Я не червонец, чтоб быть любезен всем
Ролан Барт[35] утверждал, что независимая жизнь станет откровенным вызовом в демократических обществах. Он добавлял, что тому, кто осмелится жить, не участвуя в жизни общества, грозит весьма тяжкий удел. И верно: это поведение сегодня противоречит не только образу жизни самых молодых классов общества, но и угрожает всеобщему надзору, здоровью нации, моральной солидарности и науке с ее авторитарной системой оценок. Ролан Барт выразился на сей счет вполне недвусмысленно, написав, что единственная вещь, которую власть никогда не потерпит, это протест в форме обособления, ухода в себя. Такое возможно осуществить только в подпольных условиях. Только прибегнув к хитроумным уловкам. Можно открыто нападать на власть. Но обособление воспринимается обществом как угроза.
Чтение — это опыт, который кардинальным образом изменяет тех, кто посвятил себя процессу чтения. Следовало бы убрать все настоящие книги в дальний угол, ибо все настоящие книги неизменно подрывают основы общественной морали. Тот, кто читает, живет один в «параллельном мире», в «углу», более того, в своем собственном углу. Именно так читатель, этот одиночка в толпе, встречается в книге — физически, индивидуально — с пропастью предыдущего одиночества, в которой некогда обитал. Одним простым жестом — всего лишь переворачивая страницы своей книги, — он неустанно подтверждает свой разрыв с сексуальными, родственными и социальными связями, от которых ведет свое происхождение.
Читающий письмена теряет себя, свое имя, свои родственные связи, жизнь земную.
Некоммуникативность, возникшая гораздо раньше коммуникативности, должна быть сохранена в нашем подлунном мире, как охраняют диких зверей в заповеднике. Ей решительно противопоказаны речь, искусства, общественный и семейный уклады, любовные признания. Иными словами, это почти клиническая замкнутость на себя отдельной, индивидуальной души. Сердце каждой женщины, каждого мужчины должно считаться неприкосновенным. И ни при каких условиях не может быть открыто другим людям, возбуждать их желания, любопытство других животных или птиц, иначе его похитят и растерзают.
Бион[33] говорил: «Способность быть одиноким — вот главная цель жизни. Это основа творческого начала»
Свершение судьбы человека есть свобода личности, созданной для жизни в одиночестве.
Чтение — это опыт, который кардинальным образом изменяет тех, кто посвятил себя процессу чтения. Следовало бы убрать все настоящие книги в дальний угол, ибо все настоящие книги неизменно подрывают основы общественной морали. Тот, кто читает, живет один в «параллельном мире», в «углу», более того, в своем собственном углу. Именно так читатель, этот одиночка в толпе, встречается в книге — физически, индивидуально — с пропастью предыдущего одиночества, в которой некогда обитал. Одним простым жестом — всего лишь переворачивая страницы своей книги, — он неустанно подтверждает свой разрыв с сексуальными, родственными и социальными связями, от которых ведет свое происхождение.
Читающий письмена теряет себя, свое имя, свои родственные связи, жизнь земную.
Некоммуникативность, возникшая гораздо раньше коммуникативности, должна быть сохранена в нашем подлунном мире, как охраняют диких зверей в заповеднике. Ей решительно противопоказаны речь, искусства, общественный и семейный уклады, любовные признания. Иными словами, это почти клиническая замкнутость на себя отдельной, индивидуальной души. Сердце каждой женщины, каждого мужчины должно считаться неприкосновенным. И ни при каких условиях не может быть открыто другим людям, возбуждать их желания, любопытство других животных или птиц, иначе его похитят и растерзают.
Бион[33] говорил: «Способность быть одиноким — вот главная цель жизни. Это основа творческого начала»
Свершение судьбы человека есть свобода личности, созданной для жизни в одиночестве.
(Паскаль Киньяр. Ладья Харона)
кисейная река, Киньяр у меня самый любимый писатель из современных, очень его люблю, но тут ужасно расстроился - вылез в нем вдруг такой стандартный французский экзистенциалистский атеизм. И сразу так все плоско показалось. Но я все равно много прекрасного из него выколупываю.