Мода московского метро

Некоторых я встречал: летчика, красавца с подкрученными усами, Попандопуло, в крыльях видел красивую девушку, они ей больше к лицу. Жаль, что не видел живьем девушку с совой, мужика с лисой и одинокого ястреба.

Мода московского метро

@темы: Картинки

---

Про точку с запятой

Животрепещущая тема.

Два мнения:

Sergey Orobiy: "В книге Льва Данилкина про Ленина точка с запятой встречается 3 505 раз. Странный и, в сущности, ненужный знак. Его всегда можно заменить точкой, и предложение станет лаконичнее, а текст – удобным глазу. Точка с запятой коварна: обещая автору передышку на середине, она заставляет еще и еще длить фразу, пока та не заканчивается смысловым инсультом".

Леонид Юзефович: "Удивительное для филолога непонимание смысла этого очень важного в non-fiction, а часто и незаменимого знака. Он призван маркировать вовсе не механическую паузу внутри предложения, а переход к иному тону речи при рассказе вроде бы о том же самом, но все-таки не совсем о том. Точка с запятой придает письму текучесть, соотносимую с природой нашего мира, создает иллюзию длящегося времени, указывает на его нервные узлы, позволяет мягко менять интонацию фразы, не обрывая ее грубым стокатто, но устанавливая иерархию частей. Разделенные точкой отдельные предложения претендуют на равноценность их содержания. Есть лишь одно ограничение: точку с запятой не стоит использовать людям с плохо развитым чувством ритма."

Я всей душой за Юзефовича. Впадаю в бешенство, когда кто-то не понимает зачем что-то существует, если ему лично это не нужно, и потому - надо убрать, изъять, упростить. К строительству церквей, например, такое отношение.

С языком же вообще беда - потому что тенденция повсеместная и тотальная: народу рекомендуют не использовать длинные предложения, длинные абзацы, тире, точки с запятыми, многоточия, восклицательные знаки, причастия и деепричастия, наречия с глаголами, пассивный залог и т.д. Типа, я - дальтоник, поэтому все будем рисовать парой цветов. Ну, блядь, не умеешь с этим обращаться - займись чем-то другим.

@темы: Я такой нежный, нах мне это показывают?

---

Сон про третью мировую или конец света. Спасаться решили группой – то ли книжный, то ли киноклуб. Все из разных слоев общества, с разными профессиями, но все социофобы, с проблемами в общении, только члены клуба кажутся нестрашными и нечужими. Поэтому такая разношерстная компания: какой-то полковник, чей-то гендиректор, мать-одиночка, школота, пенсионеры – но все друг за друга держатся и друг другу помогают. Лезем в горы от потопа, но он медленно настигает нас на каждом привале. Приходится плыть. Вижу, как одна женщина приказывает своему недоразвитому сыну-подростку: «Плыви, не оглядывайся», и он послушно почесал кролем по прямой, а она за его спиной нырнула с трагической решимостью и больше не появлялась. Кажется, я этим сыном и был во сне, только иногда со стороны смотрел.

* * *

Сверху деревья уже облетели, несколько листочков только подчеркивают трогательную обнаженность тонких ветвей. Последние осенние цветы - белые, будто из рисовой бумаги. складываются пополам и похожи на веерообразную раковину.

Пытался разобраться, кто стрекочет у нас на даче. Похоже, что цикады, только потише южных, певучие, звонкие. И они не из травы, а сверху поют, долго после заката. И их много, в августе – будто морской прибой, отовсюду плывет. И все же я не уверен. Зато понял, что музыка Моцарта похожа на пение цикад, кузнечиков и сверчков.

* * *

182. ДАМА С КАМЕЛИЯМИ, реж. Кьюкор, 1936 – 6/10
Грета Гарбо очень хороша, а больше нечего сказать. Классический мелодраматический Голливуд.

183. ЧЕРНАЯ КНИГА, Нидерланды, 2006, реж. Пол Верховен - 3,5/10
Не люблю Верховена (кроме «Основного инстинкта» - и тот люблю из-за Стоун). И этот фильм очень мерзкий. Во-первых, гестапо как повод показать зачотные сиськи героини. Во-вторых, душка-фашист, весь такой образец благородства и невинности. В-третьих, фашистско-садомазохистский кич, видно, что автор тащится от всего происходящего, не удивлюсь, если он зигует перед зеркалом. В общем, было бы честнее, если б Верховен делал просто порно с фашиками в черной коже, а не прикрывал бы это гуманистическим, типа, пафосом. Полбалла за сиськи накинул, они мне сразу напомнили соответствующие части тела Мелисандры в ИП, и только в самом конце я понял, что это та же самая дама и есть. Глядя на лицо, я бы ее ни за что не узнал.

Они!

184. СОБАКА ПАВЛОВА, Россия, 2005, реж. Шагалова - 7/10
Хороший добрый фильм с прекрасной Лядовой, на которую можно смотреть бесконечно. Идиллия дурдома по сравнению с внешним миром. У меня был друг, который в похожем санатории годы проводил, у него тоже от него впечатление родного дома было.

185. МАГИЯ, 1978 - 7/10
Молоденький Хопкинс, он кажется таким мягким и слабым, но вдруг прорывается темперамент и решительность. Непредсказуемые эмоции и что-то интимно-исповедальное в том, как они открываются. Тогда он лучше был. Меланхоличный нервный фильм, очень его Хопкинс украшает. И женщина приятная, с характером.

186. ПОРАЖЕННЫЙ, 2013 - 5,5/10
Душевное кино в жанре мокьюментари, снятое ручной камерой кино про парня, который постепенно становится вампиром (француженка заразила, ну конечно). Простенькое, но по сравнению с тем, что снимают про вампиров - это даже мило.

187. ОТСТУПНИКИ, реж. Скорсезе - 8/10
Люблю это кино, средоточие мрака, насквозь безнадежный и циничный. Дурная бесконечность зла, унылая - "ну и ладно". Очень жесткое отношение к добру, никакой компенсации в этой жизни, никакого торжества справедливости, кроме того, что все умрем (а там - Божий суд). И что мне особенно нравится - никакого снисхождения ко злу, никакого обаяния у злодеев.

@темы: О кино, Жизнь, Сны

---

Про дедушку Ахматовой

На одном из увеселений Бунин, выловив за ухо отрока Эразма, посоветовал находящемуся здесь же родителю: – Вижу, что вашего сына не будет укачивать на корабле; отдайте-ка его в Морской корпус.

Анна Петровна Бунина, доставившая недоросля Эразма в Петербург, была женщиной замечательной. Семнадцати лет от роду, явившись по сиротской бедности из рязанской поместной глуши, она обратилась к вдовствующей императрице с челобитной… в стихах. Приятно удивлённая новому дарованию, Мария Фёдоровна назначила пенсион. Ободрённая успехом, Анна Петровна тут же написала стихотворное послание к императору Александру I – и тоже получила пенсион. Перебрав затем в качестве адресатов поэтических слёзниц ещё нескольких лиц царствующей фамилии, Анна Петровна не только окончательно поправила свои дела, но и приобрела в светских салонах славу «русской Сафо».

«Стихи стоили страшного труда Анне Петровне, – писал о «тётушке» Эразм Иванович, – но зато и читать их можно только за большое преступление. Может быть, их никто и не читал, но все хвалили Бунину, называли её – “десятая муза”»

Три года, проведённые в Симбирске, стали звёздным часом Эразма Ивановича. Строгий патриот, не имеющий и тени сомнения в правоте своего дела, он коршуном обрушился на губернию, разметав в разные стороны воров, лихоимцев, подозрительных инородцев, иноверцев и тайных франкмасонов. Апофеозом его жандармской эпопеи явилось разоблачение самого губернатора А. И. Загряжского – человека легкомысленного и невоздержанного. Затравленный Загряжский, в слезах, получил указ об отставке, и акции жандармского штаб-офицера поднялись после того на небывалую высоту.

Эразм Иванович, как и следовало в его положении и летах, задумал жениться. Понимая ответственность такого жизненного шага, он взял предварительные меры. Используя свою безграничную осведомлённость, жандармский штаб-офицер составил особый список брачных кандидатур, учитывая и знатность, и добрый нрав, и возможное приданое, нижней границей которого полагалось наличие не менее ста крепостных душ. По всему вышло, что из 126 «великодушных» окрестных невест более всего желательна была Анна Егоровна Мотовилова (1817–1863), дочь отставного поручика, владевшего поместьем Цильна в шестидесяти верстах от Симбирска. Для Эразма Ивановича, хорошо помнившего родительское фиаско в генеалогических спорах, особенно привлекательной являлась несомненная знатность Мотовиловых, ведущих свое начало из XV века, от московского боярина Федора Ивановича Шевляги, брата самого Андрея Кобылы, родоначальника царствующей фамилии Романовых. По матери же, урожденной Ахматовой, Анна Егоровна состояла в родстве с князьями Чегодаевыми, чьим легендарным пращуром был знаменитый Чагатай-хан, второй сын Чингисхана Тэмуджина и Борте[12]

Явившись в Цильну, Эразм Иванович без особых прелюдий объявил хозяевам о намерении своём.

– Но Вы же незнакомы с моей дочерью, – удивился Егор Николаевич Мотовилов, – да и мы Вас не знаем!

– Извините, но я жандарм и, по долгу службы, обязан всё знать, и знаю, – веско возразил Эразм Иванович. – О себе же доложу, что человек я во всех отношениях превосходный.

И оставив хозяев переваривать услышанное, Эразм Иванович вернулся в Симбирск. Через четыре дня Мотовиловы дали знать, что ждут его к себе вновь.

В браке Эразм Иванович оказался совершенно счастлив.

"Император Николай I был верхом – что за красавец, что за молодец, нельзя не любоваться! Нас, после развода, являлось человек тридцать, я стоял из последних, на левом фланге. Развода и всех проделок я почти не видал, потому что всё смотрел на истинно русского царя. Нас перекликал комендант, а богатырский конь переступал только на одного человека – и ни разу не сбился. Дошла очередь и до меня. «Капитан-лейтенант Стогов из Камчатки», – сказал комендант. «Долго Вы там были? – спросил император с привлекательной улыбкой. – Скучно там было Вам?» – «Нет, Государь, там много службы и там русское царство!» – И Государь, – с чувством заключал Эразм Иванович, – милостиво поклонился в ответ.

(Юрий Зобнин. Молодые годы Царскосельской музы)

@темы: Цитаты

---

Сна не помню, только три отрывка. Один, как я телепатически гонял по длинному столу в конференц-зале карандаши, как гоночные машинки. Они очень быстро носились по полированной поверхности, разворачивались с заносом. Второй, про то, как я сквозь трещинку в камне внедрился в скалу, мое тело было чем-то слоистым и прозрачным, что-то вроде призрачной слюды, а камень - как камень, и все это странно проникало друг в друга. Очень чудно́е, неописуемое впечатление. Третье - мрачное. Чиж в реале что-то цапнул на улице и жевал, а во сне он помер от отравы, но я как-то холодно отреагировал, типа: "Ну что я тебе говорил!"

* * *
За один день ветер ободрал почти все деревья. Дождь, мрак, ноябрь.

Кино:

176. ДРУГАЯ БОВАРИ -5/10
Французский пустячок, но забавно. У скучающего пекаря появляются новые соседи - англичане Джемма и Чарльз Бовари. Он сразу беспокоится, как бы эта Джемма не повторила судьбы Эммы, у нее тоже пара любовников и мышьяк от мышей. В результате, несмотря на все его хлопоты, бедняжка все равно помирает, правда, не от яда, а подавившись куском его хлеба. А потом приезжают новые соседи - Каренины.

177. ЗИЛЬС-МАРИЯ – реж. Оливье Ассайас, 2014 –7/10
Определенно хороший фильм, жесткий, сложный, такой будто бы сухо реалистичный, но в реале очень многослойный. Актриса репетирует пьесу, в которой двадцать лет назад она играла молодую героиню. Отношения между героинями пьесы, множественные трактовки характеров героинь в зависимости от того, кто трактует, героиня сейчас и она же в молодости, героиня и та, кто играла ее нынешнюю роль 20 лет назад, связь между сюжетом пьесы и отношениями героини со своей секретаршей и с молодой актрисой, на одно самоубийство в пьесе - три в жизни, и еще одна смерть/таинственное исчезновение. Все это переплетается и рифмуется, да еще усложняется тем, что реплики пьесы мешаются с разговором, что героиня - актриса и соответственно умеет и в реале изображать те чувства, какие хочет, а не то, что испытывает, и она сильно изменяется в течение фильма и в конце принимает то, что отвергала в начале. Ну и мир кино, прессы и природа Альп по контрасту, облачная змея и змея, сбрасывающая кожу. Интересно интеллектуально, но малоэмоционально. Хорошо, что ничего не проговаривается.

178. ВСТРЕЧИ ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ, реж. Ян Гонзалес – 6/10
Обещанная секс-вечеринка сразу превращается в унылые исповеди, страдания и философствование. Впору удавиться. Очень похоже на "Выживут только любовники", в том же тоне. Ну хоть Кантона свой хрен показал, это было трогательно. Потом какие-то призраки приперлись. Потом объект вечной любви перерезал себе горло, а девушка тут же выбрала из присутствующих новый объект. Тексты - псевдосимволистское и высокопарное французское старье. Что ж такое - каждые десять лет тысячелетиями выползает из могилы заплесневелый Пшибышевский и вещает о сатанинской вечной любви затасканными словами. Но все остальное - мило, глупо, нелепо, наивно и банально по-подростковому. Душевная атмосфера: романтический кич и декаданс чистой воды. Дурацкое, но чем-то милое кинцо.

179. КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ, 2014, Франция - 4,5/10
Красиво, приятные европейские актеры, но я все вспоминал "Аленький цветочек" (Аксакова, мультфильм и фильм) - насколько милее наша героиня, достойнее, нежнее, спокойнее, очень русская, как Татьяна и Маша Миронова. И чудовище невинное и благородное. И вообще: "Уж ты встань, пробудись, мой сердечный друг" - это уже где-то в подсознании выбито. Бесят вздорные героини (у американцев это еще со времен немого кино - топни ножкой, устрой скандал на пустом месте, вырази себя в склоке и сваре, а то останешься недооцененной). Во французском кино это не так явно, но сперва тоже покоробило.

180. ПЕРЕПРАВА 2, реж. Джон Ву, Китай, 2015. - 4/10
Унылый китайский Титаник. Вполглаза смотрел.

Книги:

211. ЭСХИЛ. АГАМЕМНОН
Круто, очень круто.

212. АНДРЕЙ ГЕЛАСИМОВ. ХОЛОД
Хороший роман. Главный герой обаятельный, неженка, циник, подлец и истерик, но Геласимов по-доброму дает ему шанс душу спасти. Понравился мне, я люблю, когда в людях человеческое-героическое внезапно просыпается. И город за полярным кругом, когда в -40 вырубается тепло - тоже очень выразительно.

@темы: О книгах, О кино, Сны

---

Сны, прогулки, фотографирование глюков, "интересное" и "удивление"

Сон первый. Про жизнь на крышах небоскребов. Тут не социальное деление, а видовое, непроницаемость стихий: тот, кто живет наверху, внизу жить не сможет, как человек под водой. Внизу город умирает, а мы (обитатели крыш) режем ладони и льем свою кровь вниз – тогда город снова ненадолго оживает. Это какой-то пышный ритуал, типа как у майя с отрубленными головами и разрезанным языком. Еще была огнеглазая женщина, и мое путешествие с ней по крышам невысоких домов – тут уже пограничная территория, опасная для нас, здесь даже обычные люди могут оказаться и коты ходят, как связники между мирами. Мне здесь нравится, как жесть под ногами гремит, покатые крыши, слуховые окна и трубы – волнует связь с теми, кто живет внизу, а она говорит о варварстве, об одичавших от слишком большой близости к земле.

Сон второй. О том, что египетские пирамиды – это центр огромного лабиринта. Каир – его часть, город, из которого нет выхода. Местные жители ходят только по коротким известным маршрутам туда-обратно, иначе навсегда потеряешь дорогу домой. Пустыня – тоже лабиринт, там дороги проложены между зыбучих песков. Дорожки там были расчерчены, как в французских парках, только вместо растений – зыбучие пески. Сами пирамиды – что-то дьявольское. Когда я туда добрался – понял, что назад не выпустят, они черные, в апокалиптических граффити, гудят и дребезжат, как генераторы, искрят. Помню, я уходил по пустыне, сыпал на дорогу сухую синюю краску. Долго шел, обернулся – оказывается я все еще у подножья пирамид.

* * *

Гуляем с Чижом от хмурого великана в Уланском переулке (он похож на Данилыча в исполнении Бучмы) до голубого ангела на Сретенке, петляем под модернистскими балконами, вокруг маленькой церкви, тут напротив розового с финтифлюшками доходного дома суровый и серый конструктивистский младший братец дома на набережной. Ночью еще все по-летнему, густая сень деревьев, зеленые полуарки, густая тень - все августовское, кроме холода, и только скупые горсти желто-бурых листьев на земле - от октября. Дворы совсем черные, пещеры в такой темноте только смысл жизни искать, но вмемто смысла из черноты выныривают, как донные рыбы, полузнакомые Чижу собаки и его единственный на свете враг - далматин, которого я столько раз оттаскивал за шкирку, что даже немножко его полюбил, он по-своему кроткий, ни разу не пытался меня укусить и смешно боится моего сурового голоса.

* * *

Сюжет о фотографировании зрительных галлюцинаций с сетчатки глаза. Получается только если фотографировать глаза сумасшедших. Крохалев.
Фотографирование зрительных галлюцинаций проведено у 78 психически больных. Положительные результаты получены у 40 (от четких кадров до слабых засветок). Получены следующие фотоснимки зрительных галлюцинаций: «знакомые люди за столом», «лицо девочки», «старушка с длинным носом», «белый свет», «яркий образ полумесяца», «лев», «муха», «единица», «кошка», «кот в сапогах», «крышка», «гвоздь», «жираф», «квадратик», «брат», «черт», «жук», «медуза», «точка», «мавзолей», «самолет», «духовой оркестр», «памятник», «церковь», «шпиль Адмиралтейства», «бутылка водки», «лицо человека», «дельфин», «луна».
Кстати о галлюцинациях - вижу мышей повсюду у себя в квартире, вернее, их тени, их движение.

* * *
Как говорил Аристотель, всякое познание начинается с удивления. Нечто поражает наш разум, изумляет нас, то есть выводит из привычного состояния ума и тем самым ведет от одних вопросов к другим, от вопросов мелких, бытовых, к более сложным, а затем и к вопросам вселенским, метафизическим.

Делёз и Гваттари говорят о том, что философия – это не познание, и поэтому цель философии – не истина, а нечто важное, примечательное, поражающее воображение; в этом смысле занятия философией даже не предполагают поиска истины. Интересным является не то, что бросает прямой вызов истине или фактам, а то, что соединяет в себе истинное и невероятное, т.е. являет истину там, где ее не ждешь, где она противоречит здравому смыслу.

Современные физики употребляют понятие интересного для того, чтобы описать устройство Вселенной. Оказывается, она устроена именно так, чтобы порождать наибольший интерес. Знаменитый физик Фриман Дайсон объясняет совокупность зол, катастроф, катаклизмов в нашей Вселенной тем, что жизнь не должна застывать в каком-то благополучном состоянии, и, чтобы быть интересной, она должна включать в себя и эти события, нарушающие ее баланс.

Интересное" этимологически происходит от латинского "inter–esse", "быть между". Между бытием и небытием, между очевидным и невероятным. Шансы на возникновение жизни и разума статистически ничтожны во Вселенной, что и делает жизнь и мышление захватывающе интересным приключением. (Михаил Эпштейн)

* * *

Прочитанные книги

210. EASTERMAN DANIEL. THE SWORD
Я три книжки Истермана на русском прочел и ужасно жалел, что мало перевели. А тут вспомнил про него и на английском еще кучу нарыл. Прелесть, опять он меня напугал до смерти, как в детстве. У него все мои любимые темы - экзотика, разведка, террор, джихад, печальные любовные истории, меланхоличный и пессимистический тон. И эта книжка такая же милая.


Просмотренные фильмы

Два мультика: 170. ДВОРНИК НА ЛУНЕ, реж. Константин Голубков, 2007, мультфильм и 171. ПИШТО УЕЗЖАЕТ, 2011, реж. Соня Кендель, мультфильм. - Лаконичные и милые. Особенно дворник зацепил: представил себе такие мечты человека в конце 30х советских годов о лунной деве с кифарой и лодочке, которая туда увезет.

172. БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ - 7/10

173. ТЕМНЫЙ РЫЦАРЬ – 5/10
Я раньше не смотрел. Чет не вдохновляет, и актеры все противные, только Джокер хорош.

174. СТРАНИЦА БЕЗУМИЯ/Разрозненные, беспорядочные страницы, 1926, Япония, реж. Кинугаса - 7,5/10

Я еще и лекцию о кино послушал. Режиссер - один из последних унагато (актер кабуки, играющий женские роли). Неосенсуализм - модернизм в японской литературе, изображали не объективную реальность, а свое субьективное видение. В этом кино - восприятие сумасшедших. Сценарий написал Кавабата. Кино, скорее, импрессионизм - параллели с Дмитрием Кирсановым. Ретроспекции, символизм предметов, оптические искажения. Ассоциативный монтаж.
Японские фильмы показывали под оркестр и был комментатор - бэнси, он говорил на разные голоса. В Японии в 20х гг. снимали фильмы, в основном, по театру кабуки и исторические о самураях.
Офигенная сумасшедшая танцовщица и сцена буйства у ее клетки. И отрешенная жена, которая отказывается уходить из дурдома. Вообще сумасшедшие хороши, очень натуральные, но без перегибов. Теперь жду, что в снах это все проявится (и адские автоматы тоже).

175. "ЗВЕЗДНЫЙ МАЛЬЧИК" - моно-спектакль. - 5/10
Симпатичный канал нашел в телевизоре - "Театр". Раньше там старье 60-х годов показывали, а сейчас - нормальные свежие спектакли. Не такой уж это хороший текст, но актриса сделала его интереснее, и приятные световые декорации.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, Сны, Цитаты

---

Адские автоматы

Смотрел инсталляции Жильбера Пейра: летающего поэта с кружащейся головой и прочие его автоматы. Жутко, вообще-то. Для того и смотрел.

Это не мультфильм, а самодвижущиеся аппараты. Жуткая вещь. Такие они и должны быть, а не красивенькие-сладенькие. В таких механизмах всегда что-то дьявольское есть, даже в марионетках, которыми все же человек управляет. Страшнее фильма ужасов - скрежещущие жестяные сиськи, отваливающиеся несмазанные челюсти, скелеты паровозов, проржавевшие насквозь дети с вертящимися глазами-блюдцами. Адский цирк. Эти уродцы, способные только на пару движений, даже их делают с трудом, неумело, со скрипом, срываются. Пожалуй, одни собаки даже в таком механическо-мертвом виде все равно симпатичны.

Вот его дохлый олень, он ходит и говорит «Я озяб».

@темы: Картинки, Я такой нежный, нах мне это показывают?, Можно сделайт отлишни шушель

---

Бессмертный Александр и смертный я (продолжение)

Ну вот.

* * *
С Апеллой мы встретились на рассвете. За день он предупредил, чтобы я ничего не пил, не ел, - и вот, голова трещит от голода, саднит пересохшее горло, в животе мартовские коты орут. Мы шли через сады к лесу. Холодно, мрачно, настрой похоронный: яблони в бело-розовом цвету напоминали мне о повешенной Мисии, а Апелла, хихикая и потирая руки, радовался казни Эсигена: " Обломали рога по самую бороду, а то ишь - дулся, как вошь в коросте". Приятно ведь, когда старого знакомца копьями забрасывают, да? Он расспрашивал о том, как мы ловили Курицу и обижался: "Что ж ты меня не покричал?" Он жалел об упущенной награде и не верил, что мне ничего от царя не обломилось, я отвечал лениво, всё зевал, кутался в плащ и вздрагивал, когда роса с веток капала за шиворот.

На заветной полянке Апелла развел костерок, забрал у меня грибы, которые я уже с неделю носил за пазухой, а мне приказал бежать назад. "Я там платок на ветку приладил на краю сада - хватай его, и шпарь обратно, как в Олимпии". Нехотя я повиновался. По пути раз пять споткнулся, два раза упал и рассадил скулу о шершавую ветку. Повезло еще, что платок быстро нашел.

Когда я вернулся, обливаясь потом и кашляя, Апелла даже отдышаться не дал - бросил мне деревянный меч и завертел в поединке, пока я не рухнул на землю, выжатый досуха. Он приложил ухо к моей груди, слушал сердце и дыхание: "Годится. Папашка тебя на совесть сделал". Я с лютой ненавистью смотрел на него и думал, на кой хрен мне это все сдалось?
А тут и зелье закипело. Бормоча заклинания, он перелил его в обгрызенную плошку:

- На-тка. Пей во славу Ареса.

"Вот так кружечка! - думал я. - Кинь-грусть, тоску-размыкай, а не кружечка!" От варева несло гнилью и смертью, и вся затея была гнилая. Выпью, вырублюсь - и хоть с кашей меня ешь. После эдакого кири-куку с уважаемым и приличным во всех отношениях Эсигеном что-то нет охоты доверять Апелле, у которого в голове хорьки сношаются.

- Зачем это все?

- А штоб себя почуять. Скрозь себя пройти до крайних пределов, а потом ышо за них маненько. Словами того не присоветуешь, в чем Мухомор просветит. Он те укажет, где выход, а где вход, а дальше ты и без зелья словчисси из себя выходить и назад ворочацца.

Вот так объяснил!

- Не ржи. Давай, глотай смело. Мож, участь свою познаш, хрен знат. Я те ничего плохого, окромя хорошего, не желаю, чай не Ястреб.

Начался дождь, капли шипели на углях. Я задержал дыхание и выпил залпом, давясь. "Ладно, - подумал. - Если что, я тебе печенку выгрызу". Вкус узнал сразу - такой же отравой меня в горах, в городе мертвых поили, а потом я по горам волком бегал, и духи предков неслись рядом завывающей стаей. Зелье растекалось внутри, не огнем, а стылым оцепенением. Вкус разом омерзительный и пьянящий, божественный и нечестивый. Та же двойственность была и в ухмылке Апеллы - праздничное предвкушение с отеческой лаской и, вместе с тем, что-то жадное, глумливое.

- Ты там особо не пужайся. Встретится кто - гляди да учись. Тамошние тебя не укусят, хотя... - Апелла что-то вспомнил и заржал, пуская пузыри. - Я пригляжу, штоб ты не заблудился.

Голова кружилась, перед глазами мелькали цветные пятна, губы онемели... Апелла постукивал деревянным мечом по щиту в странном ритме, пошел, приплясывая, вокруг меня, запел монотонно, чужим утробным голосом:

- Как на ранней заре да на царском дворе - топ-топ, с медведём! хлоп-хлоп, в пляс пойдём!

Дикая песенка, детская пугалка...

- Уж ты братка мой мядведь, научи меня ряветь.

Он двигался все быстрее, подпрыгивал все выше, выламывался все ужаснее; мне казалось, что он уже не сам пляшет, а чья-то незримая рука таскает его по поляне, подбрасывает выше елей и шмякает оземь с оттягом... Ритм тянул за собой; я хотел подняться, но Апелла резко толкнул меня на землю.

- Голова мякинная, требуха полынная, ноги каменныя, руки пламенныя... Кости - бряк! Сердце - жах! Душа - ах! - вскрикивал он так зычно и дико, что у меня сердце в пятки обрывалось. Жутко было на него смотреть. Я опустил взгляд и задохнулся от удивления - на ладонях прорезались глаза, карие, с опухшими красными веками, слипшимися ресницами; смотрели они зорко и недобро.

Вдруг все переменилось в один миг; я увидел себя глазами с ладоней - ошеломленное бескровное лицо, всполошенные глаза, ссадину на скуле, запекшиеся губы... Никогда прежде, ни в одном зеркале я не видел себя так ясно: ток крови по жилам, призрачное роение мыслей в голове, тлеющие угли в сердце и слипшиеся комом крики в горле.

Вокруг же происходило нелепое: небо сотрясалось, как брюхо смеющегося толстяка, рокотал гром, отзываясь гулом и дрожью в моих костях, воздух струился и плавился, и в нем, как в реке, были омуты, течения и круговороты; свет мерцал в ритме дыхания - мир то выгорал до серого, то разгорался режуще яркими цветами и снова тускнел, то синевой всё заливало, то багрецом. Заколобродил ветер, и весь мир хрустнул и поплыл, как лед на реке.

Вдруг я очутился на болотах. Дымный свет, зримая тьма, немые тени и смерть повсюду - она пропитывала каждое мгновение и каждую пядь земли с той же неистовой силой, что и жизнь. Я знал, что где-то здесь бегает и прячется мормо; желтый отсвет мутных глаз виделся мне в камышах, жуткая рожа щерилась из-под ржавой воды, руки его лезли из тины и хватали меня за щиколотки; я обрывал их, как стебли кувшинок, не задерживаясь на пути.

Я шел вдоль ручья, который горел языками синего огня на перекатах. Его серебряная тяжелая вода была полна странных бормотаний, жалобных и гневных слов на нечеловеческом языке. Я слушал пересмешливые речи, горстями хлебал сверкающую ледяную мудрость, и дрожь восторга шла по хребту от того, что я узнавал.

Ручей вывел меня из болота на зеленые луга - радужное, стрекозиное трепетание воздуха, слишком чистого, чтобы им можно было надышаться.

Там я встретил волка. Уши его - Осса и Пелион, шерсть - сосновый бор, я видел сквозь его шкуру синие ручьи - это кровь его текла. Он был огромен, ужасен и весел, как щенок. Мы побежали бок о бок: я был как лодочка в океане, летел на бешеных волнах, а когда начинал уставать, волк поворачивал ко мне жаркую морду, дышал мне в лицо, и в меня переливалась его сила и легкость - с волос и кончиков пальцев искры летели, и я мог так бежать вечно.

Волк перекидывал меня с лапы на лапу, подбрасывал носом в воздух. Я угадывал его движения, видел уже не глазами, а всей кожей. Я мог бросить взгляд куда угодно, и видел кузнечика на пороге моего дома, патину на дельфийском треножнике, пещерное озеро внутри горы где-то далеко на западе, золотые жилы в толще земли, обратную сторону звезд и плоских бесцветных чудовищ на дне океана - так же ясно и близко, как свою ладонь.

Диковинное творилось со временем. Моя жизнь от рождения до смерти свернулась в мячик, он горел у меня на ладони и бился, как живое сердце. Мы так заигрались, что вокруг нас выросли и состарились горы. Меня накрыл обвал, но я с легкостью уворачивался от летящих обломков, обтекал их, как вода, ускользая от смерти в малейшие просветы. Внутри камнепада я бегал легко и беспечно, как меж сосен в солнечном лесу.

Когда я наигрался с камнями, волк взял меня в пасть и осторожно сжал зубы - кровь хлынула из десятка ран, но я смеялся, умиротворенный и счастливый, как младенец в колыбели. Волк драл меня на части; это было больно, но я чувствовал боль как звук, она ныла где-то далеко и еле слышно, совсем меня не беспокоила. Каждый крошечный кусок моего тела оставался мною; я разлетался по ветру, легкий, как дыхание, таял, но продолжал жить. Тысячелетия сверкали молниями вокруг, но сквозь их рев и грохот я расслышал тихий свист и уцепился за него, как за протянутую руку. На этот свист, как на приманку, я собрал себя воедино, и кто-то выудил меня из беспредельности, как пескарика из реки.

Снова земля под ногами. Всемогущество и радость покинули меня, волк тоже исчез. Я стоял один на дороге, и чернокаменный отвесный склон перекрывал мне путь. Я подумал: нет, мне это не по силам, - но все же полез вверх, вбивая, как клинья, пальцы в камень. Если совсем не за что было уцепиться, я хватался за отдаленный голос Апеллы, и полз по нему. Здесь даже физика с геометрией свихнулись: я упорно карабкался вверх, но порой мне казалось, что я спускаюсь вниз головой в колодец или кручусь веретеном, наматывая на себя воздух и камень. Нет, никогда мне не добраться до вершины! да и вниз не спуститься - я завис, вцепившись в черную скалу, равно далекий от неба и от земли.

Щемящий звук прозвенел в воздухе. На мои плечи упала большая птица, "Ночь, - я думал, - это ночь ночи, смерть смерти". Она заговорила со мной - не голосом, а шорохом перьев и покачиваньем клюва. Я понимал ее: ни страха, ни смерти нет. Она обняла меня крыльями, так ласково, так горько, и ее клюв стремительно вонзился мне в ухо. Я взвился от раскаленной боли. Птица вросла мне в спину, ее крылья стали моими, а когти проникли под ребра и сжали сердце крепко и нежно.

Ганимедов взлёт. Мы поднимались всё выше. Я видел распахнутые пылающие врата в небе и рвался к ним всей душой, но тело свинцово тяжелело; я услышал, как трещат, разрываясь, мышцы и кости - и вот, я падаю, падаю вниз горящим углём, истерзанный, с кровавой дырой в спине. Воздух свистит, обжигает, вспыхивает. А лёгкая душа, слитая с птицей, неслась ввысь, пронзая разноцветные облака, пела и сияла тьма бессмертия, звезды медленно плыли по кругу, звенели струны вселенной, натянутые доброй и властной рукой.

* * *

Я пошевелиться не мог от усталости, руки и ноги крутило в судорогах, сердце колотилось, как собачий хвост. Апелла ножом разжал мои стиснутые зубы и напоил меня чистой водой, как заботливая нянюшка.

- Ну как? Мухомора видел?

Язык заплетался и слова не находились, но кое-как я рассказал ему про волка и все остальное.

- Так то и есть Мухомор, - сказал Апелла с идиотским смехом. - Ты яво слушай, он плохому не научит. В бою всегда поминай про шкуру зрячую, как время растягивать и от ударов водой утекать. Знаш таперича, откуль силу брать. Она никуда не денецца, сюды перельецца, сможешь отхлёбывать, када нать.

- А большая птица?

- То у каждого свое. Тут я тебе не растолкую, сам смекай.

+++

В счастливых снах мне порой является бог войны с лицом Александра, а в страшных - с лицом Апеллы.

Перед отъездом в Миезу мы с ним расцеловались (я боялся, он мне зубы высосет) и обменялись чашами – я подарил ему серебряную за науку, а Апелла глиняную, но зато с Эротом, который гонится за зайцем, и надписью на дне: «Апелла любит Гефестиона» - я ее сразу ножом соскреб, как только отошел подальше. А как только вернулся в Пеллу - первым делом побежал к Апелле договариваться о продолжении занятий.

И сейчас я первым спешу приветствовать его, как почтительный ученик. Не хочу, чтобы Арес отобрал свои дары из-за моей неблагодарности. Апелла сияет гордости, когда хилиарх в окружении Бессмертных, завидев его в толпе, сходит с коня, чтобы обнять учителя. Молодые-зеленые таращат глаза, а с меня не убудет - он и впрямь великий воин.

* * *

-- Праздники у нас голодные будут, прости, детка, - сказал отец. - Надо налоги платить и долги отдавать. А тут в лавке Эпихарма увидел пару любопытнейших свитков и недорого совсем, а потом орфик на торгу... Я и сам не заметил, как отдал ему все, что осталось - очень уж утешно он о душе говорил...

Он вдруг задрожал, как от холода, хотя солнце жарило вовсю, поймал мой взгляд и криво улыбнулся.

-- Помнишь у Еврипида? Злая бедность заглушит славу имени... Хотелось бы мне назад, в юность, в золотой век, когда беззаботно гадюками подпоясывался и безнаказанно медведей за уши таскал, а теперь я удачу до конца износил... Рвань и бестолочь.

Опять у меня горло перехватило, когда я смотрел ему в спину. Поэтому, когда Кулик позвал меня на большую игру в казарме фессалийцев, я с радостью согласился. Кости у него были волшебные, залитые ртутью, руки ловкие, и он обещал взять меня в долю. Договорились о знаках, как играть будем, как отвлекать, как кости менять в случае чего. Мне он за то треть выигрыша пообещал - более чем щедро.

У фессалийцев было по-домашнему уютно: поставили столы, зажгли факелы, пригласили кабатчика из города, и он бойко торговал вином и снедью. Игру придумали, чтобы голодные о еде забывали, но кости хмель любят. Кто-то бренчал на лире и пел печально про Ахилла: "Ты же, под вихрями пыли, тихий, огромный и страшный, лежал, позабыв колесничный бег..."

Фессалийцы приезжали к нам на службу целыми родами, конники они были отменные, и мы с ними ладили. Время от времени загорались споры, кто кого научил верхом ездить. Помню, как Александр орал, надсаживаясь, что это мы, македонцы, первые создали конницу как род войск: царская дружина всегда была конная, а пехота никому на хрен была не нужна - только Архелай своих гоплитов завел, а до него сгоняли народец из деревень с вилами и топорами или чужаков нанимали и гнали на убой; фессалийцы поддразнивали да подначивали. Веселые они ребята; плащи у них, почти как наши, орестийские, темные, с отброшенными назад крыльями; на скаку – зрелище незабываемое – орлиная стая, громовая туча...

На меня взглянули вполпьяна:

– О, Аминтор, видать, и сынка воспитал по-игрецки. Детки бойкие пошли, скоро прям от кормилицыной груди будут за стол прыгать и выпивку требовать...

Я подбоченился, позвенел деньгами:

– У меня кости были вместе погремушек, с бочонками засыпал, с астрагалами просыпался. Я, друг, нянек в пух обдирал, когда ты, кроме лошадиного хвоста, ничего в жизни не видел.

-- Съел? Ты за него языком не цепляйся - городские птенцы вострей, чем сельские мудрецы. Заходи, красавчик, присаживайся, если место найдешь, а то кому на коленки попросись - тебя всякий пустит.

Кулик уже держал игру, удар за ударом чистил какого-то бедолагу, а я пока терся среди людей, прихлебывал вино и присматривался к игрокам. Были тут этеры Филиппа и придворные, простые конники и гоплиты, эллины и фракийцы, - в игре, что в бане, все равны. Из богачей: Кен, Филота, Адмет, коринфянин Херефил, скототорговец Тиримма в огромных сапогах, подбитых гвоздями, - вот бы кому бы мошну растрясти... Эти для Кулика, со мой играть не сядут. Мне - игроки поплоше. Вон Сострат-фракиец глазами шарит, с кем сыграть, трезвая его синяя рожа еще мерзей, чем красная пьяная, Герод, озлобленный и скорченный, этот до обморока заигрывается, приходится водой отливать, Аминта Лысый - его лучше подальше обходить, он когда на меня смотрит, багровеет, губы облизывает, пот по лбу ручьем...

Кто-то уже выиграл, и поил друзей за свой счет, другой уже так напился, что не отличал "собаки" от "афродиты", самые прыткие и сцепиться успели, и подраться, и помириться. Старые соперники сходились вновь:

-- Мне Гермес ночью привиделся, обещал трижды по шести. Ты у меня голым отсель побежишь.

-- Взвой, собака, да на свою голову, сип тебе в кадык! В тот раз тебя перемог, и нынче мне радость будет. Ни на что ты не годен, как мошонка борова.

Неловко на игроков смотреть, точно за стыдным подглядываешь - трясучка жадности, уродливая радость, звериный вой сквозь прокушенные губы, слезливые мольбы и дешевые угрозы проигравшихся - нет, лучше уж пошутить что-то дрожащим голосом и выйти на подламывающихся ногах вдохнуть холодного ночного воздуха, а уж там, в темноте, можно головой о камень, ржавым ножиком в шею...

Кажется, уж всех знаю и во дворце, и в городе, но всегда появляются какие-то незнакомые морды.

Как я такого пропустил? Ростом под пару Афине Парфенос, в ширину... что ж, в городские ворота, ободрав бока, может и пролезет, а обычный дом ему лучше вместо хитона натягивать, и то в плечах жать будет. Борода крашенная, как у финикийца, на руках фракийские татуировки, одет пестро, как хорег, говор, как у спартанца, ощерился – спасайте, Диоскуры! – зубы заточены, как волчьи клыки и красным выкрашены, будто он только что семерых сожрал, восьмым подавился. Такого бойца Филипп, небось, не рядясь, нанял - он нарочно разводил при дворе шутов, уродов да причудников. Приезжие греки вжимались в стенку, когда мимо проходил Телегон в львиной шкуре на голое тело, с дубиной на плече, распевающий пеан Гераклу во всю глотку, или когда подкрадывался скромный старичок Эвдемон, извиваясь всем телом, и просил поискать блоху у него за шиворотом - бедняга страдал беспричинным зудом, корчился и скребся даже на заседаниях совета, а Филипп охотно отвлекался от дел, чтобы почесать ему спинку. Расписной людоед нам точно пригодится. Вот приедет Демосфен с афинским посольством, а мы это чудище вперед выставим, чтобы скалился во всю пасть, приветствуя дорогих гостей.

О! Кулик еще одного уделал. Я тихо восхищался: что за человек! где ни пройдет – всё огнём выжжет. Тиримма смотрит на кости карасём тупорылым, губами шлепает, пытается в толк взять, неужто всё продул? Узнал осёл, что он осёл, когда по ушам ударили. Глаза того и гляди на пол выкатятся, сейчас заорет, вот только воздуху набрать. Теперь мой выход: мы уговорились, что Кулик будет мне время от времени проигрывать, дабы не злить людей своим счастьем. Я двинулся к столу, как вдруг кто-то шарахнул меня в спину. Обернулся - Ванея! Иллирийский волкодав из линкестийской своры, а за ним сам Аррабей Шепелявый. Сын в отца, отец во пса, а все в бешеную собаку...

-- Глаза разуй! Чай не в своем хлеву, - мягко сказал я. Промолчать не мог, но старые синяки резко заныли - кулаки у Ванеи жесткие, как копыта. Второй раз от него получаю - должно быть, чем-то ему полюбился.

-- Опять грубиянствуешь? - Ванея смотрел на меня мутным сытым взглядом, и мне сразу захотелось оказаться где-нибудь в другом месте.

-- Оштавь, - прогугнил Аррабей. - Дурная кожжа́ шкатшет, пока жа рога не шхватят.

Он направился прямиком к Кулику, проламываясь сквозь людей, как бык сквозь плетень. Ладно, Кулик не подведет, отольются тебе мышкины слёзки. Я огляделся, увидел Герода: "Сыграем?"

Первый удар был его; давай, родной, пляши в три ноги, зови флейтистов... В удачу Герода я не верил, так что играл спокойно, потихоньку повышая ставки. Скоро дело жарче пошло, Герод грыз пальцы. Денег у него было не так уж много, и скоро они все перекочевали ко мне. Он дрожащими руками ощупывал пояс, но там, видно, ни обола не осталось. Когда я встал из-за стола, он схватил меня за руку.

-- Ты жульничал, -- он смотрел на меня с робкой ненавистью, чуть не плача.

Я удивился:

-- Кости-то твои... – И отменные, из бабок ливийской газели игрушечки, стоят немало - такие не подменишь.

-- Погоди, погоди! - Он порылся за пазухой, вытащил пучок амулетов; закатил глаза, забормотал отвращающий зло заговор, оборвал одну монету со шнурка, поцеловал ее со страстью и бросил на стол.

-- Счастливая, заветная. Эта вернет моё счастье. Давай чёт и нечет? - Вид у него был, как у полоумного, блаженная улыбка на губах, слезы в глазах, пальцы добела сцеплены. А я глаз не мог отвести от этой монетки. Полустертое, тонкое лицо юного бога... Где я его видел? Да у Мисии на шее, вот где! Я взглянул на него в изумлении: он что, покойницу ограбил? а если сам ее и вешал? Чем же она ему не угодила?

-- Мне так нужна удача! - простонал Герод, плюнул за пазуху от дурного глаза и бешено забрякал костями в стаканчике. - Пощадите меня, помогите мне, заключите со мной союз... Отец Дий, дай знак, будет ли мое дело удачным? Гермес Водитель, приведи меня к благому. Со мной Афина Владычица! Нечет!

Чёт. Бедную удавленную жабу амулет не защитил, не помог отыграться и несчастному ослу. Я сгреб деньги со стола и ушел, не глядя на заблажившего Герода. Монету я спрятал в пояс; мне надо было всё обдумать и непременно рассказать Александру. Но пока - играем!

Я подсел к Кулику за стол, и пошла работа. Аррабей, облившись потом и похудев на десяток мин, отвалился от стола, а рядом ждал своей очереди Херефил, сучил ногами.

* * *

Мы шли с Куликом в обнимку, я шатался и напевал вполголоса: "Говори не загова-ри-вай-ся, а играешь - не оты-гры-вай-ся. - Скок-поскок, ногой брык, пальцами щелк. - Пей, не напивайся; люби, не влюбляйся". Я был пьян и счастлив - пояс отяжелел от серебра, и амулет Мисии мне достался; скоро мы с Александром во всём разберёмся, и по лисьему следу, может, и на медвежью берлогу выйдем. И тут Кулик обнял меня, завертел, расцеловал, аж голова закружилась.
Доигрался! Он смотрел на меня такими счастливыми глазами, жаль расстраивать, но я сказал: "Нет, ничего не будет".

-- Куда ты денешься... - Радость погасла, но он был в себе уверен. - Я решил. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Чем ты лучше других?

-- Ничем.

-- Вот и я думаю...

Посверкали друг на друга глазами и разошлись, как враги.

* * *

-- Любопытно, - Александр повертел монету в руках и отдал мне.

Он что-то таил, время от времени оценивающе взглядывал на меня, а потом все выложил.

-- Ладно, слушай, только никому ни слова, ни вздоха. Дело государственное. Герод вчера заговор открыл. Линкесты, кто ж еще?

Дело было где-то месяц назад. У Герода положение отчаянное - долгов на три города, ростовщики месячные платежи требуют, а не расплатится – может и дом, и поместье потерять. Он ищет деньги, высуня язык, да кто ж ему даст? А Линкесты возьми да приголубь. А там - чихнуть не успел, очутился в самой середке заговора: того и гляди нож в руку сунут и отправят царя убивать. Трясется, кается, мечется, мается, потому как если он на Филиппа с ножом полезет, еще неизвестно, кто кого прирежет. Он не дурак - догадывается, чью башку Линкесты первым делом на кол насадят, даже если дело выгорит. И, что особо обидно, - недоплатили, суки! Запродав душу, он рассчитывал со всеми долгами разделаться, а ему сунули грошик на овощную похлебку. Зачем платить тому, кого и так за глотку держишь? А месяц на исходе, опять ростовщики подтянулись. Так что Герод ночью вломился к Антипатру и начал сдавать всех с потрохами.

-- И что? Когда?

-- Отца убивать? На Дионисиях. Прямо в театре.

Понятно. Для того старый Линкест из берлоги и вылез, чтобы было кого сходу новым царем выкликать. А его свора вырежет всех, кто станет радоваться недостаточно громко. Я задохнулся, живо представляя себе резню в театре, заляпанные алым одежды хора, трагические вопли поставленными голосами, "увы, подкопанный проклятьем дом! пал мертвым царь, увы, увы!", топот стражников, лязг оружия, лужи крови в просцениуме, "мрак на живых пал и солнце потухло", зрители, прикрывающиеся зонтиками и подушками, стрелы со свистом, пух и перья, белое на красном, красное на белом, протагонист роняет маску и валится с котурнов, копье в животе прерывает душераздирающий монолог, "о, злодейство неслыханное, о, горе, горе!" А мы с Александром в крылатых плащах слетаем с облака (мечи горят в закатном свете) - и слёту в рубку!

-- Разве армия Линкестов поддержит?

-- Боров в своей спейре сторонников подбирает, Аррабей с Героменом среди конников мутят. За ними давно присматривают, а ты как думал?

-- Если царя убивать станут, то и тебя тоже...

-- Так уж повелось. - Александр с щегольским легкомыслием пожал плечами. - Обычай неглуп - лучше самый поганый царь, чем долгая смута. Я думаю, отец засаду им готовит, чтобы взять их всех на горячем. Ты в ту сторону даже не смотри, а то или нашим помешаешь, или Линкестам под руку попадешься. У них сейчас головы на кону, удавят, как Мисию, просто так, на всякий случай.

Я понятливо кивал, но от таких жгучих дел - заговор! цареубийство! – кровь закипала. Александра мое сомнительное здравомыслие не убеждало, он смотрел недоверчиво и мрачно и, кажется, думал, не набить ли мне морду заранее.

-- Думаешь, они ее убили?

Александр плечами пожал:

-- Похоже на то. Последнее время она среди них шныряла, может, выведать что хотела, чтобы маме угодить, может, нечаянно что услышала. Игра всерьез пошла – мух бьют, не глядя.

-- А как монета у Герода оказалась?

-- От Линкестов, должно быть, сыпанули горсть мелочи от широты натуры, ну и эту. Монета как монета. Как ты ее только разглядел у Мисии за пазухой?

-- Он сказал – заветная, счастливая...

-- Ну, может, он сам Жабу и душил. Приказали, чтоб кровью повязать. Теперь это уже неважно. Кто первый донесет, тот и сливки лакает, ему все грехи спишут, а опоздавшие кровью умываются.

-- Мы их на куски порвём!

-- Да. Давно пора.


* * *

Из-за всех этих событий царь бесповоротно решил отослать Александра подальше от буйной столицы, в глушь, в Миезу – мол, будешь, как в Афинах, философов слушать, о высоком беседовать, в политике и риторике упражняться, всё лучше, чем с линкестийским ножом в брюхе отдыхать. Александр цепенел от злости:

-- Отец твёрдо обещал, что возьмет меня весной поход, а теперь, значит, вот как... А когда я стал спорить, мне напомнили, что царь может требовать повиновения, а отец – послушания.

Об этом давно речи велись: Филипп приглашал Спевсиппа вместе со всей Академией перебраться из вшивых Афин в блистательную Македонию, но тот вежливо отказался - слаб, мол, болен, недостоин столь высокой чести, и посоветовал вместо себя Аристотеля - того ловкача, который пытался у Платона Академию отжать, когда Спевсипп с Ксенократом по делам уезжали: бедный старикашка Платон не смел носу высунуть из дому – резвый ученик его в тычки с аллей гонял. Филипп поблагодарил Спевсиппа за рекомендацию и тут же написал приглашение Ксенократу (его все по заслугам прочили в преемники Платона, но старик оставил Академию квёлому Спевсиппу, родной кровинушке). На днях приедет, торжественную встречу ему устраиваем: венков наплели, детский хор гимн музам вторую неделю репетирует, царь красивую речь приготовил, а Пифон ее выправил и добавил риторических завитушек.

Подумав, Филипп решил и от Аристотеля не отказываться. Во-первых, приятно будет стравить его с Ксенократом, кто кому рога обломает; во-вторых, если вдруг афинянин (человек достойный и, увы, неподкупный) не в меру увлечется, расписывая прелести демократии и доблести тираноборцев, Аристотель его подправит - он последние годы у тирана Гермия Атарнейского харчевался, и там приобрел более гибкие и разумные политические взгляды, в-третих, Гермий - наш добрый союзник против персов, и Аристотель тоже старался быть полезным - это надо поощрить. Денег на обоих хватит. И Анаксарха к ним третьим - на случай, если эти двое сговорятся. Пифон тоже в Миезу поедет - риторике учить, а то в Пелле он уже всем надоел, того и гляди, выпустят кишки ученику великого Исократа - нехорошо получится. Геометр Менехм тоже едет, кифаред Лисий…И Леонид, хоть у Муз он даже подола не нюхал, тоже отправится в Миезу, дабы блюсти дисциплину и охранять покой философов от буйства молодёжи. Леонид, конечно, был против этой затеи. Чему могут научить софисты? спорить со старшими, бесцельной болтовне, умению изворачиваться? Но от поручения не отказался: должен же кто-то учить щенков полезному – дисциплине, послушанию и умению побеждать. И одну спейру туда на постой отправят, так что без военной подготовки не останемся. И станет наша Миеза городом Муз и философии.

Я уже долго ловил взгляд Александра собачьими печальными глазами, он покосился на меня и ворчливо сказал:

- Нет, тебя я в море брошу рыбам на прокорм. - Смех булькал у него во рту. - Отец спросил, кого бы я хотел там видеть из ровесников. Свой список у него уже был, и ты там был первым записан. Ты ему нравишься, знаешь?
И пока Александр восклицал "Три года, представь! Три года жизни псу под хвост!", я восхищенно воображал, как мы там будем жить вдвоем, на воле и в счастливой праздности.

* * *

Торжественная встреча Ксенократа прошла гладко. Мне он показался безучастным стариком, лет на десять старше Филиппа.
Больше всех радовался его приезду Антипатр. Он от Ксенократа не отходил, с горящими глазами все спрашивал его о чем-то и, затаив дыхание, внимал. Ну да, он учился на медные деньги, и философская высокая мудрость вызывала в нем трепет восторга. Он и Анаксарха слушать ходил, только его речи ему не пришлись по душе – наш зубоскал мудрость и в грош не ставил, и считал, что, как родился дураком, так им и помрешь, учись – не учись. Антипатр спорил:

– Ведь человек без образования – что? Дикий зверь! В наше время таковой слепец не сможет стать достойным помощником царю и рядом с афинянами будет выглядеть жалким варваром. И что он ответит на их софизмы и красноречивые уловки, которыми они опутывают собеседника? Скажи мне, что?

- Сам ведь знаешь, - смеялся Анаксарх. – Меч - самый убедительный аргумент.

Антипатр считал Анаксарха несерьезным человеком. Куда больше соответствовали его представлениям об истинных философах суровый и торжественный Ксенократ с бородой до пупа и Аристотель, величаво закутанный в белый паллий, благосклонно расточающий скупые улыбки.

Александр нашел случай переговорить с Ксенократом наедине, вернулся задумчивый, сам не понимая, разочарован он беседой или умиротворен. Мне кажется, втайне он мечтал о собеседнике себе вровень, думал, вдруг кто и впрямь сможет ответить на все обжигающие "почему так", "зачем", "а что, если" или что-то уж совсем непроизносимое, вроде "кто я такой?"

* * *

При дворе грызлись: каждый хотел, чтобы его сын отправился вместе с Александром. Философы хотели, чтоб учеников было поменьше - «по числу муз», иначе ученые беседы превратятся в собачью свадьбу, но политика требовала ублажить людей важных – создавался ближний круг будущего царя. Если б не Александр, мне бы в туда никогда не попасть. Отец ходил довольный и гордый, меня ласково по волосам трепал. Дома об этом тоже много говорили.

- Не уверен, что мне стоит ехать Миезу, - говорил Анаксарх. - В таких местах, должно быть, тысячелетиями ничего не случается. Ксенократу с Аристотелем там будет уютно, а я боюсь пропустить что-нибудь интересное здесь. Я ведь в Македонию приехал, чтобы быть в центре мира...

- Как это соотнести с твоим стремлением к атараксии? - спросил отец.

- Атараксию надо тренировать, как воинское умение, в гуще сражения, а не на зеленом лужку под с коровьим хвостом.

- А ты видел прежде Ксенократа с Аристотелем? - спросил я.

- В молодости я обоих встречал в Афинах. Ксенократ был слишком погружен в себя, он меня и не приметил, хотя я помню, как с час пытался его разговорить, в чем человеческое счастье, пока не сообразил, что такой угрюмец счастья и не щупал. А Аристотель больно прыток - спрашивал о ценах на масло во Фракии и попытался уверить, что счастье в том, чтобы переписать несколько его трудов – он не хотел тратиться на переписчика.

Анаксарх на прочих софистов смотрел без зависти: может, живут они посытней, да уж больно скучно. Я услышал печаль в его голосе сквозь насмешки и, не догадываясь о ее причине, взял его за руку, а он рассеянно погладил меня по голове. Должно быть, в его жизни было немало горечи, если он всю жизнь ищет способ стать счастливым и находит его лишь в бесстрастии и безучастности.

- Умны оба безоговорочно. Ксенократ из тех, кого не сломаешь, не согнешь. Славный муж, честный и бесстрашный, смотрит в себя, а если выглянет наружу – то только чтобы плюнуть и скорей назад. Платон находил его слишком мрачным, говорил: "Принеси жертву Харитам, дружок". Но если его поскрести, из-под суровой дорийской шкуры проглянет добряк. Аристотель же... хвастается, что отказался от роли пророка и поэта, избрав одну мудрость своей любовью. Себе он оставил непогрешимые истины, и открывает рот только для того, чтобы изречь нечто бесспорное и всем известное. Зато выходит, что он всегда прав. Впрочем, он любопытен, быстроумен, и хочет во всем отыскать стройную систему, порядок и непреложные законы, по которым все управляется, и в упор не видит хаоса, нелепицы и своеволия жизни. Он изучит тебя, как паучка, определит, к какому виду ты принадлежишь, и сочтет вопрос решенным. Ему спокойнее жить в мире, где всё лежит на своих местах и не изменяется. Плохо, что он малость подслеповат и насчитал у паука шесть ног вместо восьми – что ж, тем хуже пауку.

Отец рассмеялся; к философии он был равнодушен – в Платоне и Гераклите его привлекала поэтичность, а прочее было не интересно. Он искал затерявшееся где-то счастье, а не истину, твердую обетование, а не упражнения в умеренности и стойкости. Его манили мистерии и орфические тайны, очищение и возрождение.

- Хорошо, что Гефестион уезжает в Миезу, - сказал Анаксарх. - Пусть лучше в роще нимф рассуждает о четырех стихиях и темных местах у Пиндара и Стесихора, чем трется при дворе. Грязное это место.

- А вернувшись, он обретенным эллинским блеском ярче оттенит невежественное рыло своего дикого отца. Учись, сынок, старайся… - Отец махнул рукой и обратился к молчаливому Аристандру. - Я опять видел тот сон... Обычные толкования как всегда предвещают какую-то чепуху, а мне кажется, тут должно быть что-то важное...

Дом на меня в последнее время наводил тоску, даже недавно устроенный дворик для упражнений, засыпанный песком, где отец, бывало, боролся с молодыми друзьями, но чаще смотрел на их возню, где Анаксарх беседовал с учениками, а Аристандр рисовал астрологические чертежи, не радовал. И моя комната казалась уж слишком детской, несмотря на корзину со свитками у изножья кровати, - я ее перерос. Я подумал, что скоро уеду отсюда на три бесконечных года и не ощутил ни тени сожаления, только отдаленную печаль, что когда-то мне было хорошо и уютно в этом маленьком мире. Не знаю почему, когда я собирал вещи, уезжая, я положил глиняную свистульку между двумя хитонами - мне вдруг бросился в глаза ее цвет, от этой безоблачной синевы сердце вдруг защемило. Там, в Миезе, она и потерялась или разбилась, не помню, - просто исчезла, как исчезают все детские игрушки и забавы, и само детство.

* * *

А через пару дней Анаксарх привел к нам Аристотеля. Привратник переврал его имя, но я догадался, о ком речь.

- … Тиртам, Каллисфен и мой племянник Никанор. Думаю, не помешает, чтобы рядом с македонскими мальчишками были юноши, которые действительно хотят учиться. Они зададут нужный тон в беседах.

- Я с собой тоже ученика возьму, - сказал Анаксарх. - Пирроном его зовут. Острый парень, крепкий, в десяти водах закаленный.

Он будто бы прикидывал, сможет ли его Пиррон справиться с тремя Аристотелевыми задохликами (я их представил смирно сидящими в ряд, как белые куры на насесте). А к Пиррону я сразу возревновал – я тоже считал себя учеником Анаксарха, хотя ничего толкового в философском смысле из меня бы явно не вышло, даже на его сочувственный взгляд. Я был непутевый.

-- А это хозяйский сынок, -- Анаксарх схватил меня за плечи и повернул так, чтобы его приятелю было легче меня рассматривать. – Видал, какой красавчик? Близкий дружок царевича, между прочим.

Гость быстро обшарил меня взглядом, как опытный иларх новобранца (мол, «я в два счета определю, будет ли из парня толк»), сладко улыбнулся и сказал:

– Красота – лучшая рекомендация.

"Не про твою честь", -- подумал я.

Аристотель кутался в белоснежный паллий – ну какой же философ без драпировки? все равно что боевая лошадь без сбруи. Выглядел он очень провинциально, в самом неприятном смысле – завитой, как гетера, пальцы в перстнях (ни одного красивого, но по весу выходило неплохо), выхоленное жирное тельце, лицо мятое, с мелкими чертами, всё в мешочках и ямочках, с провалившейся верхней губой, которую он натягивал на нижнюю, чтобы скрыть отсутствие зубов, все присюсюкивал, пришепетывал, и благовониями от него разило на стадий.

-- Любишь ли ты истину?

Ну началось! Я пожал плечами. Смотря какую истину, смотря как она сама ко мне относится. Вот скажи тебе, что ты похож на старую потаскуху, полюбится ли тебе эта истина?

-- Я тайны люблю.
-- Разгадывать?
-- Просто чтоб были.

Понятное – скучно, таинственное – влечет.

-- Живой ум всегда ищет разгадку.
-- И что, всегда находит?

Скажи "да", и я тебя сразу в дураки запишу.

-- Не всегда. Но рано или поздно человеческий разум найдет ответ.

Тайны он разгадывает! Меня вон, тоже, небось, думает, что до кишок разгадал.

-- Говорят, ты дружишь с царевичем? Как бы ты мог его охарактеризовать?

Ага, разбежался. Я фыркнул ему в лицо.

-- Он -- Александр.

Он смотрел на меня, как на занятную зверушку, и ждал продолжения. Я молчал и ухмылялся. Знаем мы эти игры.

-- Иди погуляй, детка, -- Анаксарху надоел этот бестолковый разговор. Я ушел, посвистывая, вернулся на цыпочках и пристроился за ковровым пологом на галерее.

-- Мальчишки все одинаковы, и Александр не из худших, -- небрежно говорил Анаксарх. – Неужели для такого пустякового дела тебе разведка нужна?

-- Это не пустяки. Что может быть важнее воспитания?

-- Что может быть бесполезней воспитания? Вон как Сократ с Алкивиадом бился, а толку? А Платон с Дионисием? Ну ты конечно думаешь, что у тебя-то получится… Впрочем, из Александра все равно вырастет что-то интересное, с тобой ли, без тебя ли.

-- Говорят, мальчик красив, умен, пылок и жесток.

-- Э… насчет последнего не скажу. По-моему, в меру. Никого пока ради смеху ножом не пырнул. Собак живьем сжигать – это скорее старший, Каран. Его тоже тебе на перевоспитание всучат?

-- Занятно, -- безмятежно сказал Аристотель. – В одной семье столько душевных болезней…

-- У нас Менекерт душевными болезнями занимается, не отбивай хлеб у бедняги. Александр – мальчик крепкий, здоровый, в отца. Смышленый – тут можешь не волноваться. И с характером – а вот тут волнуйся: что бы ты ему не долбил, он сделает по-своему. Заносчивый парень, намечает для себя великую судьбу.

-- А равны ли его притязания его дарованиям?

Анаксарх, помолчав, ответил:

-- Там увидим. Но если б его продавали на торгу, как жеребенка, барышники бы за него друг другу бы глотки рвали. Я на Александра большие надежды возлагаю. Хотелось бы посмотреть, что он наворотит, когда повзрослеет. Правда, македонские царевичи редко до совершеннолетия доживают. Если хочешь совет, имей в виду, что Македонии прежде всего нужен воин. С софистом или ритором на царстве тут все сразу превратится в выгребную яму, где его же первым и утопят, а тебя вторым, за то, что ты им породу испортил.

Я уж было собрался уходить, но тут Аристотель спросил:

-- А что ты можешь сказать о Гефестионе?

Я навострил уши.

-- Мечтательный, ленивый, неглупый, с причудами, сам не знает, чего хочет, - сказал Анаксарх. – Мне он нравится. Важно то, что Александр его любит.

-- Александр -- любитель удовольствий, я полагаю? Этот мальчик -- его любовник?

-- Не бери в голову. Филипп тебя не для того позвал, чтобы ты следил с кем Александр по кустам валяется. У царя недавно дочка с простым этером в конюшне возлегла, и никто не почесался.

-- Дочка? Это любопытно, - оживился Аристотель. – Вот о таких вещах и хотелось бы узнать побольше: определить границы, в которых я могу чувствовать себя свободно, а куда соваться не стоит.

-- Царь тебе сам все скажет.

-- Цари редко умеют выражать свои мысли.

-- Филипп всю Элладу заговорил. Наверно, любой царь хотел бы быть уверенным, что наследник его не прикончит раньше времени. Только что ты тут можешь поделать? Приспичит ему – зарежет, тебя не спросит.

Я помню, как Аристотель цепко оглядывал наш дом, и я порадовался, что отец вернулся из дворца злой, как голодный демон, на гостя глянул с отвращением, заговорил надменно, сквозь зубы, неохотно предложил остаться поужинать. Тем охотнее, с многословной благодарностью Аристотель принял его приглашение. Думаю, если бы отец вернулся навеселе, неразборчиво-ласковый, подшучивающий над собой, как обычно, – тут Аристотель сразу бы его запрезирал.

То, от чего сбежал из дворца Аристандр, его очень манило, и утро он начинал с того, что отправлялся с визитом к Антипатру или Пармениону. И время ожидания не считал потерянным: в приёмной он заводил знакомства, выспрашивал о ценах – кажется, он собирался ещё и торговать.

+++

-- И что это за пыщ? -- расспрашивал Александр об Аристотеле.

-- Мутный какой-то софистик. Тонконожка, толстобрюшка, сюсюка, пузанчик… -- издевался я. - Аптекарев сын. Он двадцать лет учился в Академии у Платона, до тридцати семи жил у него под подолом, представляешь?

-- Не думает же он, что мы тоже двадцать лет будем задами мраморные скамьи в Миезе протирать? А жить когда?
Я со стороны видел, как они встретились. Александр сперва слушал Аристотеля с вежливым равнодушием, но потом вдруг взглянул с явным любопытством – чем-то он его сумел зацепить.

* * *

- Ты уж извини меня, детка, - сказал отец в конце обеда, - Но я твоего Фараона тоже проиграл вчера.

У меня сердце остановилось. Он так легко это сказал... Может, шутит? Всмотрелся ему в глаза - нет, не шутит. Отец был пьян, слаб и разболтан, мне казалось, он сейчас бросится мне на шею и зарыдает, и все станет еще хуже.

- Кому?

- Аминте Кулику. Прости, милый, я тоже несчастлив.

Ну что ж... Я встал из-за стола, пошел к себе, кусая губы, холодный, будто цикутой опоенный. "У меня беда, беда!" - стучало в висках. Фараон, братец мой звонконогий, неженка, игрун, игрушечка с ветром в гриве – хотелось выть, как на похоронах, драть щеки ногтями.

Быстрый выбор, на пару взмахов ресниц, на пару вздохов. Я не смогу жить без моего Фараона. Смогу ли я жить, обманув Александра? Наверно, да. Я сто раз его обманывал.

Я вылетел из дома. Знал, куда иду. Правда, была смешная такая, дохленькая надежда, что Кулик снова захочет поиграть в благородство, но когда увидел его волчий оскал, сразу понял, что в этот раз не обломится. Ну нет так нет. Мне нужен был мой конь. А потом я просто выбросил это из головы.

Кулик смотрит в упор, светлые глаза, лицо непроницаемо. Я бы с наслаждением вытащил кишки из его распоротого живота. Не могу поверить, что когда-то у меня щеки вспыхивали от его взгляда. Сейчас кусок льда внутри. Фиалковая ночь, волны судорог по хребту, я думал, он сломает меня пополам. Голос его шуршал, как змея в траве, тихий, угрожающий, страстный, лживый. Не слова, не вздохи, а летящие копья и горящие раны. Потом зубы стучат, дрожь, холодный пот, но вокруг горячие руки, как раскаленные обручи, его дыхание сжигает мне губы. Мертвенный запах бузины от нас обоих. Луна яркая, крышу прожигает.

Потом я заснул. Во сне черный волк гонялся за белым зайцем, и я был то тем, то другим, пьянел от запаха близкой горячей крови и чувствовал, как клыки впиваются в мой загривок. Проснулся еще до света, с кровью во рту. Мысли в темноте ходили вокруг петли да ножа, но как-то лениво, нет, на самом деле ничего такого не хотелось. Полудремал, чуть шевельнусь - Кулик, не просыпаясь, меня рукой ищет, находит - успокоится. На рассвете, когда синева полилась сквозь ставни - вот тогда вдруг накатило, будто Ата мертвым крылом задела. Но тут Кулик проснулся, и волна живой ненависти к нему как-то меня освежила. И снова тяжесть и жар, а потом пустота и легкость, никакого веса, как в потрошеной сухой рыбе, только ободранную кожу саднило, кровь и соль на губах. Наверно, мне могло бы это все понравиться, сильно понравиться, но я был не в том настроении. Я не хотел ничего чувствовать, но нельзя сказать, что мне это удалось. Вот в этом было унижение, когда запах его звериный мне вдруг в голову ударил и меня самого понесло... Я думал, будет, как в лавке – с холодной головой, пришел, расплатился, взял товар... Да наплевать.

Потом я умылся, натянул на себя хитон, вздохнул глубоко пару раз – всё, мы в расчете. Где моя лошадь? "Погоди, хоть позавтракаем." Ладно. Я был спокоен и голоден, Кулик хотел заговорить, но не решался, я смотрел на него насмешливо, надменно, и ел с аппетитом. Я чувствовал себя свободным, легким и готовым на всё, как перед боем. Всё чего-то ждал, к чему-то прислушивался. Хрустнет? Треснет? Но мир вокруг был устойчив, и я сам - прежний, не лучше и не хуже. Ничего не изменилось. Я ни о чем не жалел, мне нужно вернуть своего коня. Бывают такие обстоятельства, когда пойдешь на все, что угодно.

Я оглядывал спальню Кулика, словно здесь жить собирался. Богато, но грязновато, от постели пахло, как в публичном доме, словно я здесь двенадцатый за ночь, будто ураган прошел - мы, что ли, начудили? Я помню, что-то пяткой сшиб, загрохотало. Озноб продрал, в плащ завернулся. Кулик сразу рабам крикнул, чтобы горячего принесли, плащ на мне поправил. Руки у него красивые. Во дворце его встречу - посмотрю, как на чужого.

Отчего-то я вспомнил, что в детстве меня часто приглашали на свадьбы. Нужен был красивый ребенок из хорошей семьи, воспитанный, и чтобы умел без неловкости держаться среди чужих. Я шел с корзиной впереди процессии и возглашал: «Я бежал от зла и обрел благо». Я рассказал об этом Кулику. Он счастливо рассмеялся, потянулся целовать - он все понял не так. Я оттолкнул его и засмеялся: "Что за радость в этих животных упражнениях?" Засвистел: "Пей не напивайся, люби не влюбляйся". Кулик дернулся, как от удара, посмотрел обиженно – словно я обессмыслил его победу. Не знаю, что он рассчитывал получить, но, похоже, вышло наоборот. Узда и кнут в руках нелюбящего, власть и свобода у нелюбви – это обольщало. Я пошевелил мизинцем, и Кулик уставился на него, облизывая пересохшие губы. Так проиграл я или выиграл? Заяц или волк? У судьбы все кости шулерские.

Доев кусок сыра и залив в себя остаток вина, я пошел в конюшню, ни о чем не спрашивая. Кулик стоял в воротах, и я все ждал, что он скажет: мол, ты что, детка? ночь с мальчиком пару драхм стоит, ну тебе я и пять готов заплатить, но не цену ж боевого коня, не смеши... Так я себе придумывал, а сам целовал Фараона в челку, надевал узду, а он требовательно, радостно и обидчиво ржал, и хватал мои пальцы губами, а я гладил его нос, дул ему в глаза… мой конь, это мой конь... Я чуял: Кулик стоит за спиной и собирается что-то сказать, - но он не посмел. Он ведь не дурак, есть у него чутье, границы видит, потому что я бы его убил, это так же верно, как небо и земля, как соль и хлеб. Волк изнутри скребся, хрипел, ребра грыз, я бы его пустил на волю, как Апелла учил, и будь что будет...

Не случилось. Простились мы мирно, словно ничего и не было, он меня в щеку поцеловал, я вяло губами шевельнул в ответ, улыбнулся. Хорошая погода, наконец-то настоящая весна… ты сегодня дежуришь?.. на Дионисиях напьемся... Я был спокоен, как вода в пруду, вскочил на Фараона и уехал.

Проскакал через весь город, нарочно гнал, чтобы почувствовать, чего я мог лишиться, это мой конь, мой Фараон, легконогий, чуткий, обидчивый, шутливый, коварный... Я чуть не плакал, когда думал, что он вот так же счастливо нёс бы другого всадника, и с ноги бы не сбился, не споткнулся... А вот хрен вам!

Утро и впрямь было чудесным, живи да радуйся, солнце все заливало белым яростным светом, и столько цветов вокруг, ароматов, розы заплетали стены домов, маки на камнях горели, у меня от всей этой красоты и света голова кружилась, я был слабый, как перышко, оглушенный. Слишком это было странно: сумрак и пустота внутри и ослепительный свет и цветенье снаружи - слишком остро, больно резалось, ночь оставалась на мне невидимыми оковами, ломота в позвоночнике, кожа горела, губы запеклись. Я не плакал, но видел все, как сквозь двойную радугу. Когда я буду умирать, солнце будет пылать также отчаянно. В таком свете исчезнуть не труднее, чем в кромешной ночи...

Мимо дома проехал, головы не повернул, в тот момент я думал, что сюда не вернусь уже, с отцом говорить не о чем, да и злиться не на что - он в своем праве, мог бы и меня финикийцам продать, однако ж, вот увидит меня на Фараоне, и опять кому-нибудь его продаст, сказка такая была: продай меня, говорил волшебный конь, только не продавай уздечки, и поутру снова стоял в конюшне. Эдак мне со всем городом придется... Я так смеялся, что Фараон заплясал.

Поставил я его в конюшню Пердикки, обтер, почистил, понежил, расцеловал, а он и ласкался, и взбрыкивал, как обычно, будто ничего не произошло, и мне было больно и сладко от его невольного предательства. "Ты бы забыл меня, - шептал я. - Ты бы любил кого угодно". Соломенная пыль золотилась в воздухе, я все не мог уйти, жадно нюхал запах своего Фараона, терся лицом по его вздрагивающей шкуре. Хотелось прямо тут и умереть, на земляном полу в солнечных зайчиках.

А потом пошел во дворец, раньше всех явился, хороший мальчик. Ничего не было - ночь прошла, и сон забылся. Весь день у меня прекрасно получалось ни о чем не вспоминать, лишь изредка накатывало какое-то легкое бешенство: рассказать, что ли, Александру? или вечером вернуться к Кулику: радуйся, любимый, и ножиком снизу... как пойдет… не знаю, как пойдет... может, еще разок с ним переспать, чтобы понять, отчего всё так? Но все это было мимолетно, я почти весь день был спокоен, раза три всего пробивало. Когда Афиней сказал, что у меня засос на шее, а я вспомнил, что у меня еще бедра и спина исцарапаны, и лучше мне сегодня в палестру не ходить. Потом когда вспомнилось, как ночью я потерял голову и сам его целовал - меня скрутило от стыда. Это было, когда мы с Атталом Филиппа во дворе ждали, но скоро прошло, никто ничего не заметил, Аттал сиськи какой-то рабыни разглядывал, а я себя за кулак укусил - и все прошло. И когда Александр появился, я затрясся и, как бешеный хорёк, готов был вцепиться ему в глотку, если бы он что-то сказал или просто резко повернулся. Но он был безмятежен, и я успокоился: мне надо было вернуть моего коня, не о чем тут говорить, что сделано, то сделано.

Думаю, Александр узнал обо всем через день-два, не знаю откуда (от Кулика?), и, должно быть, поверил сказанному, потому что меня он ни о чем не спрашивал. В этот день он был тихим, как больная собака, только огрызался, если кто протягивал к нему руку. Но я чувствовал, что его глаза всюду следили за мной из тени. Я нагло спросил: "Что ты такой квёлый?" Он сказал: "Ничего". Горестная складка между бровей, ожесточенный и несчастный взгляд в сторону, как будто это он был виноват. Если бы он тогда заговорил, мы разошлись бы навсегда, безвозвратно... Но мы оба молчали, и я чувствовал, что он боится, а я все время твердил себе, что ничего не было, и смеялся, болтал и жил, как ни в чем не бывало, так мы и промолчали до конца – не знаю, кому было горше. (Тяжкие опасности великодушия: один раз простив, Александр уже не видел причины не прощать во второй, и третий, и до конца... Тяжкий долг благодарности: однажды испытав его великодушие, которое меня чуть не раздавило в пыль, я решил, что могу расплатиться за это только жизнью.)

В нашем молчании все утонуло, как камень в море, изгладилось, как и не было, и все пошло, как прежде. Молодые были, тогда все заживало быстро, даже глубокие раны затягивались в неделю.

@темы: Александр, Новая книжка

---

Внезапно закончил предпоследнюю главу. Может, к вечеру выложу. Мне ничего не нравится, кроме последнего куска, но как ни бился, не понимаю, как исправить. Ничего, лет через 15 че-нить придумаю. А за последний кусок прошу прощения, он может кого-то огорчить, я вообще не собирался его писать, вернее, сперва хотел что-нибудь мило-няшное, где все состязаются в благородстве, потом все выкинул, но к концу, чую, внутренняя логика требует написать гадость и сопротивляться этому невозможно. Это все из серии "Представь, кaкую штуку удрала со мной Татьянa."

@темы: О моей книжке

---

Готическая Золушка

В замечательном дневнике  tes3m ссылка на готическую оперетту "Золушка". Я сразу залип на отрывки и побежал смотреть целиком.

Дело происходит на острове, где власть держат немецко-испано-шведо-русские эмигранты-аристократы, которые тиранят местных негров и разлагаются в декадансе. Плантатор влюбился в черную рабыню с двумя дочками. Негритянка родила ему белую девочку и померла, он посмотрел на ребенка, сказал: ну ее на фиг. Сестры закрыли Золушку в подвале на 15 лет. Она выросла дикой, косматой и полоумной. Туда случайно заглянул ее отец, увидел ее и воспылал страстью, набросился на дочку, а она его дубиной забила.

Черные сестры ограбили труп, нарядились в шляпки, а Золушку выгнали. Бедняжка пошла к фее-крестной (она - колдунья вуду), та проводит ритуал с тамтамами и скачущими неграми, девку корчит, но в результате она взлетает в белом платье и хрустальных башмачках.

Во дворце бал. Нигры-сестры ползают на животе перед королевой и вопят типа «хайль бвана» (расизма там залейся), отплясывают с офицерами. Тут влетает Золушка, вся в белом, и все офигевают. Явление принца Людвига Германика - он чумовой накрашенный безумный хрен, гоняется за молодыми офицерами и смачно их целует в уста – императрица-мать ориентацией принца недовольна. Тут Золушка в белом. Хрен с ней танцует, узнал в ней брата Колю и подругу по диагнозу. В полночь кому-то башку отрубили и пока все смотрели на это, Золушка смылась. Императрица требует ее найти и немедленно женить дурака.

Пьяные нигры с кошелками наворованного во дворце приходят домой, дерутся с Золушкой (она опять цап дубину), но тут стража с туфелькой. Нигры отрезают себе пятки, чтобы влезть в туфельку, но сдают друг друга из зависти. Золушка же обошлась без членовредительства и благородный начальник стражи явно на нее запал. А принц тем временем устраивает мальчишник с полуголыми офицерами.

Свадьба и коронация. Принц с похмела еле на ногах стоит. На свадьбе все поют внезапно "привычка свыше нам дана, замена счастию она". Вроде бы хэппиэнд, но фиг. Появляются титры: «Так началось царство террора нового короля». И сразу начинают резать и распинать негров, горят костры. Фея наезжает на Золушку: "Твои братья страдают", а Золушка: "Да плевать мне на них". У них семейная гармония - императрица с любовником, принц тоже с любовником, Золушка одна. А когда королева запихивает их в одну койку, принц воодушевляется, но Золушке, на его беду, попала под руку дубина. А любовник императрицы душит ее в момент оргазма.

Видя такие дела, начальник стражи начинает революцию. Негры скачут и таскают отрубленную голову императрицы. Начстражи предлагает Золушке разделить с ним власть, но тут загорается подожженный неграми дворец. Фея-крестная песнями приветствует новую жизнь, а Золушка с выжженными глазами убегает и проводит остаток жизни с парализованным принцем на каталке.

В общем, все очень душевно, мне зашло.

И вот пара видео (потырил у  tes3m, потому что очень уж понравилось)

Фея-крестная обряжает Золушку на свадьбу:

Мальчишник принца:

И чтобы месяц добить

про кино и книжки

Книжки:

205-208. ГЕРМАН РОМАНОВ. ПОПАДАНЕЦ НА ТРОНЕ. БУНТОВЩИКОВ НА ФОНАРЬ. ПЕТР-ОСВОБОДИТЕЛЬ. ЦАРСКИЙ БЛИЦКРИГ. ЧУДО-БОГАТЫРИ ПОПАДАНЦА
Перед отъездом с дачи читал это барахло, чтобы не нервничать.

209. ФЕДР. БАСНИ
Сначала скучно было, а потом интересные басни пошли.

Кино:

163. ЯВЛЕНИЕ, 2008, реж.Найт Шьямалан - 6/10
Красивый жутковатый фильм, как деревья стали испускать токсины, заставляющие людей кончать с собой. Фильм не особо страшный - сама идея жуткая.

164. СЕТЬ - 4/10
Сандра Баллок всегда трогательная. Фильм дурацкий, стандартный, мильоны их, я зря прожигаю жизнь, если смотрю эту хрень.

165. УБИЙЦЫ, 1946, реж. Роберт Сиодмак - 6/10
Классический нуар. Ава Гарднер прекрасна, снято хорошо, интересное развитие рассказа Хемингуэя, но фильм не в моем вкусе, не о том.

166. МЕСТЬ ОТ КУТЮР, - 7,5/10
Приятный фильм, цвет хороший, адская атмосфера, эффектные наряды и контраст замечательный - от кутюр в прерии среди тупых америкосов, и офигенный поворот, когда вместо пшеницы оказалось сорго. Неожиданно хороший фильм оказался.

167. УАЙЛЬД. – 4,5/10
Сопли в сахаре. Никакой попытки осмысления или личного взгляда. Очень сладко и сентиментально. "Просветленно". Уайльду только крыльев с нимбом не хватает - сама доброта, мудрость и великодушие. В общем, никакая фигня. Ничего умного, тонкого, оригинального.

168. ПЛОХОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ, реж. Вернер Херцог - 7/10
Непривычный Херцог. Фильм на ту же тему с Харви Кейтелем меня сильнее зацепил, там жестче, страшнее, и вопросы веры. А здесь просто несчастный наркоман и игрок, которого несет черте куда. И не люблю Кейджа. Правда, хорошего здесь тоже много: крокодилы с игуанами, впечатлили, жуткие. И когда все дошло до самого дна, ну полная всесторонняя безнадега, вдруг по щелчку пальцев за полминуты Херцог устроил счастливый финал: вот была полная жопа, и ап! - жопы нет. Это было очень смешно. И медитация среди рыб в конце тоже душевно. В общем, конец кино мне понравился.

@темы: О кино, Музыка

---

История собаки Монтаржи

Монтаржи — название замка, роспись на стенах которого рассказывала эту историю. Есть также серия гравюр на эту тему известного художника шестнадцатого века Андруэ дю Серсо. Но наиболее полно это событие изложено историком и писателем пятнадцатого века Оливье де ля Маршем в его «Книге дуэлей», вышедшей в Париже в 1568 году.

«И гласит хроника, что один рыцарь имел в товарищах другого рыцаря, и был тот храбрым, умным и честным человеком, и уважал его очень и любил сам король, а также другие сеньоры. И стал он завидовать своему товарищу и возненавидел его. И так случилось, к несчастью, что были они однажды вдвоем в лесу, и ударил он товарища своего мечом сзади и убил его. И не мог никто этого доказать, поскольку не видел никто этого, кроме борзой, которая словами сказать ничего не могла. Убитого рыцаря звали мессиром Обери де Мондидье, а того рыцаря, который убил — мессиром Машером, и убил он его в лecy Бонди близ Парижа. И забросал убийца убитого рыцаря листьями и ветками так, что никто не мог заметить его. Но борзая, очень любившая своего хозяина, не отходила от этого места, пока голод не прогнал ее оттуда.

Она побежала к королю, и как только увидела подле него убийцу своего хозяина, то бросилась на него и чуть не задушила. И столько раз она бросалась на него, как ни решали ей, что возымел король, а также другие благородные сеньоры подозрение, что неспроста собака это делает. И как только борзая съела свою еду, так тотчас же побежала обратно к своему убитому хозяину, а король тихонько приказал приближенному скакать за ней, и нашли мессира Обери мертвым в лесу и доложили королю. Собрал король свой совет, и порешили они: чтобы очиститься от подозрения в убийстве и предательстве, должен был мессир Машер сражаться с борзой, которая на него множество раз бросалась.

Назначен был день дуэли на острове Нотр-Дам. И признали, что даны будут мессиру Машеру только щит и палка, и ничего более. И вот в присутствии короля и других сеньоров в специально огороженном месте друг Обери де Мондидье держал собаку, затем отпустил ее, и бросилась она прямо на Машера, да так быстро и с такой силой, что прямо, вцепилась ему в горло и тем самым доказала предательство, которое он совершил, и ничего тот не мог поделать. И этот указанный Машер был приведен и повешен на виселице в назидание. Тело Обери де Мондидье приняли друзья и самым почетным образом похоронили, как и надлежало поступить со столь благородным рыцарем...»

(Коллекция извлечений из старых книг, газет и журналов. Журнал «Наука и жизнь»)

Остается только добавить, что собаку звали Геркулес, Обери спас его еще слепышом, когда того хотели утопить в реке.
Андре Машер, будучи лучшим лучником при дворе, возненавидел Обери после двух проигранных ему турниров по стрельбе.
История эта случилась во времена правления короля Карла V Мудрого (1364-1380).
Дуэль состоялась утром 8 октября 1371 года.

А памятник собаке Монтаржи выглядит так:

@темы: История, Цитаты

---

Ну наконец-то кто-то решил опровергнуть глупую байку, что в Античности не умели читать про себя. Тыц. Для меня это было очевидно чисто по логике. Понятно, что в то время вообще было мало читателей, мало того, что читать. Вслух читали малограмотные, или чтобы поделиться удовольствием с окружающим, если уж какой-то свиток в руки попал. Но те, для кого чтение было профессией, читать вслух определенно не могли - переписчики, секретари, чиновники, правители. И, главное, мне ни разу не попадалось (кроме мифа о яблоке и Аталанте), откуда у этого дурацкого убеждения ноги растут. Между тем, в той же истории Александра множество свидетельств того, что люди читали про себя, хотя бы та история, когда "когда он [Александр], распечатав доверительное письмо матери, читал его про себя, Гефестион, слегка наклонив голову, стал читать одновременно, Александр же не решился ему препятствовать и только, сняв свой перстень с печатью, приложил ее к губам Гефестиона.". Ну блин, прямым же текстом! Всем пофиг. Или как Парменион письма читал: "Парменион, ломая печать письма, спросил, что делает царь. Тот ответил, что он узнает об этом из самого письма. Парменион, прочтя его сказал: "Царь готовит поход против арахосиев. Деятельный человек, он никогда не знает отдыха. Однако, достигнув столь большой славы, он уже должен беречь свою жизнь". (т.е. читает про себя, а потом вкратце пересказывает окружающим). Как Юлий Цезарь мог читать, писать и разговаривать одновременно, если он читать мог только вслух? Ну и так далее.

Та же хрень, как с общепринятым утверждением, что в античности не было медленных ядов. Сразу навскидку - хоп! бледная поганка. Помирают через пару суток. Или клещевина - через 5-7 дней. Блин, да быстродействующих не было, п.ч. они все - химия, а все растительные яды убивают не сразу. Даже Сократ, вылакав здоровенную чашу цикуты, еще относительно долго ходил и говорил. Все про это знают, но тем не менее - "в древности не было медленно действующих ядов". И всем пофиг.

@темы: Александр, Я такой нежный, нах мне это показывают?

---

Несколько новых, мило раскрашенных старых фотографий.

+2

здесь больше

@темы: Картинки

---

Гуляем с Чижом по Москве, не нагуляемся. Чиж в первый же выход бросился всю за лето накопившуюся почту разбирать: обнюхивал каждый миллиметр на улице - одни места вскользь, в другие носом влипал надолго, прям как я ленты за неделю читаю. Бульвар ночью пустой и прекрасный, на Сретенке заменили тротуары, еще красивей стало, хотя дальше почти некуда - и так одна из прелестнейших улиц в Москве. Чиж носился там, как бизон по прерии.

Пока меня не было, люди стали еще добрее.

+++
Я тут на виртуальные курсы записался в Универсариуме - "Прочти свой город". Все мило, но пока - уровень для детского сада. Может, дальше интереснее будет. Мне хочется что-нибудь про Москву писать.

+++
Прочел, что княгиню Шаховскую, нашу первую летчицу, во время войны обвинили в шпионаже и приговорили к смерти, но за нее заступился Распутин, что она была наркоманкой, а после революции стала чекисткой и получила пулю в 20-х годах во время пьяной чекистской ссоры. Чет какая-то неприлично бульварная биография, не верится. Ей бы еще таинственное происхождение, скажем, от кайзера Вильгельма и сибирской шаманки (в реале - купеческая дочка), дрессированного варана вместо котика и Дзержинского, Гумилева и Веру Холодную в любовники. Впрочем, "в нашем уезде и не то бывало".

@темы: Картинки, Жизнь

---

Я вернулся

Все, решил домой возвращаться. Вчера целый день мебель переставлял и пылесосил, а то прям как в берлоге поганой живу. Это чтобы новую жизнь было легче начать.

Прощался с дачей, в окно печально смотрел на деревья. Москва как родная. Сразу получил кучу доброжелательности от попутчиков, продавцов, даже домой пришел смешливый парень - предупредить, чтобы я ничего не подписывал и денег никому не давал, а то тут мошенники пасутся. И прелесть цветов под солнцем повсюду, летний тотальный ремонт закончился почти, все новое, необлупленное, наш дом покрасили, тротуар на Садовом расширили втрое, теперь буду там Чижа гонять, чтобы отросшие когти стачивал. Пиво с чипсами. Чижик на коленях калачиком. Пока все хорошо.

@темы: Жизнь

---

Дачный дневник

17 сентября, воскресенье

Читал пост о том, что Гомер толком не различал цветов - море у него винноцаетное и такие же быки, море еще фиалковое, как и вино, кудри - синие, гиацинтовые, а мед - зеленый. В посте объясняется, что цвета сопоставлялись не по цвету, собственно, а по его интенсивности, темноте и т.п. так море может быть одной насыщенности с цветом быка или овечьей шерсти.

Я думаю, что в те времена лексика для цвета была еще недостаточно разработана, как сейчас для звука, и названия цветов подбирались не собственно по цвету, а по некоторым странным ассоциациям, так, как мы сейчас говорим о звуке или запахе, для описания которых у нас слов слишком мало, пользуясь словами, которые к звуку изначально не имели отношения, например, звук высокий/низкий, реже "светлый/темный", бархатный, серебристый, переливчатый, густой, запах - для него слов вообще нет, кроме плохой/хороший, и по степени интенсивности - резкий/слабый, а из образных выражений можно вспомнить еще сладкий/горький/кислый - тоже слова из другой оперы, относящиеся к вкусовым ощущениям. Может, через тыщу лет, когда все оттенки звука и запаха появятся в лексике, "бархатный голос" будет восприниматься так же дико, как "море цвета бычьей шкуры".


Какие дурацкие вещи в голову приходят. Сейчас меня вдруг осенило, почему имя Анна, которое у евреев было мужским, в Европе превратилось в женское. Потому что по-латыни мужчина Анна звался бы Аннус, а так называться никому не хотелось бы.


Откуда у американцев такое уважение к телепортации? - типа, заставлять предметы летать по воздуху (бесполезное занятие), закрывать дверь взглядом и все остальное в том же роде, что можно также успешно сделать рукой? Почему это бессмысленное умение считается офигенской суперсилой? Способность воспламенять нечто взглядом (вторая по популярности суперсила) тоже для мирной жизни на фиг не нужна, да и в военной тоже огнеметы лучше справятся. Разве что, мусоросжигателем работать.
А по-настоящему полезные вещи че-та не пользуются таким уважением: способность становиться невидимым, например, эмпатия (чувствовать обман, угрозу), "дальнее зрение", феноменальная память, способность убивать взглядом (ну или пусть парализвать, усыплять - если надо, можно потом аккуратно перерезать глотку) - это куда эффективнее, чем телепортировать стакан кому-то в башку. Или морок наводить, принимать другие обличья.


Что я узнал! "Архаичность “Одиссеи” по сравнению с “Илиадой” давно доказана". Ни фига ж себе! Я думал четко наоборот, что "Одиссея" была написана значительно позже "Илиады", лет на 500. Правда, "по ряду элементов стилистической обработки “Одиссея” выглядит более поздней по отношению к “Илиаде”. Т.е. сама история архаичная, а обработка - более поздняя. Так что и я тоже прав.
Значит, путешествия, травелоги, хождения как жанр древнее эпических битв. Да, пожалуй, если вспомнить Инанну, Гильгамеша.

18 сентября, понедельник

Сон: как из протекающего вейпа полилась вдруг кроваво-бурая жижа, как в хоррорах из стока раковины обычно кровь течет. Потом ель, которую видно из моего дачного окна (метров двести до нее) стала вдруг незаметно подбираться ко мне. С каждым морганием все ближе, наконец подошла вплотную, все окно заполонила, я в ужасе, но почему-то нет мыслей, чтобы куда-то убежать. Зажмурился обреченно - и оп! она уже в комнате, огромные колючие ветви повсюду, ствол уходит в пол, верхушка в крышу, а потом моргнул, и она уже с той стороны дома, идет в сторону железной дороги. А в комнате у меня никаких разрушений, только хвоя кое-где и обломанные маленькие веточки.

Погода прелестная, солнышко.


Магическая эльфийская колыбельная «Сонные чары льювлинга» — это очень известная исландская поэма XVI века.

Спи ты с честью
Счастливый (saell) под одеялом из гагачьего пуха
Как виноградная лоза на вино-древе,
Ветер в облаках,
Лебедь на волнах,
Чайка на острове,
Треска в пучине,
Телка в коровнике,
Теленок у кормушки,
Олень на озерах,
А в океане рыбы,
Мышь под камнем,
Малый червь в земле,
Змей меж валунов,
Лошадь на лугу,
Мальки на мелководье,
А форель у мыса,
Медведь на пустоши
С могучими лапами,
Варг во чащобе,
Вода в источнике,
Угорь на углях,
А грязь вместе с глиной,
Котики на катящихся волнах
И крикливые птицы,
Соколы в скалах,
Сумасброды в лесу,
Львы в логовах,
В лощинах ягнята,
Лист на липе,
А свет на севере неба,
Спи ты счастливый (saell)
И славой наделенный (sigur-gefinn).


Ночью "открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне дна". Наконец я Орион разглядел где-то в три ночи, и яркий его пояс, и Бетельгейзе. Сегодня Сириус поищу, он у Ориона под правой пяткой.

19 сентября, вторник

А сегодня - холодища. Вчера я прилепил на форточку порезанный на полоски лист кальки, чтобы он своим трепетом мух отгонял. Тут же началась буря, окно я захлопнул, и полоски с той стороны ломились внутрь, стучались, гремели, бились уж совсем инфернально, никогда бы не поверил, что листок бумаги может такой грохот произвести - будто за окном деревья падают и кто-то гранатами швыряется. И всю ночь птицы бились в окно и вампиры скреблись.


С моей работой опять неладно, бился тут над одним куском, складывал его, правил, а потом посмотрел и решил, что он мне здесь нафиг не нужен. Да и потом вряд ли куда сгодится. В общем, выкинул все, над чем полторы недели мозги ломал. Печаль. Главка оказывается теперь совсем куцая.


Из Набокова:
"Его словоборчество было особенно болезненным по двум причинам. Одна была общей писателям его типа: наведение мостов через пропасть, пролегшую между выражением и мыслью; с ума сводящее чувство, что верные слова, единственные слова, поджидают тебя на противоположной стороне, заволокнутой дымкой, а неодетая еще мысль дрожит и молит об этих словах на этой стороне пропасти. Готовые фразы ему не годились, ибо то, что он хотел сказать, было совершенно исключительного покроя, и к тому же он знал, что настоящая мысль не может существовать без облегающих ее слов, сшитых по мерке. Поэтому (если воспользоваться еще более близким сравнением) мысль только кажется голой, а она просто нуждается в том, чтобы одежды ее сделались видимы, и в то же время слова, прячущиеся вдали, – не пустые скорлупки, какими кажутся, а только того и ждут, что уже таящаяся в них мысль воспламенит и приведет их в действие. Иногда он бывал как дитя, которому дали моток перепутанных проводов и велели произвести чудо света. И он его производил и порой совершенно не понимал, как ему это удалось, а в другой раз он часами, бывало, возился с проводами, соединяя их самым разумным, казалось, способом, – и ничего не выходило."


Узнал, что Рейкьявик - Бухта Дымов.
Что в античности возлежали за трапезой не из сибаритства, а из-за недостатка в доме мебели - просто не было стульев и лавок для гостей, поэтому притаскивали кровати.

20 сентября, среда

Внезапно - бабье лето после вчерашнего ледяного ужаса. Ночью опять Орион видел, а Сириус - нет. Запрокинутая голова кружилась, я внезапно разволновался от вида звезд. Этим летом я их слишком редко видел - вечно фигу какую-то показывали вместо звездного неба над головой. Луна еще временами плавала в киселе облаков, а звезды валялись где-то на дне этого хлёбова, невидимые.


Запутанный сон. Началось с игры в карты. Я проиграл из-за невовремя вылезшей пиковой дамы, иду печальный, в литературно-музыкальных ассоциациях, и вдруг пиковая дама из кармана говорит: "Женись на мне". Другим зрением я сразу увидел, что это милая темноволосая девушка, но она будто за стеклом и до нее никак не добраться. Впрочем, оказалось, что под "женись" она понимает что-то совершенно другое, из всех причудливых объяснений я понял только скромную просьбу погулять с ней по набережной.

Во время прогулки я попытался выяснить, не поможет ли она мне отыграться. Ни фига! Оказывается, все наоборот, за каждой картой стоит целый конгломерат людей или даже городов, стран, миоов, и каждый мой расклад или просто перетасовка работают для них чем-то вроде борхесовской вавилонской лотереи. Только там время течет по-другому, и я не конкретные судьбы определяю, а целые исторические эпохи. От такой ответственности я разволновался и предложил нарочно выложить им мир и благоденствие, но оказалось, что это невозможно из-за разницы масштабов - мое мелкое действие (кладу, например, туза на семерку) определяло для них целиком рабовладельческую эпоху, двенадцать династий, сотни войн и пару извержений вулканов, и личная судьба девушки в том масштабе была совершенно неразличима. Кроме того, она считала, что моим миром тоже управляет некий игрок с их стороны, так что по своей воле я ничего не смогу сделать, все предопределено раскладом чужих карт.

Все это выяснялось в долгих путанных разговорах, причем, оказалось, что мы говорили на разных языках, и большинство понятий имели для них совсем другое значение, и даже "погулять по набережной" оказалось для нее чем-то совершенно иным, не говоря уж обо всем остальном, метафизическом, что я себе напридумывал. Так что, в конце концов, мы замолчали, осознав полную бессмысленность разговора.


Этот сон внезапно прояснил для меня механизм снов вообще - т.е. нам в мозги прилетает некий заархивированный файл, абстрактный, как клякса Роршаха, комок сжатых в точку образов или просто некий импульс, а наш мозг разворачивает и дешифрует это для себя, опираясь на недавние эмоции и события, личные ассоциации, аналогии в памяти. Т.е. одно и то же зашифрованное сообщение кто-то читает как "я во сне ел черничный пирог", а я как беседу с пиковой дамой о вавилонской лотерее.


День - отрада очей, но зябко, а ночью вообще 5 градусов. Ничего, значит, антициклон, и завтра будет солнечно и тепло. Внезапно вспомнил, что мне недавно снилась уже полноценная осень, с сухими бурыми листьями, полуголым садом. И еще - что Чижик научился спускаться по лестнице.

21 сентября, четверг

Тепла нет, солнце - по чайной ложке. Утепляемся своими силами. А розы и флоксы (вымахали мне по шею) стоят стойко.


Вроде бы нашел оптимальный ритм работы для себя - с утра часа четыре - тут методично, ежедневно, упорно разгребать материалы, уныло лепить корявые черновики и править до отупения; второй сеанс - после полуночи часа три - тут писать, сочинять, в это время часто бывает вдохновение, особенно если его чифирём подстегнуть.

Но у любого плана есть свои недостатки: после вдохновенного писца до 5 утра с чифирём - бессонница, и на следующий день - зомби с выжранными мозгами и неровно колотящимся сердцем, и ладно бы если только следующий день пропадает - можно надолго мозги пережечь и из ритма выпасть.

В принципе, рецепты разработаны: прерываться в назначенный срок на полуслове, чтобы завтра начать с остатков вчерашнего запала. Тут есть исключение: если прёт что-то реально ценное и важное, стоит наплевать на всё и писать, пока не свалишься, но такое бывает очень редко (раз в год, в десять лет, раз в жизнь), надо трезво оценивать - ставка на регулярную работу вернее и полезнее для дела.


Набоков очень мило называет паззл "пузелем". Надо ввести в оборот.

Актуальное: «в сказании от первого лица рассказчик хочешь-не хочешь доживает до конца" (он же). Но если очень уж хочется замочить героя, то придумать способ можно.

"Глагол «писать» и отдаленно не передает смысла занятий автора; «творить» – до нелепости преувеличивает его. Строго говоря, творит один Творец, а пишет писец." (Кто-то в послесловии к Набокову).


С Набоковым у меня как с Борхесом - смолоду любил очень, восхищался, читал-перечитывал, потом их книжки стали казаться слишком уж сконструированными, механическими, неживыми, затем их повторяющиеся приемы надоедают до смерти и это ловкое штукарство, холодность и бесчувственность начинают бесить, происходит некий перелом и бац, я уже определенно НЕ люблю Набокова и Борхеса и бросаю их на фиг читать. Но через какое-то время опять можно приниматься, только осторожно - п.ч. даже когда они мне резко не нравятся, их книжки все равно действуют вдохновляюще, как раз потому, что они "сделанные", технически хитро и ловко устроены.

+++
Да, мозги я себе вчера пережёг.

22 сентября, пятница

Сон: женщина с обритой головой на столе в операционной, никто не подходит, свет притушен. Под столом - черноволосый мальчик, ее сын, видимо, тянет снизу к ней растопыренную руку. Какая-то документалка, все черно-белое, очень контрастное.

+++
Нормально, мозги частично восстановились, сегодня опять много работал.

Пора, наверно, возвращаться в Москву. Не хочется, боюсь, что выйду из ритма, в городе слишком много отвлекающего. Чет прям боюсь этого до смерти. Все это лето я писал каждый день, ни один не пропустил, никуда не выходил (помню, где-то был тест, согласитесь ли вы просидеть десять лет в подвале за десять миллионов - полгода я просидел забесплатно), а как в Москве будет?

Я одичал и очумел, не уверен, что смогу нормально разговаривать с людьми.

+++
Из записной книжки Гоголя, неприличное, но выразительное:
-Что ты зазнался: проглочу да не вы...у, так без вести пропадешь.
Выражение Котляревского*: такой искусник, на г<….> вошь убьет и рук не замарает.
Выражение квартального: Люблю деспотировать с народом совсем дезабилье.
Не поужинавши, ночью жиды снятся.

И разное:
Замолаживается — приготовляются на небе тучки для дождика;
Баба, которая родит сына, называется молодкой, а та, которая родит дочь, — просто бабой.
Что муж-то мой горький пьяница:
Он вина не пьет, с воды пьян живет,
С воды пьян живет, с квасу бесится —
Надо мной, младой, всё ломается.

Начальника над артельщика<ми> выбрал мастер, и на вопрос: зачем выбрал, хорош поведеньем, что ли? — Нет, нехорош. — Не пьет, что ли? — Нет, пьяница. — Умен? — Нет, и неумен. — Так что ж он? — Повелевать умеет.

+++
Чет вспомнил, что лет в двадцать в моей тогдашней мрачной, полубандитской и пьяно-наркоманской компании вдруг выяснилось, что нас всех до колик смешат детские книжки. (Вообще-то это я эту моду случайно ввел). И мы день за днем зачитывали вслух то "Крокодила", то "Краденое солнце", помирая со смеху. Моего Крылова, в конце концов, экспроприировали в пользу общества - он стал чем-то вроде общего оракула, перед любым делом раскрывали (страница, строка) - и он предсказывал все необыкновенно точно и буквально. Помню, два парня креститься хотели, но все собраться не могли, спросили у Крылова, выйдет ли у них креститься в это воскресенье, и выпало что-то вроде "и с той поры стало в церкви больше на двух прихожан".

Потом я от них отошел постепенно. Встретился лет через десять с мужиком из тогдашней тусовки, оказалось, продолжает классику читать - Гоголя, Зощенко, "Чевенгур" Платонова цитирует страницами, хохочет. Мужик, кстати, второе лицо в одной ОПГ.

Не знаю, какую мораль из этого вывести. "Классика облагораживает" тут не подойдет. Может, "классика вечна"?

23 сентября, суббота

Ночью записные книжки Ахматовой читал - все ж о любви и о себе у нее порой слишком навязчиво и громко. А все "нелюбовное" - очень хорошо. Безвкусные, на нынешний взгляд строки рядом с чудесными. Ритм "Форели" Кузмина в "Поэме без героя" - гипнотизирует и там, и здесь. Мужские окончания третьей строки - прям похоронный марш, но и "Гайда, Марица", венгерские танцы тоже.

Странно, но ее длинные стихи кажутся более насыщенными и сжатыми, чем короткие. Наверно, потому что там быт, пейзажи, история, культура, а в коротких - одна любовь в избитых выражениях. Может, просто язык любви беден? тысячелетиями одно и то же у всех, "мука" да "разлука". Но иногда именно это всеобщее, знакомое, привычное, как и дурацкие строчки романсов, душу рвет. "Вспоминай же, мой ангел, меня, Вспоминай, хоть до первого снега" (совсем блоковское).

А еще у нее офигенная чеканная риторика - хоть на плакат или в мраморе выбивать. Иногда прям что-то военное, суворовское, типа "не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой, как наши деды умирали..." Мне это очень нравится.

И еще все ее разговорное, отлично - "Вам жить, а мне не очень". В риторике и в разговорном стиле много сближений с Некрасовым, не зря она по нему читать училась.


Про кино:

160. ОНО, 2017 - 7/10
Душевно,, и дети все очень милые, играют хорошо, и страшно. На мой взгляд, лучшая экранизация Кинга, очень похоже по атмосфере, и печаль детства, и тепло, и страхи. И хорошо, что не стали делать "взрослую" часть - она и у Кинга скучная и вымученная.
161. КРАЙНЕ СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ, сериал, 2016
Добротно сделан, с очень банальным сценарием, отчего смотрится чрезвычайно легко, действие катится, как по маслу, все известно с самого начала и никаких неожиданностей не встречается, мозги блаженствуют в счастливой праздности, под это кинцо можно спокойно раскладывать пасьянсы, и ни крошки не упустишь. Жаль, что актеры противные (особенно влюбленная парочка макака/толстозадый) и игра плохая (ошалелая Вайнона Райдер весь фильм изображает одну единственную эмоцию, дико переигрывая, все равно как она пела бы песенку на одной ноте и во всю мочь). Мне понравилась только странная девочка ("она - русская?" - спросил кто-то), но ее-то и угробили в конце, потому что на чудных и русских запрет убийства деток в кино не распространяется. Чепуха, в общем, но посмотрел все серии не без удовольствия, хотя потом думал: зачем?
162. ДАНТЕ. АД, реж. Питер Гринуэй,
Вергилий - Гилгуд. Просто читают 8 песен, с минимальными комментариями филологов. Гринуэевский видеоряд - довольно однообразный, дешевый, очевидный и без особой фантазии, явно подхалтурить решил. Не шедевр, сляпали на скорую руку. Все равно приятно было слушать и смотреть. Данте люблю. Вторую половину Ада, которую делал Руис (мне он очень нравится), в Интернете найти невозможно.

Про книжки:

198. БРАГИНСКАЯ Н.В. КТО ТАКИЕ "МИРМИДОНЦЫ"?
Интересная статья, где автор доказывает, что это не какой-либо народ или племя, пусть даже вымышленное, а "демоны смерти, транскрибированные эпическим сознанием в воинственных мирмидонцев", некое, вызывающее ужас, хаотическое неразделяемое множество (эти значения имеют однокоренные слова) и вообще корень mr- в индо-европейских языках значит "смерть", "преисподняя", "черный". Фтия - тоже не географическое понятие, а некая область мир мертвых, и эта свита Ахилла противопоставляет его другим воинам как не вполне человека, связанного с потусторонним миром.
199. ЛЕОНИД КОРАБЛЕВ. ИЗ РАССКАЗОВ О ДРЕВНЕ-ИСЛАНДСКОМ КОЛДОВСТВЕ И СКРЫТОМ НАРОДЕ. - Хорошая, интересная книжка, все по делу, с филологией, и не для детей.
200. ФЕОФРАСТ. ХАРАКТЕРЫ.
В другом переводе с большой статьей и примечаниями. Читаю в сотый раз с тем же наслаждением и желанием, чтобы книжка была в десять раз толще. Прям прыгаю от возбуждения от того, что он современник Александра и хорошо его знал, и вся эта жизнь у него - прям то, что мне надо позарез, прямой репортаж из того времени.
201. ПАТРИК БОВЕН. ОКО КАИНА
Дурацкий триллер, с кучей дыр и натяжек. С эдаким лихим и разочаровывающим разворотом в конце. Написано примитивно, читать было легко, но явно незачем.
202. ВЛАДИМИР НАБОКОВ. ИСТИННАЯ ЖИЗНЬ СЕВАСТЬЯНА НАЙТА.
Бросил Аду, принялся за Себастьяна, и не прогадал. Писательская книжка, как "Дар", и с виртуозной композицией, слишком уж умышленной, но мне сейчас как раз интересно, как это сделано, а тут техника, как на ладони. Правда, я ситал слишком быстро и перечитывать желания нет, так что, наверняка я много упустил, но "кроткого человечка" в разнообразных его появлениях, Нину Заречную, шахматного коня-рыцаря-найта я разглядел и много еще разных мелочей. Я обычно такой умышленности не люблю, но сейчас - то, что надо.
203. ВЛАДИМИР НАБОКОВ. СМОТРИ НА АРЛЕКИНОВ.
А это не понравилось. Впечатление, что он совсем исписался - унылая книжка и без обычного блеска.
204. КЕЛЛИ ЛИНК. ВЛЯПАЛАСЬ!
Сборник причудливых приятных рассказов, изящно-жутковатых. Мне она нравится, фантазия у нее богатая и совсем ничего шаблонного, а пессимистический тон скрыт за девчачьим сказочным антуражем.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, О моей книжке, Сны, Цитаты

---

Дачный дневник

10 сентября, воскресенье

Немножко золота в осень, немножко бабьего лета. Фейерверки на даче и концерт при стечении бомонда. Я не слышал, что пели - в наушниках Рамо, Люлли и Палестрина.

11 сентября, понедельник

Доделал еще главку - и че-та мне не нравится все это, очередной кризис у меня. Вся эта часть будет унылая, я думаю, кроме последнего куска. Александр унылый, а это просто безобразие. Ненавижу прям свою главу про игру. Вторую неделю пробую ее оживить, и ни фига. А как по-другому? Зеленых человечков на летательной тарелке запустить? Гекзаметром главу навалять? Может, зря я переживаю - нельзя ж каждую страницу писать в разном стиле? Люди вон валяют диалоги на триста страниц, слегка разбавленные "сказал он, улыбаясь" - и ничего.

+++
Читаю воспоминания Ольги Гильденбрандт-Арбениной. Тоска. Некоторые ее картины сильно зацепили.

+++
От луны такая яркая тень, что когда я случайно свою увидел, то подумал, что неведомый черный зверь в траве ворочается.

12 сентября, вторник

Перед сном, в полудреме, мне привиделось, что потолок проваливается, и на мою кровать падает здоровенный ком гадюк. Это было так реалистично, что я дернулся прыгать в окно, схватив Чижа, но от этого движения окончательно проснулся, потом хлебал воду, стакан в руках трясся.

+++
Толстой - июль, Набоков и Гайдар - апрель, Достоевский и Хармс - февраль, Бунин - август, Чехов - сентябрь, Платонов - март, Булгаков и Вагинов - май, Тургенев и Мережковский - декабрь, Гоголь и Тэффи - июнь, Куприн и Добычин - январь, Паустовский и Шолохов - октябрь, Зощенко и Горький- ноябрь.

И другой набор поэтов: Гумилев - апрель, Маяковский - февраль, Фет - июнь, Несмелов - март, Елена Шварц - декабрь, Тарковский - сентябрь, Батюшков - июль, Олейников и Андрей Белый - январь, Есенин - октябрь, Хлебников - август, Кузмин - май, Брюсов - ноябрь.

+++
«Давай, коза, попрыгаем и ножкою подрыгаем, печаль-тоску размыкаем,»
Ну вот поныл вчера, что две недели ничего с текстом сделать не могу, а сегодня вдруг пошло, не все выправил, начало еще дурацким осталось, но уже радуюсь. Надо всегда поток сознания вставлять, вот что., без него слишком сухо и отстраненно выходит, а он что-то там внутри распускает, и сразу текст свободнее, легче. И еще понятно, что рано или поздно любой текст сдается, надо только подольше в него колотиться.

+++
Тигровые и огненные розы. Люблю их. Что-то они поздно в этом году расцвели.

13 сентября, среда

Сон про то, как я вез девочек-институток на поезде с Дальнего Востока в Москву после революции. Я воспоминания об этом читал прошлым летом - о том, насколько они были неприспособлены к жизни, до противного. Это наложилось на воспоминания Арбениной, "Батальон", ну и товарищ Сухов с гаремом тоже где-то рядом.

Только у меня во сне совсем другой настрой был: как будто я еду через всю Россию в компании ангелов. Девочки (там были только старшие классы, лет 16-17) - все удивительные красавицы (это под впечатлением Арбениной), серьезные, скромные, благородные. Никаких любовных историй, все, как младшие сестры, идеальная чистота отношений. Жизни они совершенно не знали, но мне верили абсолютно во всем и старательно делали то, что я им говорил. В дороге война началась, поезд стал бронепоездом, постепенно я их научил стрелять из пулеметов и пушек, в зимнюю военную форму нарядил. С ними не то что никаких хлопот, а наоборот, постоянная мысль, что лучших солдат у меня в жизни не было и не будет. Ни одной жалобы, только выдержка, бесстрашие, дисциплина и самопожертвование. Груз ответственности был невыносимый, постоянный страх, что я всех погублю. И в каждой ситуации, типа прямого попадания снаряда, я делал невероятные мозговые усилия во сне, чтобы девочки оказались живы.

Слава Богу, я всех целыми довёз до Москвы - в ней никаких большевиков, довоенная и дореволюционная жизнь, встречали с цветами, с оркестром, толпы рыдающих родственников, мои повзрослевшие красавицы в строю, в солдатской форме, с винтовками, и я такой - "голова обвязана, кровь на рукаве", весь седой от переживаний,, но ужасно счастливый. Самый чудесный сентиментальный финал.

Вот если б историю в реале можно было ментальными усилиями переделывать! Но я и за сон благодарен. Я так горевал вчера над судьбой Арбениной-Гильденбрандт, и вот мне дали возможность во сне тридцать таких девочек спасти.

+++
Лягушки из-под ног скачут, ходить страшно по тропинкам, чтобы кого не раздааить. Срочно нужно сорок тысяч лам, которые бы метелками расчищали передо мной дорогу.

Луна желтым бумерангом прилетела в голову. Какая-то она кривая и погрызанная. Небесная ворона выронила желтый кусок, и он теперь у нас спутник.

14 сентября, четверг

Сон. Опять на темы просмотренного-прочитанного. Антураж "Фицкарральдо" на этот раз.
Большая экспедиция вдоль реки в джунглях. Была карта, но не географическая, а особая - на ней было символически изображено место и значение каждого члена экспедиции в этой миссии. Сперва, одна группа людей, изображенная, скажем, как синее облако, несет на себе основной смысл экспедиции и делает определенную (психическую, духовную?) работу, потом вторая, похожая на лес, перенимает лидерство, и так далее. Связи между людьми были обозначены, как электрические цепи - в какой-то момент связь должна активироваться, в другой - прерываться. Руководитель экспедиции все это четко распланировал, потому что успех миссии зависел именно от взаимоотношений людей, а не от движения в пространстве.

И вот, в какой-то момент все члены экспедиции бесследно исчезают, и с карты тоже - там остаются сплошные белые пятна и две точки разного цвета без какой-либо связи - начальник экспедиции и я. Мы с ним мало знаем друг друга, а то, что знаем - не нравится, взаимная антипатия, подозрительность. Смысл экспедиции пропал, теперь мы пытаемся понять, каждый для себя: лучше продолжать идти вместе или расстаться? Я чувствую себя свободным от обязательств, а начальник не спит ночами, меня стережет, чтобы я от него не смылся. Меня беспокоит, что я ему зачем-то нужен, тут не просто страх одиночества. Я слышал прежде разговоры о том, что преодолеть водопады впереди можно только если принести в жертву человека. Мне это казалось полной фигней, но что на этот счет думает ополоумевший начальник - непонятно. В общем, два чужих, враждебных человека в центре диких джунглей с миссией, смысл которой потерян. Чем кончилось - не запомнил.

+++
Сегодня я внезапно придумал композицию "Миезы". Не знаю уж что получится, потому что придумка сложная, но надо постараться - там позарез надо от хронологического повествования отойти. Мне полторы главы, листа три-четыре до конца этой части осталось, так что уже приходится думать о следующей. Философию побоку - я в ней не силён, я другое придумал.

+++
Чет я залип на женские дневники после женских романчиков. Сейчас читаю Островскую, мрачную полячку, которая была подругой Ахматовой и агентом НКВД, нарочно внедренной для слежки за ней. Похоже, что это по ее доносам посадили Льва Гумилева и переводчицу Татьяну Гнедич, с кем она нежно дружила и чьим талантом восхищалась. (Я помню, нам в школе рассказывали про подвиг двух Гнедичей - слепого переводчика Илиады и Татьяны, которая переводила байроновского «Дон Жуана» в тюрьме, когда у нее не было ни книг, ни бумаги, и она помнила наизусть и оригинал, и множество вариантов своего перевода).

У Островской в дневнике после записи зимой 17 года о том, что она скоро пойдет в шестой класс и станет совсем взрослой барышней (католическая школа, избалованная дочка миллионера), следует сразу запись 21 года, где она - начальник Угро и ее отдают под трибунал из-за каких-то растрат или хищений. Вот бы ей в 17-м году сказать, что ее через четыре года ждет! ни одна мадам Ленорман такого не придумает.

О том, что Островская сексотка знали, Ахматова ее выставила (хотя она предпочитала, чтобы о ней осведомляли профессионалы, а не любители), но другие все равно продолжали общение с Островской - видимо, она была действительно интересным собеседником, и жажда умного разговора в людях была так велика, что ради этого шли на риск быть сданным на мясо. Людей вокруг нее асегда было множество, как мухи на мед слетались. В нее влюблялись, называли Мадонной, герцогиней, но она то ли лесбиянка, то ли асексуалка, пока непонятно.

Она была честолюбива - всю дорогу пишет свою "золотую книгу" и терпеливо ждет шанса рвануть с ней к известности в подходящий момент. Шанс ей не выпал, но жалеть не о чем, литературного таланта у нее не заметно: скромная актриса Арбенина пишет куда лучше, живее, легче, эмоционально захватывает, детали яркие, никаких банальностей, а Островскую то и дело в суконную казенщину заносит, и комплекс Сальери вовсю. После разоблачения у Ахматовой Островская стала писать про нее много гадостей - то ли месть, то ли попытка самооправдания, в общем, что-то сложное и интересное. Самолюбиаая, тщеславная, холодная, рассчетливая, не похоже, что ее запугивали и ломали, у нее, скорее, кайф от тайной власти над людьми. Сплошная достоевщина.

15 сентября, пятница

Читаю сейчас "Аду" Набокова и все ужасно не нравится - будто выживший из ума грязный старикашка сочинял в надежде вернуть потенцию хоть на вечерок, всё нимфеток мусолит, изжевал темы в кашку-размазню. Боюсь, что теперь и "Лолиту" разлюблю из-за этой "Ады". Слишком концентрированный Набоков, сильное раздражение вызывает каламбурами (а у меня на них аллергия), игривыми подмигиваниями, школьной сортирной похабщинкой. Какой-то прям одесский конферанс петросянит. И, кстати, вот у кого прилагательных и наречий! (" Присутствие этих восхитительных крохотных тварей, тонко расцвечивающих в полете благоуханную ночь, пробуждало в Ване нежное ликование...").

О книжках:

192-193. АЛЕКСАНДРА БРУШТЕЙН. В РАССВЕТНЫЙ ЧАС. ВЕСНА - 11.09
Еще больше политики. Нудные книжки, пролистал. Как мемуары - сомнительные, и определенно не худлит. С офигенной "Динкой" и рядом не стояли.

194. АНАСТАСИЯ ВЕРБИЦКАЯ. ДУХ ВРЕМЕНИ - 12.09
Книжка совершенно идиотская, но очень интересная. Вербицкая - бесценный автор, по ней можно понять, что понимал под красотой и стилем средний обыватель и гимназистки. "Такое одухотворенное лицо может быть только у истерички". Мода и масс-культура. Ужасный пошляк и дурак главный герой. "Я эстетик, я ловлю моменты, отдайтесь мне, сольемся, я вам дам мгновение, за которое и жизни не жаль. Ах, она покончила с собой? Как это стильно!" Про революцию 1905 читать жутко. Пулеметы, блядь, пулеметы где? Что приятно, Вербицкая - тоже "эстетик" и людей оценивает, в основном, по внешности, так что в ее книжках и роковые черносотенцы встречаются, и страстные патриотки. По крайней мере, односторонности нет.

195. ОЛЬГА ГИЛЬДЕНБРАНД-АРБЕНИНА. ДЕВОЧКА, КАТЯЩАЯ СЕРСО. ВОСПОМИНАНИЯ - 13.09
Очень горькая книжка, как и записки Ольги Ваксель. Судьба дореволюционных красавиц в советское время - это такая печаль. Арбенина, Психея, Сильфида, легкая, ласковая, пассивная, добрая, талантливая, созданная для того, чтобы на руках ее носить и стихи посвящать, - сперва Каннегиссер был влюблен, потом Гумилев, Мандельштам, Юркун, - всех убили, и оказалась в Тагиле, одинокая, никому не нужная, ни на что не годная, несчастная и исступленно мечтательная - влюблялась заочно в Де Голля, Рокоссовского, мечтала, что спасут ее и будут заботиться. С Ваксель еще страшнее.
Воспоминания хорошие, без соплей и литературщины, конспективные. А некоторые ее картины мне понравились очень.

196. ЗОБНИН. НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ. СЛОВО И ДЕЛО – 14.09
Дочитал вторую половину про советский период.

197. АЛЕН ВИРКОНДЕЛЕ. ЛЕГЕНДАРНАЯ ЛЮБОВЬ. 10 САМЫХ ЭПАТАЖНЫХ ПАР ХХ ВЕКА. ХРОНИКА РОКОВОЙ СТРАСТИ. – 15.09
Название дебильное, но персонажи яркие: Эдвард Мунк и Тулла Ларсен, Кокошка и Альма Малер, Ман Рэй и Ли Миллер, Экзюпери и Консуэло, Бальтюс со своей японкой и последний любовник Маргарет Дюрас. (И менее интересное, потому что более известное - Дали-Гала, Пикассо-Дора Маар, Роден-Клодель, Модильяни-Жанна). Написано плохо, но сами сюжеты и люди очень интересны.

О кино:

157. ФИЦКАРРАЛЬДО, реж. Вернер Херцог, 1982 - 11.09 - 9/10
Не ожидал, что будет так просветленно и такого вдохновенного, сияющего Кински. Чудесный фильм. Наверно, самый символический из всех, которые я видел, с самыми мощными метафорами.

158. ВЕСЬМА СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ, сериал, 2016
Ничего, только все плохо играют, кроме девочки. И еще там одна страшная девка есть, которую подают за красотку, а я ее видеть не могу.

159. ОКРАИНА, реж. Петр Луцик, 1998 - 8/10
Я очень люблю "Окраину" Барнета, а у Луцика - "Дюба-дюба" и "Дети чугунных богов". И этот фильм просто офигенный, я смотрел, открыв рот в полном ошеломлении от начала до конца, только ахал. Про то, как мужики правду искали. Кончается все пожаром Москвы. Это ироническо-эпическая стилизация под старые советские фильмы, типа "Мы из Крондштата", "Чапаев" и т.д. Былинная вещь, у меня прям кровь в жилах стыла от перспектив народного гнева.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, О моей книжке, Сны

---

Дачный дневник

3 сентября, воскресенье

Нектарины - румяные добры молодцы. На сливы будто кикимора надышала – в сизом тумане. Киш-миш любимый, обожаю есть его замороженным в жару, но и так хорошо. - "Продолговатый и прозрачный, как персты девы молодой" (Пушкин) - "Мне кажется тому немалая досада, чей перст похож на гроздья винограда" (А.К.Толстой) Дыни словно из фанеры, а внутри - сгущенка аромата. Арбузы почти взрываются, когда их ножом пырнешь, созрели для харакири, сахарное вскрытое брюшко под шкурой шанхайского тигра.

Видел сегодня одну совершенно золотую березу среди густо-зеленых деревьев. Барышня живет по календарю, а не по погоде?
Сенокосцы мои к осени заматерели, выросли раза в три-четыре, даже брюхо наели. Такие они мне совершенно не нравятся, и я их тапком луплю. Чет мне не верится, что это Кузьма с семьей так отожрался, - наверно, другая порода: Кузьма был из паучьих левреток-чихуахуашек, а это паучьи мастифы-сенбернары.

+++
После того, как я 5 месяцев промучился с умной английской книжкой об Александре, порадовало, что новый триллер на английском читается очень легко - а то я испереживался, что деградировал. Нет, вроде не особо, ура. Просто историческая книжка реально сложным языком написана, грамматика запутанная, до фига устаревших слов и оборотов (видно, высокий штиль применяет), а некоторых и в словаре вообще нет, и это неиантичные термины, с ними-то как раз без проблем, а какие-то сокращенные, что ли, слова (sec) и всякие там set и get с предлогами в непонятных значениях.

Надо будет в Москве нарыть что-нибудь интересное на английском в интернете, чтобы читать каждый день - какие-то блоги, журналы, сложить себе интересную английскую ленту. Только вот из чего? Как найти умных людей, которые хорошо пишут об интересном? И опять попытаться фильмы с субтитрами смотреть (с английскими на этот раз). Может, распечатать сперва субтитры, читать их и разбирать перед каждой сценой?

4 сентября, понедельник

Дымки костров, собачий редкий лай. "И парков черные бездонные пруды, Давно готовые для спелого страданья..." Глубокая сентябрьская дачная тишина, предсмертное умиротворение, покидание, забвение, смиренное расставание, печальный покой, сладкая уютная тоска. Розы еще пылают, деревья еще пышны, но все неумолимо клонится к концу, в закат.

"Но сердцу чудится лишь красота утрат,
Лишь упоение в завороженной силе;
И тех, которые уж лотоса вкусили,
Волнует сладостный осенний аромат..."

Если замутить флэшмоб, какие поэты с каким месяцем ассоциируются, то сентябрь - это определенно Иннокентий Анненский.

И пылок был, и грозен День,
И в знамя верил голубое,
Но ночь пришла, и нежно тень
Берет усталого без боя.
Как мало их! Еще один
В лучах слабеющей Надежды
Уходит гордый паладин:
От золотой его одежды
Осталась бурая кайма,
Да горький чад воспоминанья
Как обгорелого письма
Неповторимое признанье.

Что касается других поэтов: Пушкин - Май, Лермонтов - Август, Тютчев - Январь, Боратынский - Октябрь, Блок - Февраль, Мандельштам - Июнь, Ахматова - Декабрь, Цветаева - Июль, Пастернак - Март, Полонский - Ноябрь, а на мой Апрель что-то никого не находится, так пусть будет Георгий Иванов.

5 сентября, вторник

Я думал, две последние главы будут маленькими, а сложил материал - в каждой по два листа, а это много, почти сто страниц, так что, дольше их буду писать. Даст Бог, к зиме закончу, а то и к Новому году.
+++
Холодища, 10 градусов, дождь лепит целый день. Неприятно. Сидим целый день с Чижом под одним одеялом, он мне вместо грелки.
"Трубадура" вот слушаю - красивая всё же штука, эффектная и мелодии, аоторые в оолову врезаются, как барельеф. Странно, я никогда прежде оперу целиком не слушал, но практически все арии наизусть знаю,
А потом слушал Анну Моффа. Мне нравится она в бразильской бакхиане, а вот Чио-Сио-сан - нет, тут у нее и произношение какое-то вульгарное, как в мюзиклах, слишком широкие гласные, и слишком орет, форсирует и визжит на верхах, американская школа, луженые глотки. Но тембр интересный, грудной, с придыханием, даже с хрипотцой, глуховатый, чувственный. И сама красавица. Но все ж не из любимиц, мне ее облегченные трактовки не нравятся, вроде как у Нетребко.

6 сентября, среда

Очень замкнутой и закрытой жизнью я живу. Это не жалоба - мне бы еще посильнее замкнуться и закрыться, хотя дальше и некуда. Мне с людьми уютно, весело, хорошо, но где-то внутри мне кажется, что это потерянное, уворованное у чего-то более важного время. Все важное - наедине с собой, а когда с кем-то - социальная маска, поверхностность и слегка притворство. Приятно, но мне жаль времени на развлечения. А с людьми я только развлекаюсь.

Прочитанные книжки:

185. АНДРЕЙ САЛИКОВ. ЖАНДАРМ-1. - 4.09. - Пошла сейчас мода на беспощадных попаданцев, которые любят Россию в крови по уши. Поэтизация экстренного потрошения, тайных убийств и пыток во имя родины, и все такое. Я не чистоплюй, но чет не нравится мне эта тенденция. Не хрен палачей романтизировать, а то их враз слишком много разведется. И еще: нелюбовь к Англии - понятно, но с ней под ручку топает нежная любовь к Германии. С какой стати? Типа, нельзя жить без любви?

186. АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ. ГИПЕРБОЛОИД ИНЖЕНЕРА ГАРИНА. - 6.09. - Читал исключительно ради Зои Монроз, книжка - дрянь, даже смешно. А Зоя - обаятельная.

187. КАРЛ КЕРЕНЬИ. ДИОНИС. ПРООБРАЗ НЕИССЯКАЕМОЙ ЖИЗНИ. - 7.09. - Большая, умная книжка, много интересного материала, правда, Кереньи настойчиво пытается вывести культ Диониса из Крита и сделать его самым древним и приплетает Диониса ко всему, как Грейвс, который везде видит следы Белой Богини. Типа, если где присутствует бык - то это стопудово Дионис, если козленка в жертву приносят - тоже Дионис, хоть в Дельфах, хоть на Крите. Знакомая тенденция - распространить предмет своего увлечения на все космическое пространство и пихать его во все дыры, даже если он туда и не лезет.

188. ПАОЛА ВОЛКОВА. ДНЕВНИК - 7.09. - Очень вдохновляюще - сколько она работала! И что влюбилась в 80 лет. Но тараканы в голове тоже - астрология, сонники, вся эта муть. Впрочем, дело ее. Может, для нее это просто форма упорядочивания жизни. В книжки ее я заглянул - мне не пошло, поверхностно и неточно, она не историк, историю и искусство под свои теории подгоняет, это все для начинающих, чтобы темой увлечь. А если уже что-то знаешь, надо других авторов читать. Так мне на первый взгляд показалось. Может, лучше ее телепередачи посмотреть - так облегченный вариант легче проходит.

189. СТИВЕН КИНГ. ГВЕНДИ И ЕЕ ШКАТУЛКА. - 7.09 - Маленькая симпатичная повесть, не страшная. Шкатулка, исполняющая желания и убивающая.

190. ЮРИЙ БУЙДА. ВОР, ШПИОН И УБИЙЦА. -8.09
Что-то вроде автобиографии. Он хорошо про людей пишет, хотя слишком мрачно. Я ждал книжки про писательство, а здесь про жизнь и карьеру. Другие его книжки мне больше нравятся.

191. АЛЕКСАНДРА БРУШТЕЙН. ДОРОГА УХОДИТ В ДАЛЬ. – 9.09
Люблю детские книжки. Слишком много революционной морали, из-за этого я подозреваю и вранье, а так - ничего.

Про кино:

151. КРОВАВАЯ СТИРКА, 1993, Руджеро Деодато - 2.09 – 6/10
Эротический триллер, с красотками, интересным сюжетом вроде "Основного инстинкта", только вместо одной Шарон Стоун там три чеховские сестры. Хорошо всё сделано, изобретательные сцены, труп в стиральной машине, симпатичный мужик, девки горячие и с фантазией, неожиданный финал.

152. НЯНЯ, 1965 - 3.09 – 7,5/10
Прекрасный триллер с прекрасной Бет Дэвис. Все персонажи замечательные, мальчишка перед лицом смертельной опасности страх скрывает за похвальбой, а не выпячивает, его курящая малолетняя подружка, мать - инфузория в истерике, отец - карикатура на холодного джентльмена, тетка тоже колоритная. Из-за этого, хотя сюжет еще по аннотации был ясен, смотреть увлекательно, и напряжения до фига. Было тогда у людей чувство меры: чтобы зритель боялся, не обязательно надо показывать, как герой мечется в постоянном ужасе, можно его и бойцом показать, а чтобы скрыть убийцу, не обязательно показывать ее кроткой слезоточивой няшкой, дисциплинированная и корректная интереснее.

153. ИГРА ПРЕСТОЛОВ, 7-7.
Ну что ж, я верил в Сансу (ну еще б она поддалась на разводку Мизинца, когда рядом ясновидящий братец сидит) и что Джейме ломанет в конце концов бороться за правое дело, тоже было ясно. Порадовался за дохлого дракона, что его как огнемет используют, а то я боялся, что он будет массово обращать всех в зомбей (это было бы слишком уж круто, у людей тогда шансов нет). И теперь, судя по всему, все кончится конным поединком Пересвета с Челубеем с тем же результатом - Дейенерис героически помрет, прибив Ходока, а народу останется добрый законный король Джон. Надеюсь, что будет так, а не свадебка, потому что Дейенерис как королева все равно что какой-нибудь воскресший Нибелунг вместо Меркель - красочно, но неуместно.
Самая поганая сцена - как Джон мудрыми словами возродил Теона к новой жизни и как вонючка вдохновил своих моряков на подвиги (да кто бы за таким хоть куда пошел?) Самая милая сцена - с Сансой и Мизинцем. Ну и стена рушится душевно. Полюбовался.

154. ВРЕМЯ ПРОЩАНИЯ, реж. Франсуа Озон, 2005. – 7,5/10
Про молодого человека, который умирает от рака. Мельвиль Пупо для главной роли подходит идеально - трогательный и беспечный. Осмысленное угасание в одиночестве, нарочно никому не говорит, кроме бабушки. Почти ни о чем, без сюжета, ничего не проговаривает, ни с кем не объясняется, ни с чем не борется - очень хорошо.

155. ЖЕРТВЫ ВСЕСОЖЖЕНИЯ (Сожженные приношения), 1976 – 7/10
Про нехороший дом, куда приезжает семья с ребенком, опять чудная Бет Дэвис. Вместо всякого там полтергейста, особых спецэффектов, здесь все на психологии построено, на актерской игре. Приятное кино.

156. СТРАННЫЙ ГРУЗ, 1940 – 5/10
Джоан Кроуфорд (первый раз увидел ее ненакрашенную, и она оказалась красоткой) и Кларк Гейбл. Про побег с каторги в джунгли в компании с неким ангелом, что ли, и каторжники один за другим прозревают и погибают. Время, когда в Голливуде еще заботились о морали и нравственности. С одной стороны, это и неплохо, с другой – мораль в лоб раздражает.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, Стихи

---

Дачный дневник

27 августа, воскресенье

Почти осень, но только в воздухе. Деревья, наверно, так зелеными под снег и уйдут. Облака повсюду огромные и красивые, как страны из космоса. Надо налюбоваться, пока всё небо зимней серой холстинкой не затянуло. И надо заранее думать, в чем находить радость жизни, когда лето кончится.

Я думаю на даче сидеть до упора, слишком мало лета нам выделили, урезанную пайку. Феномен: салат на грядке месяц назад вырос на пол-мизинца и дальше расти отказывается. Огурцов тоже не видно совсем, они решили не рождаться. Крыжовник и смородину Чиж съел еще до созревания - ловкий парень, астает на задние ноги, как коза и объедает все, даже толщина морды не мешает. Сливы слишком высоко растут, я не достаю. И что мне жрать теперь? Сныть уже жесткая, как фанера, а на одном укропе я долго не протяну.

Скоро должна появиться всякая нечисть: пауки там, размером с орден бухарского хана, придут отложить 200 тысяч яиц в моей подушке, мыши, которым станет холодно в полях, придут нюхать мои заледеневшие пятки, злые осенние мухи ("мухи как мысли") закусают. Вот они-то меня в Москву и выживут.

Пора и привидениям в саду появиться, самое подходящее для них время - ночи черны беспросветно. Нужно же чему-то белеть среди яблоневых стволов и стонать, обняв рябину. Я себе этого позволить не могу, а обстановка того требует. Ходили бы среди кустов, гремя цепями, а я бы ужасался, что они даже травы не помнут, росы не стряхнут. Еще было бы неплохо, если б в саду раскинулся цыганский табор, горел бы костер, гитарные переборы, негромкое пение от тоски и всемирной клаустрофобии: "Ай нанэ мандэ родо, мэ мэрава, хасиём" - что-нибудь в этом роде. И пьяный медведь в красной рубашке. Это чтобы выдержать стиль чахлого августа, перетекающего в сентябрь.

28 августа, понедельник

Сон. Смотрел с высокого этажа вниз: там на улице собиралась очередь из людей в черном, в черных котелках. Свнрху - как таракашки. Выстраивались ровными ломанными линиями, по неслышимому приказу перестраивались также ровно, узорно. Прилетел маленький самолет (он летал ниже моего балкона) и стал расстреливать их из пулемета и забрасывать бомбами, а я смотрел, как они разбегались - как стадо или птичья стая, плотным тающим черным облаком метались внизу, теряя убитых, которые чёрными точками валялись по всей площади - уже хаотично. Эти люди казались мне чужими, но я все равно за них переживал. Сбегал в комнату, приволок телевизор и сбросил его на самолет, когда он рядом пролетел. Крыло подломилось, захлопало, и он улетел помирать куда-то в черном дыму. Внизу люди совсем разбежались и появилась толпа зверей из зоопарка: жирафы, носороги, слоны, - они тоже бегали всполошенной толпой, а когда заговорил громкоговоритель: "Всем немедленно спуститься в бомбоубежище" - все звери бросились туда, вдоль трамвайных путей. Раньше мне уже снились звери из зоопарка на войне, и не раз.


С погодой же - беда. 11 градусов, ледяной дождь с утра, небо беспросветное, так что книжку даже у окна без света читать нельзя (а с планшета можно!), пар изо рта. Лилии отцвели, а розы расцветают снова, и, что приятно, уже без следов болезни. Впрочем, на такой погоде, наверно, скоро сгниют.

Дождь, как будто и не прекращался с мая, солнечные деньки (сколько их там было за лето? пять или шесть?) - как полузабытый сон, то ли были, то ли не были, то ли сказка, то ли быль, но не из нашей жизни, а солнце, должно быть, я по телевизору видел, в кино про итальянскую жизнь. Про погоду по телевизору рассказывать перестали, наверно, бунтов опасаются и самосудов над синоптиками, типа, они нам бациллу в колодцы пущают и нитраты в тучи, бей синоптиков и велосипедистов!

Я завел себе новый вейп - здоровенный мощный агрегат. Носить с собой его трудно, потому что он, зараза, тяжелый и протекает. Зато крепость дает такую, что я кашлял от первой затяжки, как в шесть лет, вспомнил детство беспортошное. И дыма целые облака. Вот и развлекаюсь, глядя на вечный дождь за окном.

29 августа, вторник

Все еще холодно, но хотя бы дождик перестал, и солнце пару раз выглядывало, и есть некое предчувствие, что станет теплее, что-то милосердное приближающееся. ("И может быть на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной").

Уже который год я пытаюсь вообразить (сочинить) себе идеальных певцов. С сопрано больше всего ясности. Сейчас кручусь вокруг физической основы - голоса Розы Понсель, как он мог бы звучать на самом деле, а не в записях двадцатых годов, а к нему бы добавить страсть и трепет Каллас, ангелическую отрешенность, благородство и чистоту Виктории Ивановой и соколиных яростных вскриков Джесси Норман. С меццо-сопрано ничего не выходит, трудно сложить Обухову, Архипову и Мариан Андерсен, слишком уж они непохожи и по голосам и по манере. И еще колокольный звук и пафос Мерседес Соса, которая вне оперы, но очень хороша. И что-то подразумеваемое прекрасное у Савиновой, от которой так мало пения сохранилось. Тенора тоже врассыпную - я очень многих люблю, но ни одного не могу выбрать за основу, пожалуй, меня тянет к лирическим, сладостным - Джильи, Лемешеву, Флоресу, и чтобы добавить ум, вкус и понимание Доминго, но без Паваротти, Карузо, и Вилазона тоже не обойтись. Еще мне понравилось, как Нил Шиков пел Ленского, что-то в его манере особенно зацепило (его вместе с Доминго). И Корчак нравится. Отдельно - контртенора, которых я тоже давно полюбил. Баритонов я люблю похожих на Шаляпина в верхнем регистре, я их несколько таких слышал, с легкими, "поворотистыми" голосами, с отчетливым металлом, звенящей дикцией и разговорным тембром, но помню только одного Пьеро Капучилли, а знаменитые баритоны типа Хворостовского на мой вкус слишком густы и тяжелы, в повороты не вписываются, либо с тембром что-то не то, не мое. Из басов у меня любимый - Дормидонтыч (Максим Михайлов), я по нему прямо с ума схожу, голос ниже, чем у Шаляпина, но тоже легкий, гибкий, выразительный, и отточенная дикция, и меланхолия. Ну и сам Шаляпин, куда без него, хотя Дормидонтыч мне милее, в нем меньше шика, актерства, он более визионерский, медитативный. Вот только у меня совсем мало его записей. Да, еще несколько потрясающих басов-дьяконов слышал, в основном, в Новодевичьем - митрополит Ювеналий знает в них толк. Душу наизнанку выворачивают.

30 августа, среда

Плачу о лете. Вчерашнее обещание тепла не исполнили, правда, солнце выглянуло, посмотрело на затопленную землю и озябших людей, плюнуло и отвалило к эфиопам. Фаэтона, что ли, подпоить и взять на слабо? пусть колесницу Гелиоса раскочегарит и к нам поближе подгонит.
Ночью - 4 градуса, лютый холод.

1 сентября, пятница

Посмотрел немножко на гимнасток. Хороши наши двойняшки - такие эмоциональные, порыв, вдохновение, темперамент - будто в балете танцевать выходят, а не элементы крутить. Отточенность линий просто сверхъестественные. Еще итальянка понравилась, девка-чернавка с обезьянней пластикой. Милая дикарочка. Остальные чет никак. А еще у кого-то были офигенно красивые ступни, я всегда на эту часть тела западаю, как и на красоту рук.


О книжках:

177. МАРИК ЛЕРНЕР. ЦЕЛЬ НЕИЗВЕСТНА. ПОБЕДИТЕЛЕЙ СУДЯТ ПОТОМКИ.
Сложновата книжка для легкомысленного попаданческого жанра, но написана хорошо и умно, хотя и сухо.

178. СЕРГЕЙ ШКЕНЕВ. ЗАГРАДОТРЯД ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА. РАЗВАЛИНАМИ ЛОНДОНА УДОВЛЕТВОРЕН.
Последняя веселая книжка про попаданца из 41 года в императора Павла. Лихо написано, много симпатичных проработанных персонажей из местных, я это люблю.

179. ЮРИЙ БУЙДА. ЕРМО
Отличный маленький роман про вымышленного русского писателя-эмигранта. Пышная, щедрая книжка. Хотя сам победоносный герой мне не очень нравится, вроде еще более (до конца, до Нобелевки и Голливуда) успешного Годунова-Чердынцева, и еще более космополитичный. Но зато с жаркими любовями, зеркалами и лабиринтами. Вообще Буйда мне нравится, хотя я мало его читал - только еще Врата Жунглей. Буйная и мощная фантазия.

180. ТЕРЕНС МАККЕНА. ИСТЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.
О его путешествии по Колумбии в поисках галлюциногенов в странной компании хиппи, сектантов "Нового Иерусалима", собак, кошек и обезьяны. Блин, сразу бросется в глаза, насколько в 70-е годы был выше интеллектуальный уровень хипстеров того времени: тут "Улисс", "Бледный огонь", "Моби Дик", Флоренция и куча разных исторических и научных знаний, путешествия по Азии, контрабанда в Индонезии, работа учителем в Токио, энтомология, ботаника, Гераклит и прекрасный литературный стиль у 24-летнего хиппи. Сейчас такие от аниме тащатся и этим ограничивают свои философские и эстетические потребности.
Хорошая книжка и хороший перевод, но корректора не позвали - "скрипя сердце", "припаршивое настроение".

181. Александр Бушков. Другая улица.
Приятная книжка в любимом жанре фронтовых страшных баек.

182. Александр Бушков. Лесная легенда
То же, но пожиже, большую часть занимает довольно нудная повесть.

183. Robin Lane Fox. Alexander the Great
Замечательная книжка, которую я буду держать под рукой - она мне еще сто раз пригодится. Долго я ее читал, но дело того стоило.

184. Ричард Матесон. Я - легенда.
Хорошая книжка, совсем не похожа на дурацкий фильм.


О кино:

149. ИИСУС НАЗАРЯНИН, ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ, 1923, Чехия
Хотел совсем другой фильм смотреть, немецкий, Роберта Вине, но нашел только вот этот чешский. Тоже хороший, музыка поразительная, наивный, но от этого еще больше волнует. Поцарапанная темная пленка, тени и свет, музыка вместо слов - все это только усиливает впечатление.

150. КОЛЕНО КЛЭР, реж. Эрик Ромер, 1970
Милый фильм, но не в моем вкусе. Мужской французский взгляд мне совершенно чужд - вся эта полуторачасовая трепотня о женском колене будто бы с философский и литературной точки зрения, самовлюбленное тетеревиное токование. Закатил глаза и начал языком чесать о какой-нибудь фигне, а весь мир стоит на коленях и благоговеет: только не останавливайся, молю! Меня смешат и раздражают французские мужики, слишком много в них женского пустого тщеславия (кстати, во француженках его намного меньше, они вообще милые).

151. КРОВАВАЯ СТИРКА, реж. Руджиеро Деодато, 1993
Занятный эротический триллер про роковых трех сестер.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, Сны

---

Дачный дневник (скучный, не пишется)

13 августа, воскресенье

Изнемогающая в буйной зелени и стройках Москва. Я оттуда возвращаюсь, как пьяный, на подкашивающихся ногах. Пышные дамы в электричке энергично обмахиваются веерами, только свист стоит. Женщинам надоело быть худыми, а я не против, мне нравится, когда все разные.

Вышел из электрички прямо в закат, в ровное нежное тепло, золотой косой свет.

По дороге увидел дивной красоты собаку - среднего размера, где-то со спаниеля, улыбающаяся башка, демократично-дворовая, рыже-белая, высоко посаженные уши-лопухи с кисточками, вьются на ветру, хвост тоже с кисточкой, львиный, и совсем голое, темно-розовое тело то ли в пятнах, то ли в полосах. Что ж это за зверь такой обаятельный? Может, просто дворнягу обрили?

Вертолеты пролетают в моем окне чаще, чем бабочки, но реже, чем синички.

15 августа, вторник

Я сильно напутал с календарем в своей книжке. Придется потом все менять - погоду, природу. Ну да ладно, я разберусь, но в "Миезе" постараюсь жестко следить за этим.

Ночи черные, звезды яркие. Вокруг ни души. У всех наших соседей дети были одного возраста, и все выросли, и теперь уже на даче все лето не живут, старички и старушки то ли притихли, то ли поумирали - только у нас в окнах свет горит, а кругом тьма. Глухая, холодная ночь.

Никогда не хотел считаться пессимистом, потому что слово очень противно звучит. Пессимизм - тьфу! Да и неправда это. "Судьбе, как турок иль татарин, за все я ровно благодарен. У Бога счастья не прошу и молча зло переношу". ("Таракан не ропщет!" Цепь литературных ассоциаций указывает на скудость собственных мозгов, я щетаю, но ничего не поделаешь, я литературой живу больше, чем жизнью.)

Узнал, почему у английских полицейских такие чудные шлемы - чтобы на них можно было встать и заглянуть через забор.

16 августа, среда

Почему я всегда в кризисе либо в эйфории? Нормальных срединных состояний вообще нет. То в облаках парю, то цепляюсь из последних сил, чтобы не сорваться. Наверно, расплата за эйфорию, компенсация. Если подумать, меня это устраивает. Лучше так, чем ровное бесчувствие.

19 августа, суббота

Выписки: ЮРИЙ ТРИФОНОВ. ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ УРОКИ

Шкловский сказал: «Все пишут по-разному и все пишут трудно».

Теперь стремлюсь к связям отдаленным, глубинным, которые читатель должен нащупывать и угадывать сам. «И надо оставлять пробелы в судьбе, а не среди бумаг». Пробелы — разрывы — пустоты — это то, что прозе необходимо так же, как жизни. Ибо в них — в пробелах возникает еще одна тема, еще одна мысль.

я все еще не понимал окончательно — лишь догадывался неясно, — что главная трудность: находить слова.

Потом это понимание пришло. Мне кажется, я и писать стал иначе. Во всяком случае, одно знаю твердо: когда это понимание укрепилось, писать стало во сто крат труднее.

Тут нагрузка на каждое слово была куда значительней, чем в первом романе. Иногда даже попадались слова с двойной нагрузкой. Все это было заметно мне одному и двум-трем людям, мне близким.

Но прошло еще лет десять, и понимание главной трудности ремесла вновь изменилось. Эта трудность связана с предыдущей.

В словах должна выражаться мысль. Если нет мысли, а есть лишь описание, пусть даже художественное, филигранное, с красками, звуками, запахами, со всеми приметами жизненной плоти — все равно скучно. Без мысли тоска. Так мне теперь кажется. Раньше так не было. Я мог с удовольствием, старательно, со всеми сочными подробностями выписывать какой-нибудь пейзаж или внешность человека, это описание было самоцелью.

Создать картину! Вот, мол, как я могу, как вижу, слышу, чую: косогор, луг, роща, туман над рекой, запах сырой, сладкой, вымокшей под дождями листвы…

Эту литературу ощущений, такую поэтичную, такую романтическую, я назвал когда-то: «пахло мокрыми заборами». Рассказы из этой серии начал, честно признаемся, Константин Георгиевич. Потом появились писатели с еще более тонким зрением и изощренным нюхом.

Мне кажется, главная трудность прозы: находить мысли. Это не значит, конечно, что нужно непременно стремиться к глубокомыслию и в каждом абзаце изрекать афоризмы, а это значит, по-видимому, вот что: надо иметь что сказать. Сообщать читателю важное.

Для того чтобы появилась резкость, нужны подробности, нужна конкретность — пускай незначительная. И тут иногда могут помочь записи в старых блокнотах. Беглая, пустяковая запись в старой книжке, что-нибудь вроде: «Наши рубашки усеяны черными точками. Тля садится на белое. Аннадурды говорит, что зима была теплая, вся эта дрянь не вымерзла» становится необыкновенно нужной и нагружается смыслом.

Такую подробность не придумаешь за столом. Это можно только увидеть, заметить, запомнить или записать. Нет ничего драгоценнее мельчайших, гомеопатических подробностей. Поэтому так важны записные книжки.
Зато предварительное обдумывание — без записи — дает очень много. Чем больше и дольше обомнешь, обкатаешь мысленно сюжет, тем благотворней для вещи. Появляются объем, многозначность. Из того, что сочинил, самое удачное, на мой взгляд, то, что долго вылеживалось.
Лучшее время для обдумывания: утро, самое раннее, еще как бы спросонья. В первые секунды после пробуждения бывают пронзительные догадки. Не знаю, в чем тут секрет: может, в эти мгновения полусна-полуяви живут какие-то раскрепощенные, расторможенные представления, они сталкиваются с трезвыми дневными мыслями, и от столкновения происходит вспышка-догадка.

Работаю обыкновенно по утрам. Никогда — ночью, и даже вечером. Вечером не бывает ясной самооценки, можно иной раз с разгона и написать одну, две страницы, но наутро эти вечерние страницы почти всегда правишь жестоко, а то и вовсе выбрасываешь. Так что если бывает после удачной утренней работы нетерпеливое желание продолжить труд, развить успех (ведь написание страницы или двух сверх дневной нормы есть успех), почти всегда сдерживаешь зуд и заставляешь себя поставить точку. Очень хорошо, если вечером томит желание работать, а ты не работаешь и ждешь утра. Можно быть спокойным: это желание не исчезнет за ночь, наоборот, укрепится, дозреет до состояния невыносимейшей, страстной жажды, когда не в силах дождаться рассвета, чтобы выпить чаю и — за стол.

Одолевает такая забота: как люди должны поступать? Найти максимальное приближение к достоверности. Достоверность может включать в себя невероятные нелепости. Вот их находить — самое дорогое.
Меняется ли замысел в процессе работы так же, к примеру, как меняется сюжет, меняются характеры героев? Ведь метаморфозы с героями, обретающими свой нрав и свою волю, происходят постоянно. Ну, а что касается замысла — того высшего, который можно назвать сверхсверхзадачей, — он, по-моему, остается неизменным. Могут меняться в процессе работы только его ракурсы, формы его выражения.

Вот и еще одна громадная трудность в работе: угадывать литературщину. Ведь это оборотень. Это вурдалак, который прикидывается хорошенькой девушкой, соблазняет, заманивает. Как трудно бывает отказаться от какой-нибудь изящной метафоры, от пейзажа «с настроением»! Попробуй угадай, литературщина это или литература. Ведь так красиво. И ни у кого как будто не украдено. Вот это «как будто» и пугает.

литературщина — это наштампованные миллиардами бумажные деньги. Может быть, даже еще проще: литературщина — это отсутствие таланта. Впрочем, тавтология. Все равно, что сказать: бедность — это отсутствие денег.
литературщина — это что-то жеваное. Вроде жеваного мяса. До вас жевали, жевали, все соки высосали, а теперь вы начинаете работать челюстями. Куда как приятно. О, черт возьми, да как ее распознать? В том-то и окаянная сложность, что: у других видно, а у себя нет.

Литературщина многолика. Это избитые сюжеты, затасканные метафоры, пошлые сентенции, глубокомысленные рассуждения о пустяках. Это длинные, на полстраницы периоды с нанизыванием фраз, с нарочито корявыми вводными предложениями, утыканными, как гвоздями, словами «что» и «который» — под Толстого; или такие же бесконечные периоды, состоящие из мелкой, психологической требухи — под Пруста. Это сочные, влажные, сырые, мглистые нежно-палевые, пропахшие дождем и гарью пейзажи, — под Бунина. Это занудливые, но многозначительные «разговоры ни о чем» — под Хемингуэя.

Неуверенность в себе мне кажется плодотворней уверенности. Конечно, не такая уж неуверенность, когда все валится из рук, а такая — чтоб зудела чесотка, чтоб томила неудовлетворенность. Сделать лучше! Сделать иначе, продвинуться дальше.
Писатель, по-моему, должен постоянно меняться, должен ненавидеть свои слабости и отталкиваться от своих прежних вещей. Нет ничего страшнее радостного сознания: «А все-таки здорово я умею писать!»

Начала и концы. То, что требует наибольших усилий. Начало переделываю и переписываю множество раз. Никогда не удавалось сразу найти необходимые фразы. Бродишь будто на ощупь, с завязанными глазами, тыкаешься в одно, в другое, пока вдруг нё натолкнешься на то, что нужно. Мучительнейшее время! Начальные фразы должны дать жизнь вещи. Это как первый вздох ребенка. А до первого вздоха — муки темноты, немоты. Так как я люблю, чтобы первая страница рукописи была чистой, без помарок — снобизм, конечно, но ничего не поделаешь, привычка, — на это уходит обыкновенно чуть ли не полпачки бумаги.

В начальных фразах ищу музыкальный строй вещи. Какой-то особый символический смысл для начала необязателен, хотя, разумеется, прекрасно, если он возникает («Он поет по утрам в клозете», — начало могучее, с простором), можно начинать просто, как бы исподволь. Но непременно должна быть найдена точная музыкальная нота, должен почувствоваться ритм целого. Если это найдено — как за роялем, когда подбираешь по слуху, — тогда дальше все пойдет правильно.
А что касается концов — то тут не до музыки. Музыка может, конечно, присутствовать, и это неплохо, если она существует в последних фразах, но главное, что должно быть в конце, — смысл, итог. Пускай символически, иносказательно, эмоционально, каким угодно дальним ассоциативный путем, но надо, как говорится, подбить бабки. Концовки тоже тяжелое дело. Заканчивать вещь надо неожиданно и немножко раньше, чем того хочется читателю.

Сила и чистота: в достижении этого и заключается трудность. И люди, стремящиеся к такому достижению — не всегда достигающие, никогда не достигающие, но, боже мой, тут драгоценно стремление! — и есть настоящие писатели.

Олеша: все писатели мира — это как бы один писатель, хотя их разделяют, может быть, океаны, бездны, тысячелетия.

Однажды на семинаре говорили о подтексте, о краткости, об умении отжимать жир, воду, оставлять мышцы. О том, что искусство писать есть искусство вычеркивать. Константин Георгиевич сказал, что давно мечтал написать предельно краткий рассказ — такой, чтоб уже больше ни одного слова вырвать нельзя, иначе рассказу конец, смерть.

Вещь окончена, но над ней продолжаешь думать: видишь скрытые планы, неисчерпанные возможности, новые грани старых идей. В этом запоздалом дочерпывании, большей частью бесполезном для оконченной вещи, но плодотворном для будущей, помогает взгляд со стороны.

В статье «Иван Тургенев» Мопассан писал:
«Когда Тургеневу рассказывали о том, в каком количестве расходятся известные книги соблазнительного жанра, он говорил:
— Людей пошлого склада ума гораздо больше, чем людей, одаренных умом утонченным. Все зависит от уровня той интеллектуальности, к которой вы обращаетесь. Книга, нравящаяся толпе, чаще всего нам вовсе не нравится. А если она нравится нам, как и толпе, то будьте уверены, что это происходит по совершенно противоположным причинам».

20 августа, воскресенье

Сегодня мой левый глаз постоянно атакуют - сперва в него влетел какой-то мелкий полупрозрачный комар, потом мушка, потом - мелкая моль. Завтра, небось, влетит воробей, ворона и перелетный гусь.

Узнал, почему жителей Сибариса считали такими изнеженными - они делали на улицах навесы от солнца и, кажется, еще носили хитоны с длинными рукавами, когда холодно было.

24 августа, четверг

Сегодня сотый день как я на даче и пишу без перерыва. Закончил сегодня еще одну главу. Итак, за 100 дней (с 17.05 по 24.08) написано 3 главы - 25970 слова, 159060 знаков, 88,4 стр., 4,42 а.л. Это хорошо, я рад очень. Но и печально - ведь я никогда раньше так упорно и беспрерывно, на пределе, не работал - и даже ста страниц за сто дней не написал. Но ничего не поделаешь. Зато, если всегда так работать, то за год получится больше 90 тысяч слов, больше 300 стр. законченного текста, а это объем небольшого романа и вряд ли можно рассчитывать на большее. Вот только я не уверен, что смогу удерживать тот же темп всегда, я и так на себя удивляюсь, что так долго продержался.
Что же касается всяких там черновиков, фрагментов для будущего, заметок и т.д., то я написал этого барахла почти 86000 слов, в 3-3,5 раза больше, а сколько ушло в мусор, подсчитать невозможно, я ведь все правлю по сто раз.
Впрочем, и написанное - не окончательный текст, а первая редакция. Все это я еще собираюсь жестко править, когда закончу книжку целиком, но че-та мне кажется, что не доживу я до этого, уж больно велик материал. Ну да ладно. Мне процесс важен, а не результат.
Я совершенно точно понял, что мне необходимо всячески подпирать себя дедлайном, обязательной нормой на каждый день и жестким контролем с фиксированием результатов. Без этого буду писать по стишку в год.


Холодно, мокро, все кости болят. Фамильная, сука, подагра. Предки слишком много шампанского пили, да и я не отставал.


Тератология — раздел естественной истории и биологии, изучающий монстров, т. е. аномалии в строении и формах живых существ.

Прочитанные книжки

161. ХИЛАРИ РЕТТИГ. ПИСАТЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНО.
Написано настолько суконно, что наш Молчанов по сравнению с этой теткой - Цицерон. Не понимаю, как такое канцелярское чудовище может чему-то писателей научить. Тетка - бизнес-тренер, 200 000 раз написала слово "продуктивность", по 100 000 раз слова "прокрастинация" и "перфекционизм" и сделала вывод, что первое - хорошо, а второе и третье - плохо. Книжка - редкостная дрянь даже в этом убогом жанре.
162. ПАСКАЛЬ КИНЬЯР. ВИЛЛА АМАЛИЯ
Очень его люблю. Прекрасная простая книжка.
163. ДЭВИД МОРРЕЛЛ. ИЗЯЩНОЕ ИСКУССТВО СМЕРТИ.
Викторианский детектив, Томас де Куинси расследует массовые убийства. Попытки воссоздать атмосферу и ментальность 19 века - так чтобы сгодилось для любителей викторианских сериалов, не больше. Ну ничо так, можно почитать. Похоже на "Табу". Опять феминистка в главных героинях. Надоели они до смерти в исторических романах. Тут желание и рыбку съесть и все остальное поиметь - мол, исторический антураж в моде, но действовать в нем будет продвинутая героиня, удовлетворяющая современным вкусам, потому что реальные женщины тех времен упоминания не заслуживают, жалкие безмозглые рабыни. Как-то так.
Еще занятно, как американцы принялись демонизировать Британскую империю - в этой книжке, как и в "Табу", - мол, и опиумом китайцев травили, и индийцев убивали миллионами, и Ост-Индская компания - сущие дьяволы. Отмазываются от английских корней, общей истории - отречемся от Старого света, отряхнем его прах с наших ног.
164. ЭНДРЮ МАЙКЛ ХЁРЛИ. ЛОУНИ
Приятный готический роман про паломничество прихожан-католиков в странное место на морском берегу, ГГ - подросток, его брат - немой дурачок, которого надеются исцелить, мрачная мать, маленький католический приход, старый суровый священник, потерявший веру перед смертью, новый - душевный ирландец, который не пришелся ко двору. А вокруг творится что-то неладное, какие-то жертвоприношения младенцев ради исцеления, вандализм, иссякающая вера, заброшенность, одиночество. Печально, но не тягостно, в стиле Фланнери О'Коннор и много кого еще. Понравилось.
165-167. КАЛБАЗОВ. ФАВОРИТ. Т. 1, 2, 3.
168-169. СТЕПАН КУЛИК. САБЛЯ, ТРУБКА, КОНЬ КАЗАЦКИЙ. НОВИК, НЕВОЛЬНИК, КАЗАК
170. ВАРЛАМОВ АЛЕКСЕЙ. КРАСНЫЙ ШУТ. БИОГРАФИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ ОБ АЛЕКСЕЕ ТОЛСТОМ
Хорошая биография, умно и интересно написано. Немного коротко. С Толстым вот что странно - он себя всегда позиционировал как графа и аристократа (потому что титул и признание отцом ему дорого дались), но воспитывался либеральными разночинцами, и в нем и в его книжках никакого аристократизма днем с огнем не найти. Он смотрит на дворянство со стороны, чужим и недобрым взглядом, тональность, скорее, Демьяна Бедного, и нравы мещанские - все от брюха. Но все же что-то такое есть - патриотизм (тоже утробный) и внутренняя свобода (в том смысле, что ни перед кем он за свои дела оправдываться не собирается).
Интересно, что его приятель, граф Игнатьев, аристократ по рождению и воспитанию, в отличие от Толстого, во многом такой же гаденыш, но все же не такой циник, и его книжка 50 лет в строю, хоть и подлая, но вполне дворянская по стилю, а у Толстого - нет. В общем, он очень талантливый и даже не противный (слишком уж простодушный и забавный циник), но гад, и в книжках его чего-то основного не хватает. ОБВМа, что ли? И во всем, кроме Петра и Детства - привкус халтуры.
171. ЮРИЙ ТРИФОНОВ. ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ УРОКИ.
Я советскую городскую прозу не особо люблю, но Трифонов – приличный вполне писатель. И о писательстве толково пишет.
172. ГОЛОВЧУК. ПОЧЕМУ И НЕТ? Т. 1 И 2.
Попаданец-фехтовальщик в 1810 год. Прогрессорства совсем нет, просто приключения. Глуповато, а так – ничего, фигня.
173. АНАТОЛИЙ ДРОЗДОВ. КОНДОТЬЕР БОГДАНОВ
Веселуха. Летчик-герой с девушкой штурманом перелетают в Псков времен князя Довмонта. Нормально, но любовная история дико раздражает.
174. РОМАН ЗЛОТНИКОВ. КНЯЗЬ ТРУБЕЦКОЙ, Ч. 2
Герой-маньяк, весь такой непостижимый и безжалостный, местные повинуются или умирают. Чет, есть у меня подозрение насчет мания грандиоза у автора.
175. АНТОНЕН АРТО. ТРАУМАРА
Арто в наркотической ломке забрался на гору к мексиканским индейцам и участвовал в обряде пейотля.
176. КОНСТАНТИН КОСТИНОВ. ДЖИП, НОУТБУК, ПРОШЛОЕ
Живенько, но кончается, зараза, а маньяк не пойман, ничего толком не сделано, только завязки одни, а продолжения нет лет десять и, скорее всего, не будет никогда. Ну и ладно.

Просмотренные фильмы

145. УБИЙСТВО, 2 сезон
Первая половина занудная, все ходят и страдают, а под конец понеслось. Ничего, я к ним привык, приятный сериал. Но пока перерыв сделаю.
146. ИГРА ПРЕСТОЛОВ.
4 серии посмотрел из 7 сезона. Главное, что меня бесит в фэнтези-кино - это то, что актеры там ходят не как люди, а как на подиуме. Какой-то хрен лет двадцать назад решил, что это красиво, и с тех пор в каждом кино все персы выступают, будто у них кол в жопе, медленным торжественным шагом, иногда еще сложив крестом руки на груди, и смотрят вдаль на заходящее солнце. Когда так движется группа соратников - еще хуже, сраный мерлезонский балет. Меня от этого тошнит, и удовольствие от кино сливается в унитаз. Дейенерис - кошмарна с 1й серии 1 сезона и лучше не становится: тупой расфокусированный взгляд и буддийская полуулыбка, усы и брежневские брови, дешевый парик - две кудельки вдоль толстых щек, накрученные на слюнявый палец, и прикид, как у подавальщицы в боулинге. Еще вот что я подумал: Дейенерис должна героически помереть, и оставить все Джону Сноу. Она не может править в нормальных королевствах (ну типа как если бы Чингисхан внезапно возглавил нынешний совет Европы), зато она могла бы, жить в ставке где-нибудь в степи, окруженная войсками отморозков, и собирать со всех дань. И еще: никак нельзя ее спаривать с Джоном! Ей плохие парни нравятся, а с ним она со скуки взбесится. Серсея с очередной пластикой, хорошо, что сериал заканчивают, а то еще пара лет - и ее физиономия станет как у привокзальной синячки. Все они этим кончают. Серсея внезапно поумнела (где она раньше мозги прятала?), а Джейме убогий, нескладный, окончательно облез, но не поумнел. Это основные претензии. Остальное - ничего, интересно, смотрю. Началось мочилово. Новый пучок героев безжалостно выпололи.
147. ТЬМА, 2002, Испания-США, реж. Балагуэро.
Приятный мрачный фильм - безысходноздь! К сожалению, чувствуется американское влияние - злодей ужасно раздражает, да и вообще все персонажи очень американские, шаблонные. Остальное - хорошо.
148. ТРАМВАЙ ЖЕЛАНИЕ, реж. Элиа Казан
Хороший фильм и пьеса отличная. Только все очень печально. Надо Теннеси Уильямса почитать, он мне в душу запал, упаднический южанин. Очень трогательная Бланш, я бы влюбился, хотя внешне она мне не нравится, но уж очень душевно у нее мозги набекрень. И ужасный-прекрасный Брандо.

@темы: О книгах, О кино, Жизнь, О моей книжке, Цитаты