Напился с хорошим другом. Показывал ему наполеоноа, и мы вместе реплики придумывали разные, в соотвтетствии с мимикой, смешно так хорошо было, куда лучше дебильных гшолливудских диалгов. Только правда матом все выходило, жаль, но так мило. И когда поеду в Париж может все же зайду в Пантеон, потому что я бы хотел такого наполеона для нас в 17 году.

---

30.3.2012
00:34

Карикатура времен Первой мировой войны

Эх, боком России вышел этот танец...

Читать в Яндекс.Подписках

Источник

---

Опять про кощунства

Константин Бенедиктов:
С момента моего погружения в историю с пресловутым «панк-молебном» прошел уже почти месяц. Все это время она меня не отпускает. В какой-то момент мне показалось, что моя миссия как человека, профессионально занимающегося искусством, – попытаться разобраться в ситуации, найти внутренние стержни этого феномена как бы изнутри той среды, из которой он вышел или с которой пытается себя ассоциировать – среды арт-сообщества.

Мне казалось это важным, потому что сразу было понятно, что не все в этой истории так просто, как пытаются преподать. Все было устроено так, чтобы многие соблазнились. Через подтасовки и передергивание фактов, преуменьшение одних и преувеличение других, в общество была вброшена информационная бомба замедленного действия, главной разрушительной силой которой должно стать тотальное разделение.

Сейчас стало понятно, что все развивается почти дословно так, как мне «примерещилось» на «круглом столе» в галерее Гельмана. Все направления мысли были сформулированы уже там. Хотя реальность, похоже, оказывается еще гораздо круче и страшнее. Похоже, даже организаторы и участники не ожидали такого разворота событий.

«Современное искусство» (точнее contemporary art), узурпировавшее у других искусств право быть современным и не признающее легитимность других подходов, кроме как актуальных, оперирует контекстами и дискурсами. Это — матрица, внутри которой с любого момента, с любого места, любая форма может наполняться любым содержанием, а смыслы могут трансформироваться и восприниматься в любой не структурированной последовательности.

При этом оно претендует на особую роль — быть неразрывной частью, одновременно предпосылкой и следствием религиозных, социальных, политических, культурных, гендерных и прочих проблем. Оно отстаивает право и пытается подвести базу для осуществления своей парадигмы в обществе. Эти системные задачи, на мой взгляд, и стояли за акцией панк-феминисток.

Это, безусловно, была спланированная акция. И сейчас я убежден, что она была адресно направлена на Святейшего Патриарха и на Церковь. И арест девушек, похоже, был включен в этот сценарий. И не важно, кто его писал – сами девушки или кто-то еще.

Сейчас понятно и то, что правки вносились по ходу. На наших глазах формировалась «линия защиты», которая сейчас представлена миру следующим образом: «девушки – христианки, они молились, храм – не храм, а — симулякр и офис РПЦ, святыни – фальшивки, каноны не нарушены, традиции соблюдены и т.д.».

Эта линия была любезно и бескорыстно предложена господином Голышевым, продолжена Яковом Кротовым и другими. Самые болезненные и подлые удары Христова Церковь всегда получала от тех, кто «вышли от нас, но не были наши». И если поначалу это была линия защиты, то теперь это стало линией нападения. И вот уже «крестовый» поход новой деноминации сверхчеловеков (сверххристиан) на марше.

«Его же убо не ведуще, благолепно чтете – Сего аз проповедую вам…» — говорит апостол Павел мужьям афинейским. Обращаясь к некой иерархической системе ценностей, он предлагает «свою Альтернативу» внутри нее, внутри ее поисков и запросов. Но в нашем конкретном случае ценностью является как раз «демаркирование» сакрального – разрушение ценностной иерархии. В матрице нет понятий святости, чистоты, преданности – все это является условными ценностями, применяемыми в зависимости от задач.

Это к нам обращены вопли о несчастных девушках, но не значит, что в самой системе-«матрице» это имеет то же значение, которое подразумевается в пока еще «маркированном» обществе. При этом «матрица» способна создавать иллюзию духовного пространства, глубины и напряжения. Апелляция к ней как к системе — невозможна. Матрица бессмертна.

Но возможно обращение к конкретной личности. И вот, обращаясь к конкретному человеку, мы должны быть готовы предложить ему какое-то такое «напряжение» — такую глубину, мы должны быть способны показать глубину Христову…

В какой-то момент жизни ты понимаешь: какие бы самые весомые цитаты и примеры из самых авторитетных источников ты ни приводил, какой бы убедительной доказательной базой ни пользовался, — все это будет пустым звуком, если это не будет пропущено через тебя, не станет твоим личным голосом, твоим естеством. Ты можешь говорить только от себя. Хотя сам часто раздражаюсь на »слишком личное», но другой возможности все равно нет.

Мне кажется, я имею некоторое право говорить об обсуждаемом явлении (современное искусство, конкретнее — акция PR). Точнее, не право, а скорее некий внутренний инструментарий. Дело в том, что много уже лет тому (чуть больше половины жизни назад) я принадлежал к одной радикальной субкультуре (связанной с определенным «творчеством»), по сути и по форме своей – псевдорелигиозной и антихристианской.

В сердцевине моей к ней принадлежности были, как казалось, – презрение к общественному лицемерию, потребительской морали и многое другое. Сопутствовали всему соответствующие философия и эстетика, соответствующая система мысли и образов.

Все, какие только возможно, перевертыши оправдывались этой системой и представлялись добродетелью. Одновременно я заигрывал со смертью и безумием – дразнил их, «психушка» не казалась таким уж совсем ненужным опытом.

Так что можно сказать, что внутренние механизмы этой культуры мне знакомы на интуитивном уровне.

Есть такое выражение: «если долго заглядывать в бездну, однажды бездна заглянет в тебя». Так все и было… Ты пытаешься выломать эту дверь, но кто-то до поры до времени все не отступается, все не открывает. Но однажды дверь проломлена, и вот она та, которую ты чаял встретить … Тьма во всей своей неэстетичной правде предстает перед тобой. И тогда уже смерть и безумие сами начинают преследовать тебя…

Тогда я встретил Христа… Он был единственной соломинкой – единственной надеждой дожить до следующего утра. Мы жили тогда на Космодамианской набережной. Город погружался в ночную тьму, и моя внутренняя тьма усиливалась.

В окно, на противоположном берегу реки, в небольшом проеме за высотным зданием, через лес деревьев, я видел крест на куполе храма (это был храм Никиты мученика Афонского подворья – тогда его только начинали восстанавливать). Меня спасала только одна мысль, что когда уже не будет сил от надвигающегося ужаса, на последнем издыхании, на выкрике, рвану на ту сторону — добегу через мост, разбужу сторожей – умолю, упрошу пустить меня в храм к Нему, и Он отгонит тьму – не даст погибнуть.



Со временем я стал приходить к Нему. И Он спасал и утешал. Тогда я почти физически чувствовал, как все мое прежнее естество выворачивается наизнанку.

Потом было время активного вхождения в Церковь — период активного поглощения книг. И вот ты уже много знаешь и понимаешь – как правильно, как не правильно, и уже немного больший христианин, чем сам Христос.

Прошло еще какое-то время, и вдруг я начал опять почти физически ощущать, что еще далеко не христов, что во мне еще очень мало Его – мало во мне Его живой воды, а пространство Его Церкви так глубоко — не исчерпать.

Тогда произошла еще одна встреча. Это была Вера Николаевна Беневоленская – дочка священномученика Николая Беневоленского (последнего настоятеля нашего храма) и внучатая племянница преподобного старца Алексия Зосимовского (она называла их – папа и дедушка). И вот я увидел такого человека, для которого жизнь в Церкви была так же естественна, как дышать. Не было в ней ни надрыва, ни излома, не желания кому-то что-то доказывать. Это была ее жизнь.

Потом была еще одна встреча, и она произошла в этом самом храме, который — «бутафорный, макет, симулякр и офис РПЦ». На том самом месте, где недавно бодренько «помолились» девушки, стоял приснопамятный Святейший Алексий, наши глаза случайно встретились, и он ненадолго задержал свой усталый взгляд, как будто для того, чтобы я успел его сохранить. Это была его последняя Пасха…

В этом же храме я однажды услышал его молитву. «Он не мог связать двух слов, он сделал много политических ошибок, он сдерживал Церковь в развитии…» Но я слышал его молитву, и она соединяла всю Церковь – Небесную и земную…

С той первой встречи прошло ровно 20 лет – полжизни, страшно подумать. Изменился ли я? Наверное. Стал ли хорошим христианином? Нет. Но когда-то я узнал Его, и знаю, что знает Его моя Церковь. И мне трудно представить, как предстану перед Ним в Его Церкви вот так вот — лицом к Лицу (потому что молитва – это лицом к Лицу) и скажу: «Помнишь меня – это я, которого Ты спасал в ту ночь. Меня многое не устраивает теперь из того, что творится в этом Твоем мире, будь добр немедленно прогнать Путина и призвать к порядку Твоего Патриарха, в противном случае в мире много деноминаций и найдутся другие, кто исполнит мои требования»…

Не знаю, какие изъяны видите вы в моей Церкви, каких бы ни видел я за 20 лет. Или каких бы ни видела Вера Николаевна за свои 93. Человек, оклеветавший ее отца, называемый «источником» в его следственном деле, благополучно дожил до старости и умер маститым и почитаемым протоиереем.

Не знаю, к каким богам обращались вы в вашем «молебне», возможно, это даже были боги «христианской справедливости», «христианской войны», «христианской политики», пожалуйста, — они могут быть разными и какими угодно. Но Христос – Тот, Который спасет вас однажды страшной ночью, на пороге отчаяния и смерти. Его вы не сможете не узнать…

Источник

@темы: Православие

---

Футбольная реклама Пепси

Гы-ы, Месси, красава, все бутылки упёр.

@темы: Картинки

---

Башорг

Денис: я тож васпитаный. Держу ложку в левой нож в правой
Маргарита: как это ЛОЖКУ + НОЖ?! уже давно вилку придумали (chuckle)
Денис: ну так суп не поеш вилкой
Маргарита: а нож зачем к супу?
Денис: чтоб суп не отобрали

xxx: у нас на работе ругательство новое
xxx: ѢѢ
xxx: double ять

О первом опыте пользования интернетом:
GrozZ: Тогда, в далеком уже 2005-ом, я просто сел за комп и осознал, что у меня есть доступ к практически любой информации, известной человечеству. И вбил в поисковик "какашка".

Sith: знаешь какие ощущения у меня были после получения диплома? Хозяин подарил Добби носок! Добби свободен!

x: как ты себя чувствуешь?
y: я чувствую себя так, как будто бы хочу торт

xxx: Мои родственники странные. Подумаешь, сидит человек, ковыряется в ухе отверткой. Чего сразу орать "киборги атакуют"? Не понимаю...

xxx: а я кошку нюхаю
xxx: она кошкой приятно пахнет
xxx: и мурлыкает тоже кошкойMan1a: Смотришь за окно: снег, солнце, снег, солнце. Такое ощущение, что какому-то ребенку подарили рубильник с погодой =D

xxx: Комедия положений, комедия положений...
xxx: Вот когда мы с Максом Камасутру купили, это реально была комедия положений :-\

BeerFood: яркий образец тонкого столичного юмора - обнаружить под стеклоочистителем нового "Крузака" газету "Работа".

xxx: Он напоминал школьника, который внезапно осознал, что второго сентября тоже надо идти в школу.

ххх: Да я к отражению нападения инопланетной расы Жнецов готов больше, чем к завтрашней контрольной по литературоведению!

ххх: скоро буду. какой у тебя номер этажа?
ууу: бесконечность
ххх: эээ?
ууу: ну вообще-то я живу на восьмом. но после ремонта кнопку в лифте поставили боком

Весна!!! Скоро птицы прилетят!!! Вот они охуеют!!!

---

Фотограф Дорота Краузе

Неожиданно понравились фотографии. Такие наивно-праздничные. Вспомнил Гауди с его улитками и лягушками.

Тут еще много

---

Сон снился итальянский. Жил в чудесной комнате, я уже не в первый раз сюда в снах попадаю. Открываю дверь таким длинным старинным ключом. Пол на одном уровне с улицей. И от входа большая комната с железной кроватью и у окна – стол. Выбеленные, яркие, чистые стены. Все полно света. А напротив окна - огромная терраса, наверно, вдвое больше моей комнаты, и тоже моя. Наверно, это плоская крыша какого-то утопленного в земле сарая или склада. Она заставлена ящиками с цветами, все брошено, как попало, предыдущим хозяином, никто за ними не ухаживает, но все цветы чудесно распускаются - огромные, южные, белые и желтые, расцветают прямо сквозь какие-то клетки, сетки, раздирают их и разламывают. Наверно, так воплотилась тоска по весне в реале.

Старичок какой-то почти сказочный, папа Карло или Оле Лукойе, весело и ласково здоровается, на улице. На ратуше начинают колокола бить. Он весело говорит: «Настал и для меня смертный час с колоколенкой».

Асюту видел во сне, и очень тревожаще – не помню ничего, но в этом же эпизоде, при ней, упоминался каннибализм. Страшно не было, эмоционально ровно, но все равно – с чего бы это?

А потом пошло совершенно другое, так понимаю, что извержение Везувия. Ночь, лава течет в море, столб пара, на месте города – клубы пепла, ничего не видно. Это, наверно, не мой город, п.ч. личностного не чувствую, никого там не знаю, и меня гораздо больше тревожит стоящий рядом неподвижный человек в черных очках. Кажется, это Робеспьер, и у меня есть все основания оказаться на гильотине. Я на него с ужасом смотрю, а на извержение мне наплевать.

@темы: Сны

---

Если бы страны были людьми и встречались друг с другом, что бы было

29.3.2012
16:54

Если бы страны были людьми, кто с кем бы встречался

Германия и Италия

Германия склонила бы наивную Италию к сожительству, и втянув ту в какую-нибудь авантюру, сбежала бы, оставив Италию с кучей долгов

Швеция, Норвегия и Финляндия

Жили бы втроём

Голландия и Дания

Опытная Голландия совратила бы Данию, задурив той мозги баснями о том, что «в жизни нужно попробовать всё»

Северная Корея

У этой шансов на пару нет

Германия и Франция

Германия любила бы секс в общественных местах. Особенно она любила бы принуждать Францию в метро, поездах и электричках

США и Мексика

Америка в итоге залетела бы от Мексики, и родила сразу четырёх детей, которые жили бы с ней

Польша

Крутила бы шашни со всеми, кто готов заплатить за неё в ресторане

Британия и Ирландия

На людях пышная Британия помыкала бы худосочной Ирландией, однако дома, та, хорошенько надравшись, гоняла бы дебелую Британию дрыном по всей округе

Греция и Турция

Грецию по расчёту выдали бы замуж за Турцию. Позже Турция проиграла бы её в карты Германии

Россия и Франция

Напившись, Россия крутила бы гусарский ус, и хватая томную Францию за мягкие места, отпускала бы пошлые шуточки в стиле поручика Ржевского

США и Тайланд

Америка ездила бы к Тайланду в отпуск, пока её не посадили бы в тюрьму за развращение малолетних, где у той начались бы вынужденные отношения с африканскими странами

Япония и Китай

Япония агрессивно обхаживала бы Китай, до тех пор, пока не выяснилось бы, что у Китая, оказывается, есть яйца. С тех пор локти болели бы уже у Японии

США и Израиль

США и Израиль как коллеги по работе, о которых все знают, что они трахаются, но те продолжают всех уверять, что они «просто друзья»

Германия и Турция

На третий день отношений Турция со всей семьёй переехала бы жить к Германии

Швейцария

Была бы заядлым вуайеристом, который любит снимать, но никогда не участвует

Арктика

(Это не страна, да); Блондинка-красавица Арктика была бы «горячей штучкой», на которую пускали бы слюну все соседи

Россия и Венесуэла

Вследствие больших расстояний, у России и Венесуэлы весьма бурно развивался бы секс по переписке

Исландия

Исландия ловко воспользовалась бы своей внешностью белокурой бестии и развела бы Британию с Голландией на «отдохнуть и всё такое». При наступлении ответственного момента Исландия слиняла бы с их деньгами, вынуждая распалённых мужиков срочно ехать к Греции

Лаос и Камбоджа

Лаос и Камбоджа встречались бы, но всем было бы плевать, как у них там и чего

Германия и Япония

Секс с Японией Германия каждый раз планировала бы по минутам, чётко распределяя и расписывая все будущие действия. Впрочем, все эти планы каждый раз шли бы насмарку, когда в ролевых играх Япония пускала бы в ход свои шаловливые тентакли

Страны Европы

Европейские страны решили бы замутить оргию. Застрельщиком, естественно, выступала бы Голландия. Россия тоже просилась бы в оргию, пока в какой-то момент не выяснилось, что Греция всех заразила сифилисом. Так Россия опять осталась бы с носом

© molten специально для mixednews

Читать в Яндекс.Подписках

Источник

---

Какая милая девочка!

Особенно внизу с бутербродом.

27.03.2012 в 21:49

Пишет  Фируза Полонская:

@темы: О кино

---

Опять снег повалил. Да что ж такое! Я уже вторую неделю хожу в метель одетый по-весеннему, все надеюсь, что этим как-то воздействую на совесть сил природы, и из упрямства. Мне кажется, если я нацеплю шапку и теплый шарф, то все начнется опять сначала, с ноября.

@темы: Жизнь, И на луну не голоси

---

Опять писательские советы

Хемингуэй как-то сказал: "Сначала человеку, который серьёзно решил стать писателем, захочется повеситься, потому что на самом деле быть писателем ужасно трудно. Но, если он этого не сделал и он действительно одержим мыслью об этой работе, он должен стать безжалостным к себе и всю оставшуюся жизнь заставлять себя писать как можно лучше. И, к тому же, у него уже будет сюжет о том, как он чуть не повесился в начале своей писательской карьеры".

Автор статьи, который цитирует эти бессмертные слова, далее утешает: это, мол, во времена Хемингуэя писательство было занятием для избранных, а сейчас – для всех подряд, кому приспичило отлить "это занятие, которое в той или иной мере касается всех нас – посредством электронной почты, ведения блогов, через социальные сети. Это первичный способ подтверждения, передачи и оптимизации наших идей".

Я только зашибись не понимаю, какое это имеет отношение к писательству, ну да ладно. Автор статьи далее пишет - гуляй, рванина, теперь вешаться необязательно -

вот 25 простых правил как стать гениальным писателем или что-то вроде того.

Филлис Дороти Джеймс: О том, чтобы сидеть и заниматься делом…
Не планируйте, что писать – просто пишите. Только, когда мы пишем, а не тогда, когда мы мечтаем, мы вырабатываем свой собственный стиль.

Стивен Прессфилд: О том, чтобы начинать, ещё не будучи готовым…
Сомнение знает, что чем дольше мы разминаемся перед тем, как начать, тем больше сил и времени нам понадобится для активных действий. Сомнению нравится, когда мы колеблемся и когда мы готовимся слишком тщательно. Скажите ему: мы приступаем!

Эстер Фрейд: О поиске своего режима…
Найдите время в течение дня, когда вам лучше всего писать, и пишите. Не позволяйте чему-нибудь ещё вмешиваться. Вам даже не должно быть дела до беспорядка у вас на кухне.

Зэди Смит: Об отключении…
Работайте за компьютером, который не подключен к сети Интернет.

Курт Воннегут: О поиске темы…
Найдите тему, которая волнует вас и которая, как вам кажется, волнует других. Это неподдельное волнение, а не просто игра словами, будет наиболее притягательным и привлекающим в вашем стиле. Я не заставляю вас писать романы, но, было бы хорошо, если бы вы написали что-то, что вас действительно волнует. Напишите прошение зарыть канаву напротив вашего дома от лица всех жителей или любовное послание к девушке, живущей по соседству.

Марин Маккена: Об организации мыслей…
Найдите схему организации ваших заметок и материалов, придерживайтесь её (если, например, вы записываете что-то на слух, не ленитесь и записывайте всё) и верьте, что ваша схема – самая лучшая из всех. Время от времени вам может казаться, что есть более подходящие способы решения ваших проблем. Какими бы они ни были, остерегайтесь необдуманного применения, если 1) они не были рекомендованы людьми, чьи методы вам известны и вы разделяете их взгляды на работу и 2) вы не знаете как быстро, легко и без отрицательных последствий обходиться с ними. Реорганизация схемы работы – невероятно заманчивая вещь, но она требует массу времени.

Билл Васик: О важности плана изложения…
Доведите до совершенства план изложения и затем воплощайте его в жизнь. Вы можете его видоизменять в ходе работы, но не пытайтесь на ходу улучшать структуру – сначала продумайте её, а затем начинайте писать. Ваш план проведёт вас даже через те этапы, которые кажутся непроходимыми, потому что ваш план – это последовательные, легко выполнимые действия объёмом в 1 000 слов.

Джошуа Вулф Шенк: О первом осиленном черновике…
Напишите первый черновик как можно быстрее. До того, как вы у вас появится черновик, тяжело понять образ грядущего. На самом деле, когда я дописывал последнюю страницу моего первого моего первого черновика к «Меланхолии Линкольна» я подумал: «О-па, теперь я знаю образ грядущего». Но перед этим я, не преувеличивая, потратил годы, для того чтобы написать первую треть и переделать её в первую половину. Есть старое, всем известное правило писателя: нужно иметь мужество и позволить себе плохо писать.

Сара Уотерс: О дисциплинированности…
Когда вы пишете, отдавайте себе отчёт, что это – работа. У многих писателей есть свои нормы выработки. Известно, что Грэм Грин писал 500 слов в день. Джин Плейди успевала написать 5 000 до ланча, а затем проводила день, отвечая на интересные письма. Мой минимум – 1 000 слов в день. Обычно этот минимум легко достижим, хотя, честно сказать, иногда бывают моменты, когда сложно выродить что-то, но я всё равно буду сидеть за письменным столом и пытаться достичь своего минимума, потому что я знаю, что, поступая так, я понемногу приближаюсь к своей цели. Эти 1 000 слов могут быть плохо написанными, и такое часто происходит. Но, всё-таки, всегда легче вернуться к плохо, но написанному, и сделать его лучше, чем писать с нуля.

Дженнифер Эган: О согласии писать плохо…
Соглашайтесь писать по-настоящему плохо. Пусть это вас не задевает. Мне кажется, в страхе писать плохо есть что-то первобытное, типа: «Это плохое исходит от меня…». Забудьте об этом! Позвольте ему выйти и за ним последует хорошее. Для меня плохое начало, это просто то, от чего можно оттолкнуться. Оно не является чем-то важным. Вам нужно разрешить себе так поступать, потому что вы не можете всегда писать только хорошо. Это то же самое, когда люди ожидают, что в их жизни будут только хорошие моменты и отсюда проистекают творческие кризисы. Когда не получается написать хорошо, позвольте себе писать плохо… Мне было тяжело писать «Сторожевую башню». Это было ужасно! Рабочим названием для черновика было «Короткий плохой роман». Но я думала о том, что я всё равно не должна бросать его.

Аль Кеннеди: О страхе…
Будьте бесстрашны. Да, это невозможно, поэтому время от времени давайте волю небольшим приступам страха и переписывайте, но немного. Но откиньте всепоглощающий страх, и, борясь с ним, пишите, возможно, руководствуясь этой борьбой. Но если вы впустите в себя страх, вы не сможете писать.

Уилл Селф: О том, что сделано…
Не оглядывайтесь на то, что уже сделано, до тех пор, пока вы не напишите черновик до конца. Просто каждый день начинайте с последнего предложения, которым вы закончили предыдущий день. Это пресечёт чувство досады. Вы будете знать, что вы сделали значительную часть работы ещё до того, как перейти к главному. Этим главным является… редактирование.

Харуки Мураками: О формировании способности концентрироваться…
В личной переписке великий писатель детективов Раймонд Чандлер признался однажды, что даже если он ничего не писал, он всё равно садился каждый день за письменный стол и концентрировался. Я понимаю, с какой целью он так поступал. Таким образом Чандлер вырабатывал профессиональную писательскую выносливость, которая подстёгивает силу воли. Он не мог обойтись без такой каждодневной тренировки.

Джефф Дайер: О силе множества проектов…
Нужно иметь несколько идей, которыми, в случае необходимости, можно сразу воспользоваться. Если это две идеи, одна из которых – писать книгу, а вторая – бездельничать, то я выберу первую идею. Но если у меня есть идеи для двух книг, то у меня есть возможность выбора. Мне всегда нужно знать, что есть что-то, что ещё можно сделать.

Огюстен Берроуз: О том, с кем проводить время…
Не окружайте себя людьми, которым не нравится, что вы пишете, и которые не поддерживают вас в этом деле. Подружитесь с писателями и создайте своё сообщество. Такое литературное сообщество наверняка будет успешным и ваши друзья будут правильно отзываться и конструктивно критиковать написанное вами. Но, на самом деле, лучший способ стать писателем – это писать.

Нил Гейман: Об отзывах…
Когда люди говорят вам, что что-то не так или что-то им не подходит, они практически всегда правы. Когда они говорят вам что, по их мнению, именно не так и как это исправить, они практически всегда ошибаются.

Маргарет Атвуд: О втором чтеце…
Вы никогда не сможете прочитать свою книгу с нетронутым восприятием, которое начинается со смакования первых страниц новой книги. Ведь вы её писали. Вы находились за кулисами. Вы видели, как фокусник прячет кроликов в цилиндр. Поэтому, перед тем как отдавать то, что вы написали, на оценку в издательство, попросите приятеля, а лучше – двух приятелей, посмотреть написанное вами. Только не надо давать это тому, в кого вы влюблены, иначе вы можете расстаться со своей любовью

Ричард Форд: О чужой славе и чужом успехе…
Старайтесь воспринимать успехи других людей примером для вас.

Хелен Данмор: О том, когда следует останавливаться…
Заканчивайте писать тогда, когда вам ещё хочется продолжать, и продолжайте на следующий день.

Хилари Мантел: О творческом кризисе…
Если вы застопорились, встаньте из-за письменного стола. Погуляйте, примите ванну, поспите, спеките пирог, порисуйте, послушайте музыку, поразмышляйте, сделайте зарядку. Делайте что-нибудь, только не торчите за письменным столом и не раздражайтесь впустую, пытаясь решить проблему. Но не болтайте по телефону и не идите в гости, потому что, иначе, вы впитаете чужие слова, вместо своих ещё не найденных. Откройте им пространство, оставьте место для них. Будьте терпеливы.

Энни Дилларс: О том, что выходит из-под контроля…
Работа – это процесс, который быстро выходит из-под контроля. Он может стать необузданным… превратиться в сильного льва. Вы должны приручать его каждый день и снова и снова подтверждать своё господство над ним. Если вы пропустите хотя бы день, то вам, наверняка, будет страшно открыть дверь и войти к нему. Вы должны, не показывая страх, подходить к нему и с криками «Алле-оп!» командовать им.

Кори Доктороу: О том, как писать, когда тяжело…
Пишите, даже когда вокруг всё в беспорядке. Для того, чтобы писать, вам не нужны сигареты, тишина, музыка, удобное кресло или просто спокойная обстановка. Единственное, что вам действительно нужно – это то, чем будете писать и десять минут времени.

Чинуа Ачебе: О том, чтобы делать всё возможное…
Я считаю, что, на самом деле, хорошему писателю не нужно говорить, что он должен делать. Разве только, чтобы он продолжал в том же духе. Просто обдумайте работу, которую вам нужно сделать, и делайте её изо всех сил. Однажды вы действительно сможете сделать всё, на что вы способны и после этого вы можете выносить свою работу на обозрение. Но мне кажется, что это, в большой мере, не может относиться к новичкам. Они пишут свои первые черновики и хотят, чтобы кто-то посоветовал им как их закончить. Я стараюсь избегать давать такие советы. Я говорю: «Продолжайте в том же духе!». Я пришёл к выводу, что никто не может мне дать совет и что у каждого, кто старается, однажды всё получится.

Джойс Кэрол Оутс: Об упорстве…
Я заставляла себя начать писать, когда я была совершенно измучена, когда, казалось, душа расстаётся с телом и казалось, что я не смогу пережить следующие пять минут… и, так или иначе, то, что я начитала писать, меняло всё. Во всяком случае, мне так казалось.

Энн Энрайт: О том, почему ни один из этих советов, на самом деле, не имеет значения…
То, как вы пишете книгу – это то, как вы её пишете. Ручка – полезный инструмент. И если вы печатаете – это тоже хорошо. Продолжайте заполнять страницу словами.

Источник: bigideas.ru

================

Как обычно, здесь сплошные банальности, но это не страшно, лишь бы кому-то помогло. Большую часть авторов я знать не знаю. Некоторые хорошие (Воннегут, Гейман, Мантел). А вот Стивен Прессфилд - лучше б он вообще не умел писать.

Я отметил п\ж то, что мне кажется полезным.

Но вообще, мое мнение, что число пишущих дневники нужно увеличивать и доводить до ста процентов в идеале, а вот число пейсателей сокращать путем отстрела и сжигания книг.

@темы: О книгах

---

По поводу Пусси Риот - дело ведь не в них, а в том, что мир все резче становится антихристианским, и если раньше это шло в виде мирного сосуществования двух систем, то сейчас антихристианство пошло в атаку. В Европе это идет уже давно, а сейчас волна дошла до нас.

Кажется, те люди, которые реально управляют Евросоюзом, пришли к выводу, что христианство и образованный класс – это слишком дорогая игрушка для строителей будущей Европы. Начинается процесс маргинализации и вандализации пространства Пакс-Романа.

Ценности семьи, дружбы, самопожертвования ради высоких целей выбрасываются прочь. Во Франции, Англии, Голландии и в других странах, в мягкой форме повторяется то, что было у нас в советские годы: локализация христианства в культурное гетто, дикая уравниловка в правах и возможностях, пренебрежение к интеллектуальной элите, поощрение грубых наклонностей в человеке.

Многие желают легитимизации своего бездарного и порочного существования и ставят на пьедестал утробную жизнь. Очевидно, Европа «устала» от той христианской цивилизаторской миссии, которую она выполняла в течение последних полутора тысяч лет.

Статья на эту тему, которую я частично цитировал

@темы: Православие, И на луну не голоси, Политика

---

Офис как тоталитарная секта

Понравилась статья. Я работал в одном информационном агентстве сразу после школы - там вот как раз такое было. Мне еще было легко, п.ч. я был на особом положении, протеже владельца, один из начальников, адекватный мужик, был моим приятелем, и для меня закон был не писан, они даже с тихой грустью смотрели на мои попытки бунтовать рабов. А приятель мне объяснял, что издевательства начальника над подчиненными - это не его купеческая прихоть, а часть воспитания нужных качеств в персонале. Но все равно, я посмотрел, как там в воспитательных целях стали прессовать одного пацана, с которым я даже не особенно дружил, противно стало и я уволился в знак протеста.

* * *

Конечно, служение корпоративному культу сильно напоминает языческое сектантство, но офис высасывает психические и физические соки из человека гораздо медленнее секты. Если офис крупной корпорации – секта, то очень опасная, так как имеет юридическую защиту.

Как бы там ни было корпоративная культура – это ярчайшее деструктивное явление постиндустриального общества, формирующее совершенно нового человека.

Остальное здесь

@темы: Жизнь, Я такой нежный, нах мне это показывают?

---

Посмотреть свой гороскоп. Другие прикольные гороскопы и забавные флэшки.

@темы: Тесты

---

Наполеон

Да, что-то я сильно запал на это кино. Вот пока картинок нарыл в Интернете, а потом сам еще экран поснимаю. Тут Наполеон с Жозефиной.

Еще Наполеон (Альбер Дьедонне)

Режиссер фильма Абель Ганс, играл Сен-Жюста, жаль кадра с розой и кокетливыми глазами нет

А здесь то, что осталось - маленький Наполеон (Володя Руденко) и Дантон у гильотины, не знаю, почему он в юбке и с огромным сиськом, но вот такой он чумовой

@темы: О кино, Картинки

---

Досматриваю "Наполеона" 1927 г.. Очень увлекся. Осталось минут сорок еще.

Сен-Жюст с серьгами в ушах, с розой в руках, усмехается так порочно, сидит на столе, нога на ногу в чулках. Играет его сам режиссер Абель Ганс. Еще один красавец похожий – Мюрат, один раз мелькнул на экране и восхитил. Да и сам Наполеон того же типа. Мне нравится тень иронии, пробегающая у него по лицу. И вспышки гордости. И властность, конечно. Властность – мой фетиш, я голову теряю. А еще у него очень резкая и широкая артикуляция - зримое воплощение военной лапидарности, видно, что отдает резкие, небрежные, бесстрашные команды, презрительный в разговоре рот, уверенный, усмехающийся.

Бал жертв, когда Наполеон выпустил всех из тюрем. Когда он видит Жозефину, у него такая умильная морда! Брови домиком! Вид дурацкий! А сама она немного старообразная на вид, вроде нашей Целиковской или даже Цесарской (которая в немом Тихом Доне Аксинья). Но тогда такие чувственные и зрелые с мясистыми подбородками лица в моде были. Деметра, знойная женщина.

Время до педофилии. Приходящий в дом мужик первым делом тащит детей на колени (девочку и мальчика лет 10-12) и покрывает их поцелуями, тискает за бока, щиплет за щеки и т.д. В те времена это говорило в его пользу - значит, хороший человек.

Влюбленный Наполеон – прелесть, глобус целует, потому что представляет вместо него Жозефину. Эти игры с подручным материалом – так близко и понятно. Бида, бида! Сразу становится молодой и глупый. Но ухмылочка у него – такая полу-, неполная, застенчивая, плавающая, исчезающая. И офигенные сияющие глаза. Небось, белладонной закапывал, дурила. Но красиво очень. Еще ярче кажутся от черных теней. Прелесть.

В общем, он мне офигенно нравится. Я бы хотел быть каким-нибудь Мюратом или Евгением Богарне, на худой конец. У меня мечта великая о любимом командире, таком, чтобы за него радостно было помереть - кто-нибудь вроде генерала Маркова или Александра. (Наполеона я вообще-то совсем не люблю, и даже в Пантеоне демонстративно не был, но эта трактовка в кино и актер меня очаровали, я на фиг в пыль рассыпаюсь от восторга.)

Вот что мне совсем, ужасно не нравится в Наполеоне и французах – это их высокопарные изречения по любому поводу. (Дантон на гильотине: «Покажите потом мою голову народу…» Я счел бы справедливым немедленный ответ палача в стиле: «Дерьма-то!»)

А тут фильм-то немой и я блаженствую. Все молчат. Только улыбаются.

@темы: О кино

---

Видел сегодня за магазином, там, где обычно грузчики тусуются, тетеньку в шубке, шляпке с вуалью (не вру), с ярко накрашеными губами - сидела на корточках, при ней ребенок, глядя ему в глаза, пила пиво из горла. Чудная картина. Может, и шубка и шляпка - все из помойки, я не особо разбираюсь, и не приглядывался, но общий вид у тетеньки был очень прилично одетой сумасшедшей. Лучше бы все сумасшедшие тетки болтались у магазинов с пивасиком, чем по интернетам. Боюсь, боюсь. В случае чего, думаю эмигрировать в ЖЖ, если эта внезапно сбрендившая дама будет продолжать свое.

Простудился на фиг. Сопли к слезам. Очень трудно сейчас психологически уходить из дома. Очень мешает то, что теперь дома никто не остается, и вроде бы незачем возвращаться, если никто дома не ждет. Как-то так мозги работают.

@темы: Жизнь, На фига козе баян, она и так веселая.

---

Михаил Кузмин. Форель разбивает лед

В подростковые годы это был для меня один из самых жгуче-любовных стишков. А проиллюстрирую его теневыми картинками Тима Нобла и Сью Вебстер

ВТОРОЙ УДАР

Кони бьются, храпят в испуге,
Синей лентой обвиты дуги,
Волки, снег, бубенцы, пальба!
Что до страшной, как ночь, расплаты?
Разве дрогнут твои Карпаты?
В старом роге застынет мед?

Полость треплется, диво-птица;
Визг полозьев - "гайда, Марица!"
Стоп... бежит с фонарем гайдук...
Вот какое твое домовье:
Свет мадонны у изголовья
И подкова хранит порог,
Галереи, сугроб на крыше,
За шпалерой скребутся мыши,
Чепраки, кружева, ковры!
Тяжело от парадных спален!
А в камин целый лес навален,
Словно ладан, шипит смола...



Отчего ж твои губы желты?
Сам не знаешь, на что пошел ты?
Тут о шутках, дружок, забудь!
Не богемских лесов вампиром
Смертным братом пред целым миром
Ты назвался, так будь же брат!
А законы у нас в остроге,
Ах, привольны они и строги:
Кровь за кровь, за любовь любовь.
Мы берем и даем по чести,
Нам не надо кровавой мести:
От зарока развяжет Бог,
Сам себя осуждает Каин...
Побледнел молодой хозяин,
Резанул по ладони вкось...
Тихо капает кровь в стаканы:
Знак обмена и знак охраны...
На конюшню ведут коней...

@темы: Картинки, Стихи

---

Матисс в ролике центра Помпиду

Matisse, paires et séries - du 7 mars au 18 juin... по centrepompidou

@темы: Картинки, Музыка

---

НОВАЯ КНИЖКА (продолжение)

Сколько я мучился с этой дорогой! Несколько дней всё землю крутил, маршруты и рельеф прикидывал, стороны света, - и все непонятно зачем, но я без этого не могу. Нет, я все же вычеркнул в результате этих изысканий пару предложений и вставил пару фраз.

Listen or download Нина Хаген He Shiva Shankara for free on Prostopleer


Listen or download ПЕСНЯ НА НОЧЬ for free on Prostopleer

2. ГОРЫ

Кармания, 4й год 113й Олимпиады, зима

Сегодня снился мне сон про то, как катались мы с Александром в лодке среди камышей, но не в плавнях Пеллы, а в протоках Вавилона, и потеряли дорогу… День, другой… все вертимся в лабиринте каналов, то вправо, то влево, то назад, и все по кругу, без выхода.

В конце концов и я сам потерялся и смотрел на все уже откуда-то сверху, а Александр остался внизу один и совсем обессилел от гнева и досады: «Ведь в двух шагах от дворца!». Он уже бросил командовать гребцами и бросил ругаться, молча сидел на корме и, тоскливо сведя брови, смотрел в темную воду больными глазами. Солнце палило, но он передергивал плечами и ежился, словно от холода, пытался заснуть на дне лодки, но было неудобно, и он снова вставал, и снова смотрел на эту стоячую воду, плевал в нее, говорил: «Какая мерзкая вонь». Он все чаще ощупывал лоб, словно у него начинался жар, зачерпывал воду ладонью и мочил себе затылок и грудь. «Еще не хватало посреди воды от жажды сдохнуть,» - и он стал разгонять ряску у борта лодки, решившись наконец, зачерпнул воду обеими руками, и поднес ко рту.

«Не пей, не пей!» - закричал я со всей мочи, в то самое мгновенье понимая, что это все смерть – и бесконечная, путанная, все замыкающаяся на себя протока в тростнике, и затхлая темная вода в ней. От этого напряженья в крике я и проснулся, и не знаю, услышал ли меня Александр, или, брезгливо кривясь, пьет эту мертвую воду, сам не зная, что с каждым глотком…

* * * * * * *

От Пеллы до Берои путь шел сперва на юг, вдоль побережья, привычными лугами, полями, садами. Полдня для гонца, но мы тащились медленно, как священное посольство с дарами – и я на повозке, как статуя, посвященная в святилище, недвижимый, безвольный, смутно недовольный.

С нами ехали домой в горы получившие отпуск дружинники из царской конницы, наши слуги, мой учитель Аксионик и молодой друг отца Агерр, горбоносый гибкий юноша со светлыми карими глазами,, не в пример бывшим отцовским любимцам, заносчивый и привередливый.
Сперва земля была болотная, влажная, вода стояла в тележной колее и лошадиных следах, травы в человечий рост зеленели, а чем выше поднимались мы к подножию гор, тем становилось суше - сбитая раскатанная дорога, жаворонки в небе, бычьи рога в траве, выбеленные ребра, оплетенные повиликой - перепелка выпрыгнула из них, как из корзины. Дружинники рассыпались по полям с веселым молодецким гиканьем, гоняя зайцев и перепелов, Агерр, раскрасневшийся и потный, красовался перед отцом, подбрасывая без дела дротик и подбирая его с земли на скаку. Отец читал Анакреонта себе под нос:

Кобылица молодая, бег стремя неукротимый,
На меня зачем косишься? Или мнишь: я - не ездок?
Подожди, пора настанет, удила я вмиг накину,
И, узде моей послушна, ты мне мету обогнешь.
А пока в лугах, на воле ты резвишься и играешь:
Знать, еще ты не напала на лихого ездока!

Я не раз встречал Агерра, выходящего из отцовской спальни по утрам, так что необъезженным стригунком он мог представляться людям посторонним, но не мне. На мой взгляд, Агерр мнил о себе слишком много, и их с отцом игра в преследователя и добычу была мне скучна; я ревновал отца к нему, сердито фыркал, когда Агерр подлетал к нам, подбоченясь и обдавая крепким запахом горячего пота. Отец рвался за ним, а я удерживал его рядом: капризничал - то ехать тряско, то лежать жестко, то солнце в лицо, или жалобно просил историй из старинной жизни, ужасаясь скуке медленного пути и уже болезненно вспоминая Александра и как нам было хорошо вместе. Впрочем, я был так вымотан болезнью и расставаньем с прежней жизнью, что скоро заснул на повозке, зарывшись в душистое сено с клевером и тимьяном, а когда проснулся – низкое солнце уже било в глаза и всё казалось незнакомым, чужим и прекрасным.

Дорога все ближе подходила к горам. Покрытой лесом Вермион уже полнеба закрыл. Мы отец решил не останавливаться в Берое, а подняться выше в горы, в святилище Асклепия в сосновом бору, там и заночевать. Дорога забирала все круче между розоватыми смолистыми соснами, и я вдруг жадно задышал всей грудью – воздух стал таким сладким, крепким, душистым, что я возрадовался, как пьяница, присосавшийся к кратеру с терпким гераклейским вином. В голове прояснилось, маетную усталость как рукой сняло.

Правда, жрец расстроил отца, сказал, что сегодня не подходящий день для жертвоприношений, пощупал мне голову и написал в восковых табличках, какими отварами следует меня поить.

Я выспался за день и вечером мотался по странноприимному дому при святилище, присаживался на корточки перед больными, заглядывая в их желтые, измученные и равнодушные уже ко всему лица, слушал тихие разговоры – это было скучно, из больных ведь только безумцы интересны и то только на сторонний взгляд. Я присел около одного паломника, который рассказывал, что Бероя – или Черная Верия, как он ее называл, - самый древний город на земле, что здесь еще до потопа люди жили и город стоял. «Здесь человечий корень глубоко-глубоко в землю уходит, как у пальмы в пустыне. Старые здесь места. Видишь, гора круглая, плоская, стертая, как зубы у старой коровы. Молодые горы стоят острые, как клыки у волка, не взберешься». Он предлагал какое-то зелье, намешанное на «соке древней земли», чтобы все члены обрели крепость титаническую и силу гигантскую.

«Довольно ушами хлопать», - отец, который весь вечер выяснял отношения с Агерром, нашел меня, когда уже стемнело. Его даже передернуло, когда он увидел меня среди тяжелобольных и умирающих. Он всегда боялся подцепить какую-нибудь заразу, несчастье, уродство, чужую тоску, чужую судьбу. «Нет, мы на свежем воздухе спать будем, не здесь». Подхватил меня на руки и вынес под черные крылья сосен, под тихое сияние крупных и холодных звезд.

Поутру мне снова стало хуже и всю остальную дорогу я помню обрывками: то мы тонули в зеленых волнах травы, как в море, когда дорога спускалась к Галиакмону вплотную, на заливные луга, то поднимались в горы, где над нами было только небо, а где-то внизу, под белыми скалами, неслась река.

Мои лихорадочные виденья были полны чудовищ и птиц. Яркий удод с рыжей головкой и пестрыми черно-белыми крыльями, порхнувший на ветку над моей головой, казался мне призраком из глубин лихорадки, таким же, как сфинкс в золотом нагруднике и грифон в радужных перьях. Красноногая цапля приходила обнять меня огромными, как ночь, темно-синими мягкими крыльями, на которых отблесками заката рдели огненные перья, она нежно укладывала гибкую шею мне на грудь и ласково пронзала мне голову огромным клювом от уха до уха.
Последнюю часть пути я не помню вообще. В дедовскую горную вотчину меня привезли беспамятного, слабого, почти умирающего и сразу передали на руки бабке, которая считалась в здешних краях самой искусной знахаркой.

* * * * * *

Малярия - это порченная, отравленная кровь. До сих пор отрава бродит по венам, и я чувствую, когда она легонько касается мозга, глаз или сердца. Ночные кошмары, глухая тоска, отравляющая все радости жизни, оставленность, бесчувствие, мучительные судороги души от одного небрежного слова или холодного взгляда, темные и пугающие сны и желания… Словно та детская болезнь навсегда изменила мои чувства – не настолько, чтобы я считался сумасшедшим уродом, но все же так, чтобы я не мог жить, как другие, радоваться тому, что радует людей, печалиться тому, что всех печалит.

Взгляд смещен, мрак таится за светом, и свет во тьме, в горечи сладость, в сладости горечь, в поцелуях – мука, в соитии – что-то от пытки, на красоте и любви – клеймо обреченности. Боль почти во всем, как стук собственного сердца, вплетающийся во все земные звуки, и я чувствую всё через боль, воспринимаю всё с привкусом боли, и уже давно не вижу в ней зла.

* * * * * *

В малярийном бреду бабка казалась мне страшной ведьмой: она что-то бормотала под нос, ходила по дому, странно приплясывая, плевала во все углы и громко стучала в колотушку, чтобы отогнать злых духов, а вокруг истошно выли дикими голосами ее девки-служанки. Бабкина седая голова была обвязана выползнем - сброшенной змеиной кожей, а в тусклом золотом узоре ветхого и грязного плаща еще можно было угадать дубовые листья, желуди и порхающих голубок.

Бабка разжимала мне зубы древним каменным ножом и лила в горло что-то обжигающе горькое. Я задыхался от дыма трав, которые она пучками бросала на жаровню. Когда хотелось пить, она давала особую воду, в которой омыли громовую стрелу, - я не знал, что это значит, но эта громовая стрела тоже каким-то образом вплелась в мой малярийный бред и летала по моим снам и виденьям, окутанная таинственным сияющим туманом.

Я стал невольным участником и центром множества странных ритуалов, я понимал, что они каким-то образом должны определить мою судьбу и тревожно вслушивался в разговоры, чуть не плача от того, что от меня ничего не зависит и все решается без меня. Бабка отправила одну девку бросить тарелку в ручей: если тарелка будет вращаться по ходу солнца, то я выздоровею, если против – умру. Мы оба с тревогой ждали ее возвращения. Девка вернулась, но на вопросы ответить толком не могла, ход солнца ей был непонятен, и рукой она крутила то в одну, то в другую сторону, жалуясь на то, что у нее с памятью совсем плохо стало, после того, как бабка била ее ухватом. Затем бабка решила искупать меня в воде, собранной из девяти источников – речек, ручьев, колодцев, прудов, - и посыпать золой из семи очагов. Если после этого я смог бы заснуть спокойно, значит, выживу, а если буду кричать и плакать, то умру. Когда девки прибежали с водой и золой, бабка вспомнила, что это гаданье для совсем маленьких младенцев, и прогнала их вон, топая ногами.

Во время приступов малярии, когда я дрожал от ледяного озноба, одна из этих девок раздевалась догола и ложилась со мной, обжигая меня жаром своего тела, забивая воздух своим густым, сладко-влажным запахом. Я вертел головой, пытаясь вдохнуть чистого воздуха, а она старалась укрыть меня со всех сторон своей горячей здоровой плотью, и перевоплощалась в какого-то огромного, прожаренного на огне, но все еще живого осьминога или в слизистое, податливое и упругое тело медузы. Я постепенно согревался, зубы уже не выбивали дробь и озноб переходил в теплый сон, полный кошмаров, которые меня уже не пугали.

Просыпался я, слава богам, один, но не вставал, слушал разговоры бабкиных служанок, не зная, на каком я свете. Одна дурочка утверждала, что забеременела оттого, что слопала чашку бобов, когда ее обдувал северный ветер. Другие над ней смеялись, а она настаивала: «Кобылы часто рожают от Борея, поворачиваются к нему крупом и задирают хвост, видели? Хоть у хозяйки спроси, она соврать не даст». Бабка, помнится, взглянула на ее живот и вынесла приговор: «Сын. Будет козопасом».

Постепенно бабулины усилия стали приносить плоды, я понемножку выздоравливал. И вот настало утро, когда я неожиданно для всех проснулся совершенно здоровым, в чистой постели, на душистом матрасе, набитом мятой и клевером. Голова пустая, легкая, звонкая, бабка гладит меня по волосам, ласкает добрым голубым взглядом, кладет жесткую, изрезанную уздой ладонь мне на лоб, улыбается, говорит: «У меня была дюжина таких мальчишек, но твой отец был самым красивым».

У нее был свой отдельный дом неподалеку от дедова, свое хозяйство и слуги. С дедом она вроде бы разошлась лет десять назад, но жили они мирно, добрыми соседями. Дед гордился крепостью своих чресел: к нему то и дело заглядывали вдовушки из деревни, приносили козий и овечий сыр на продажу, задерживались на часок-другой и уходили, раскрасневшиеся, встрепанные, но довольные, завязывая в узелок вырученные денежки. И две молодых рабыни жили в доме, по очереди грели деду старые кости. Бабка звала их дочками и запретила их продавать, когда однажды дед разохотился купить у фессалийцев жеребца-производителя, а денег не хватало.

Бабку в этих местах уважали не меньше, чем деда. Она знала толк в травах и заговорах, принимала роды у кобылиц, угадывала погоду на год вперед, снимала порчу. Две крепких девки подсаживали ее на коня, и когда она появлялась верхом на злом кусачем степняке, в кожаных высоких сапогах, с пучками трав за поясом, с кнутом в руке, со змеиной шкурой вокруг головы, пастухи срывали колпаки, истово кланялись, робко спрашивали: «Какой зимы ждать, матушка?», и подробно рассказывали о здоровье жеребых маток.

Когда я окончательно выздоровел и переселился к деду в большой дом, то часто заходил к бабуле в гости. Первым делом, она вливала в меня кружку кобыльего или козьего молока, а ее девки мыли мне ноги, как дорогому гостю. У нее было с полдюжины девок-служанок в доме, и все полоумные, как мне казалось: гадалки, сновидицы, друг другу шепотом страшные истории рассказывают. У них каждую ночь Ламия по огороду бродит и репу ворует, и черные псы бегают вокруг дома, оставляя за собой следы босых человеческих ног. Бабка меж ними, как Радамант, судила и правила.

Предыдущие записи по тэгу "Новая книжка".

 

@темы: Александр, Новая книжка