт, то это он. Печальный, конечно, но столько музыки!
В общем - потрясающая штука. Очень понравилась.
18 августа, вторник
Сон. В Москве дождь все залил и не могу выйти из подъезда, а надо, и тут все как-то меняется, вода формируется в канал из подворотни в подворотню, и ко мне, как такси, приплывает гондола. Ее узкий нос обит железом и приделано что-то вроде тарана. Гондольер - таджик, конечно. Доволен сменой профессии. Говорит, здесь мусора дофига, пока все не устоялось, таран его разгребать будет. Размечтался: "А зимой лед колоть". Я тоже помечтал, что можно будет вместо детской площадки лебединое озеро устроить. Я сидел на носу и порезал руку о железо. Таджика угостил сигаретой, он не отказался, хотя руки веслом заняты, но как-то неловко дотянулись друг до друга. Шурует веслом, как метлой, но, в общем, выплыли мы через подворотню на Садовое, а там прям Гран-канале, и тут гондола наша набирает скорость и полетела как моторка. Причем у нас обоих с таджиком твердое понимание, что вода теперь вообще не уйдет, и это все навсегда.
Потом я в Белом доме оказался (московском), к какому-то депутату по делу зашёл, его нет, я пока на черной лестнице курю. И со мной какой-то рыжий католический патер с клоунско-бандитской мордой (на знакомого бандюгана Миньку похож очень), рыжий не курит, пытается зубами пиво открыть, прям бесится, по русски не говорит, ну я ему о ступеньку открыл и он присосался. Бледное такое нездоровое лицо и руки сильно грязные и сам дёрганный. И тут меня вдруг осеняет, что это Вивальди из гроба встал. Ну вот Москва переквалифицировалась в Венецию, что-то там размыло и он типа всплыл. И мне хочется уточнить, он ли это, и как-то его приголубить. Неловко, что он в такой ситуации оказался. Но я хоть и довольно легко с итальянцами общаюсь, но тут чёт затупил от смущения, да и он был не особо склонен болтать, явно чем-то болен. Потом он как-то навернулся с лестницы, а я ему руку подаю - отчётливо помню его широкую, жёсткую, очень горячую ладонь с въевшейся грязью, и как я его за плечи придерживаю - он тощий и лёгкий, ростом где-то мне по плечо. Дальше какая-то путаница, я требовал от депутата, чтобы тот Вивальди в больницу пристроил, а он называл его венецианским гастарбайтером и говорил, что ему надо сидеть в карантине: "А если у него чума?"
* * *
Ну что, фрирайт на такую сухую пустую башку, что страшно браться. Будто сам тоже из-под воды, из-под земли выполз и пытаюсь что-то там думать. Бессонница - страшная вещь, мозги мумифицируются. Мне всякие гуру там говорят: очисти сознание, слушай астрал, нагуль, космос и прочую хрень. Ну я пытаюсь. Веки абордажными крючьями пришпилены к глазницами, глаза высохли, словно я неделю как сдох в пустыне, в виски два деревянных гвоздя забито, такие здоровенные, с занозами. Морда сама собой складывается в напряженную гримасу, а если пытаюсь ее расслабить, то челюсть отпадает и слюна течет. Я не злой спросонья, я дохлый, дайте мне некроманта или что-то в этом роде - пусть оживит или упокоит, сил моих нет так жить.
Я вчера испробовал в электричке древний тренинг под названием memento mori, закрыл глаза и представил, что я прям щаз, в эту секунду помираю скоропостижно и навсегда. Проникся, зато потом - как смотрел, как смотрел! какая же красота кругом была! Мы как раз проезжали мимо яблоневого сада на Поклонной горе - в яблонях есть что-то невыразимое, неподдающееся описаниям - свинцовый тон листвы, что-то кудрявое и жестяное одновременно. Как этот сад весной цвел - ума можно лишиться от такой красоты, а сейчас - все сплошь в яблоках и это странно, господа, потому что в Подмосковье яблок нет вообще, цветы как раз под заморозки угодили и опали, не успев завязаться. У нас на весь сад ни одного яблочка, а на Поклонной - ломятся, блин, все переломанные лежат.
* * *
Дирижер Дмитрий Китаенко. Сюита из балета "Жар птица" Стравинского. Третья симфония Прокофьева.
Стравинский был среди композиторов моего раннего детства, я смотрел "Жар-птицу" и "Петрушку", и Стравинского очень любил, как и потом, в школьные годы. (Я как-то криво, хоть и успешно, приучался к классической музыке. Началось все, пожалуй, в мои пять лет с Баха и органа в рижском Домском соборе. То, как стойко и с удовольствием я высидел трёхчасовой концерт, матушку воодушевило, и она стала таскать меня по операм и балетам, и ещё был какой-то детский абонемент в Чайку, там, конечно, Прокофьев и Григ, а в "Большом" Аида - для детей подходяще, а вот фуги Баха, Стравинский и оратории Генделя - наверно, не особо, но мне почему-то зашло. И хоры я с детства ужасно люблю - академические и народные. Ну и пошло-поехало.)
Это я к тому, что Стравинского после школы я сто лет не слушал. И он мне сейчас кажется малость холодным, математичным, умышленным, "сделанным", хотя все равно симпатичен - темпераментный, нервный и будоражащий.
Прокофьев, оказывается, 3-ю симфонию писал на тему своей оперы "Огненный ангел". Они чем-то со Стравинским похожи, интеллектуалы, время одно, одно из ноосферы ловят. Но Прокофьев безумствует по-настоящему. Это совершенно чумовая симфония, разнузданная, вскачь летит и плевать, что от повозки одни щепки остались. А в тихих кусках какой-то стереоскопический эффект, что-то дымное, зыбкое, будто несколько слоев тумана в разных направлениях движутся и из-за этого все двоится, то появляется, то исчезает, а потом развеивается. И потом тоже - головокружение, зыбь и отчаянные вскрики.
19 августа, среда
Ночью я вышел на звезды посмотреть и решил заодно глас мироздания послушать. Говорят, во время медитации надо попытаться увидеть образ или символ нынешнего состояния. Цвет, звук, голос. Запомнить его и описать. А потом проверять, как он меняется изо дня в день.
Черная бархатная ночь, яркие звезды, глухая волнующая тишина, которую годами сейчас не услышишь. И вот я малость подышал и принялся тишину слушать. И пришел мне от мироздания знак - дальний грозный собачий лай и глас мироздания мне заявил: "Пёс встал на след". Годится символ? Насчёт цвета ничего не скажу. Ощущалось как некая тускло сияющая, туго натянутая проволока с запада, протянутая через всю тьму к моему горлу.
Решил уточнить с помощью Таро и выпала мне семёрка кубков. Фантазия, иллюзия, странное фантастическое видение, мираж, призрак, бегство от действительности в воображаемые миры, иррациональную реальность. "Открой глаза! - говорят мне Хайо Банцхаф и Райдер-Уэст. - Последнее предупреждение".
Ну ваще-та я и не собирался всерьез принимать то, что мне эта пьянь мирозданческая бормочет. Занимаясь всей этой хренью с нагуалем, холотропным дыханием и снами, я преследую единственную цель - стимулировать воображение, вскрыть подсознание и приманить вдохновение. Успешно, кстати, я доволен, потому и продолжаю дурью маяться.
Но с Таро у меня теперь отношения усложнились. Бьёт, сука, не в бровь, а в глаз. В начале эпидемии карты выдали мне Отшельника, и бац - изоляцию объявили. Я таких совпадений не люблю, так что пару месяцев карт не касался, а потом для диагностики внутреннего душевного состояния выложил себе пентаграмму - у меня тогда крыша ехала и хотелось бы понять, куда. Толкование же вышло, как психиатрический диагноз: дисбаланс - жесткий контроль - расфокусированное мышление - бегство, отказ - гармония, мир, покой. Конспект моих тогдашних состояний, точь-в-точь.
А я не для того карты раскладываю, чтобы они мне правду говорили, а чтоб поржать и ребусы поразгадывать. В свое время я цыганское гадание бросил, потому что, раскинув картишки с утра, получал точное расписание, что днём произойдет, и хиромантию туда же, потому что за мной стала толпа бродить с протянутыми потными ручонками - слух прошел, что я насквозь всю подлинную и подноготную считываю. Это при том, что значения карт и линий на руке я весьма смутно себе представляю.
Бесы не дремлют - хотят меня на этот крючок подцепить, на соблазн мнимой точности предсказаний. Мол, давай, отнесись к ним всерьёз - и узришь истину. Я удерживаюсь без труда, потому что ну совсем не желаю заглядывать под покрывало Изиды и пронзать взглядом время и пространство. Явись ко мне обкуренная пифия на порог с треножником под мышкой, я уши заткну и дверь захлопну - предпочитаю брести к гибели вслепую.
Но я с детства люблю всё, связанное с гаданием - карты, кости, зеркала, ромашки, басни Крылова. И сам процесс люблю - это как криптография, разгадывание шифра, вызов логике, воображению и интуиции - по скупым вёшкам сложить внятную картину, опираясь на невнятные символы и собственное чутье. А вот результат меня не интересует, я его мгновенно забываю после расшифровки. Мне намного комфортнее жить в чаще непостижимого, в двойственности, парадоксах, противоречиях, неразгаданных тайнах бытия. Это моя родная стихия, не фиг сома из воды спасать и искусственное дыхание делать.
* * *
Опять мне снился джойсовский Дублин (там у меня недавно демонстрация леммингов проходила). Меня познакомили с ирландской террористкой - она оказалась женщиной-кошкой. Жуть ваще-та. Фигура почти человеческая, но движения - нет, и никакой в этом грации, а одно омерзение, суставы не там и сгибаются в другую сторону, хотя узкие длинное платье многое прикрывает, но такая длинная спина и центр тяжести не как у человека. Когда она вставала из-за стола в кафе, меня чуть не стошнило, будто мало мне мохнатых рук, плеч и декольте. Я с ней говорил, а сам смотрел на ее меховой подбородок, усы и не понимал, как другие с ней могут спокойно общаться, да с восторгом - "какая красавица!" Походу, она была оборотнем, чей истинный облик видел только я. И она еще терлась об меня задней стороной бедра и лизала в шею. После такого впору про секс навсегда забыть. Гигантские лемминги в пальто и котелках были куда симпатичнее.
* * *
Чет у меня опять конец главы мутный и слабый, у меня так всегда бывает, я финалы сливаю. Правлю, правлю, а бестолку, порезал побольше - все равно недостаточно. Не знаю, что делать. Предпоследнюю главку, эту грёбаную порнуху, даже перечитывать не хочу.
Харуки Мураками. Писатель как профессия -
Он простецкий и простодушный, как валенок. Прикидывается, должно быть.
20 августа, четверг
В форточку лезет четверг. Здоровенный такой, холодный, морда толстая, в руке топор. "Че надо? - говорю. - Щаз тапком по рылу огребешь". А он такой: "В чём смысл?" - "Смысл жизни?", - уточняю. "Про жизнь я знаю, - говорит. - А есть ли смысл в тебе?" И призадумался добрый молодец, закручинился, повесил свою буйную головушку. Это я про себя. Четверг, гляжу, уже по комнате ходит, оглядывается брезгливо, топором ногти лениво чистит. А у самого портянки неглажены, шерсть на груди нечёсана, колтуны не припомажены, блохи не воспитаны, политесу не обучены, гадят, где едят - тоже мне аристократ. Он сказал, его зовут Аркадий, увлекается рыбалкой и пауэрлифтингом, состоит в отношениях, но всё сложно. И что мне делать с этим четвергом? Прикопать под смородиной? Дык соседи бдят, полиция не дремлет, собачки разроют... Придётся как-то с ним жить. А мой смысл - не его собачье дело, это вопрос интимный, мой психиатр пытался было докопаться - и второй месяц из запоя не выходит, потому что в меня лучше не вглядываться, а то я начну вглядываться в вас.
А сны мне сегодня не снились. Видно, тамошний киномеханик тоже запил. Спалось сладко, и утром меня разбудил поцелуями Чиж, они у него малость вонючие, но главное, что от чистого сердца, правда ведь?
* * *
Гумилев вспоминал, как в гимназические годы хорошенькая девочка попросила его заполнить анкету, там было про любимые книжки, музыку, еду. И про еду все писали: "борщ", "пельмени", "пряники", а Гумилев такой: "Ямайский ром и кананбер". Девочка запищала в восторге, а он ходил гордый, пока не выяснил, как пишется камамбер на самом деле. После этого хотел застрелиться.
Узнаю брата Колю. В первом классе на природоведении задание: напишите, какие растения вы знаете. Все пишут: "дуб, берёза, ромашка". А я такой: "традесканция и хлорофитум". Только я так гордый и ходил всю дорогу - у меня врождённая грамотность, мне пофиг.
* * *
Что бы там не писали англосаксы: да здравствуют пассивные формы глаголов. Очень они меня выручали при правке. А то: "Я вошел, я присел, я услышал, я подумал". От этой конвейерной монотонности действия как раз и выручает перебой с "мне взбрело в голову", "слышны были только..." И полузапретные деепричастия - как же без них? Что за бредовая мода - сознательно ограничивать возможности языка? И чем им еще половина знаков препинания не угодила? Мне кажется, это все как советы двоечникам: не знаешь, какой знак ставить - ставь точку. А лучше б вместо этого им учебником по башке и долго, долго тыкать мордой в Розенталя.
* * *
Ансамбль Vintage. Прекрасный концерт старинной музыки. Контрапункты Баха и Искусства фуги, Пёрселл. Вариация 5. Бах. Каноны из Музыкального приношения. Себастьян Годчик. Импровизации на темы Баха. Орландо Гиббонс. Вариации. Уильям Берд. Прелюдия и тема Граунд для пяти инструментов.
Оркестр СПб. филармонии, дирижер Шарль Дютуа. Рихард Штраус. Симфоническая поэма "Дон Жуан". Гайдн. Концертная симфония для скрипки, виолончели и гобоя с оркестром. Сен-Санс. 3-я симфония с органом.
-
-
23.08.2020 в 23:45-
-
24.08.2020 в 17:35-
-
25.08.2020 в 17:13волчок в тумане, горжусь знакомством, друг мой!
-
-
29.08.2020 в 19:35Гость, мне Мураками тоже не зашел совсем, а первые книжки Акунина я читал с большим удовольствием, он мне потом надоел, когда пошли стилизации под Достоевского, Лескова и всякие наивные проповеди на тему, как нам обустроить Россию. Ну и схема его детективов всегда одинаковая - кто последний в живых остается, тот и тетку пришил. И чем хорош Фандорин - непонятно. Пока всех не перебьют, так ни о чем и не догадывается.
витэлла, детский выпендреж - полезная вещь, я щетаю. Стимулирует мозги. Традесканция с хлорофитумом у нас тогда дома росли. Я в детстве обожал длинные слова, я и сейчас люблю щегольнуть чем-то вроде "Бхактиведанта Свами Прапхупада", чтоб с языка слетало легко, как "пшол нафиг".