Я не червонец, чтоб быть любезен всем
Чет впадаю в анахоретство, опять влеченье, род недуга, никем незамеченным пробираться по жизни. Осенняя депрессия, штоле?
В соцсети заглядывать боюсь: вдруг наткнусь на уренгойского мальчика (сочувствую бедолаге за неуклюжую речь о пацифизме и сержусь на склонность подхалимничать перед иностранцами и на неприличную торопливость поучаствовать в общественной травле).
Читаю книжку про Ленина и чет расстроился, что он тоже любит липы и в детстве читал один из моих любимых в детстве медитативно-гипнотических стихов: «Где гнутся над омутом лозы...». Это соприкосновение с Ильичом, боюсь, отравит мне слегка и липовый цвет, и графа Толстого. Я был в Симбирске. Там пусто, очень пусто вокруг его огромного музея, ветер гуляет, а огромное здание стоит, как пирамида майя, вдали от людских троп, как место, где водятся злые духи. Там продавали солдатиков всех видов и, помню, что я все время вспоминал о подруге, умершей от рака.
В соцсети заглядывать боюсь: вдруг наткнусь на уренгойского мальчика (сочувствую бедолаге за неуклюжую речь о пацифизме и сержусь на склонность подхалимничать перед иностранцами и на неприличную торопливость поучаствовать в общественной травле).
Читаю книжку про Ленина и чет расстроился, что он тоже любит липы и в детстве читал один из моих любимых в детстве медитативно-гипнотических стихов: «Где гнутся над омутом лозы...». Это соприкосновение с Ильичом, боюсь, отравит мне слегка и липовый цвет, и графа Толстого. Я был в Симбирске. Там пусто, очень пусто вокруг его огромного музея, ветер гуляет, а огромное здание стоит, как пирамида майя, вдали от людских троп, как место, где водятся злые духи. Там продавали солдатиков всех видов и, помню, что я все время вспоминал о подруге, умершей от рака.